Алешко Антон - Над нами миллион высоты

— Что нет, то нет. В такие места не заглядываю,— от­казался Смирин.

Оружейник нахмурился, но промолчал.

— Велик наш Союз, а куда ни поедешь — всегда встретишь знакомого,— заметил Смирин, чтобы сгладить неловкость.

— Много наших однополчан на Урале. Помните, у Загорина был рыженький такой механик Карлюк? Все зва­ли его профессором...

— Помню.— Смирин действительно вспомнил Карлюка,— Так и спал с книжками под самолетом.

— Мы над ним смеялись, а ему хоть бы хны. После войны поехал кончать институт, из которого уходил в ар­мию. Теперь в самом дело профессор. А Загорин где?

— Командует соединением. Генерал...

Смирин ужо не прочь был бы поговорить с однополчанином, но не ради этого он летел сюда, и сейчас вспыхнувшая с новой силой надежда гнала его дальше. Торопливо попрощался.

Как ни спешил, обойти парикмахерскую не мог. Сел во свободный стул и, пока парикмахер правил бритву, рас­сматривал себя в зеркале. Даже улыбнулся тому, что его узнал однополчанин. Сейчас он сам себя с трудом узнавал. Глаза, казалось, еще сильное запали, потемнели, лицо осу­нулось, хотя на нем и читались необыкновенное волнение и радость.

Не удержался, заговорил с парикмахером о житье-бы­тье. Не мог дождаться, пока тот покончит с бритьем.

Красивое, белого мрамора здание аэровокзала встре­тило его гомоном пассажиров, веселой музыкой, лившейся из репродукторов.

Бывает же везение: кассирша сказала, что в нужном ему направлении скоро вылетает самолет и есть одно сво­бодное место. Смирин взял билет и сразу прошел на посад­ку. Через полчаса под крылом тянулись уже леса, поблес­кивали реки...

Смирину почему-то казалось, что сейчас они летят мед­ленное, чем утром, хотя скорость самолета была та же самая.

Незаметно для себя уснул, а когда проснулся, самолет ужо заходил на посадку. Промелькнула желтая река, по­казались крыши строений, и наконец под ногами мелко­-мелко задрожал пол — самолет катился но бетонке аэро­дрома.

Рейс на Самарканд был только через три часа. Билет Смирин оформил без задержки и пошел в город. Бродил по улицам и замечал, что все здесь иное, чем в Оловянске,— и дома, и тротуары, и сами люди. Да так оно и было.

Смирину начало казаться, что его перелетам не будет конца, и, едва диспетчер объявил посадку, он первым на­правился к самолету. На этот раз летели долго и, казалось, совсем уж медленно. Видно, скорость полета скрадывали темная ночь и небо, усыпанное крупными неподвижными звездами. Был момент, когда Смирин припал к иллюмина­тору, чтобы понять, летят они или стоят на месте.

"Вконец залетался" — с удивлением посмотрел он на мирно спавших пассажиров и пошел к рубке. Второй пи­лот успокоил его:

— Через час будем на месте.

И длился этот час бесконечно...

Как-то неожиданно слева от самолета зазеленело небо, и словно кто-то раздвинул занавес — так быстро стало све­тать. Под самолетом плыла серо-желтая пустыня, потом замелькали круглые башни, белые здания, сады.

Смирин громко вздохнул — наконец-то! А на душе ста­ло еще тревожнее...

На площади перед аэровокзалом Смирин спросил, где находится новый текстильный комбинат.

— Рукой подать,— ответил человек в большой, как ре­шето, каракулевой кубанке.— Мой дед, когда начинали строить комбинат, на ишаке за час доезжал. А вы возьмите такси и не заметите, как там будете.

Смирин поблагодарил и сел в машину.

По обе стороны шоссе тянулись зеленые рядки посевов. Смирин никак не мог сообразить, что росло на поле.

— Белое золото! Хлопок! — пришел ему на помощь шофер. — Сейчас проводим второй полив.

Впереди показались строения с плоскими крышами, утопавшие в зелени. Замелькали дома, пешеходы на тро­туарах. Шофер лихо развернулся напротив проходной будки комбината.

— Приехали... А больница вон там, на той стороне.

Смирин пересек улицу и подался в сторону больницы.

Встретил на больничном дворе мужчину в белом костюме.

— Скажите, где живет врач Смирина?

Тот показал на противополож­ную сторону улицы:

— Видите крайнее крыльцо? Там...

Смирин не перешел, а словно на крыльях перелетел улицу. Взбежал на крыльцо, постучался.

— Входи, Тина! — услышал он женский голос.

Смирину показалось, что сердце вот-вот вырвется из груди. Он прикусил губу и толкнул дверь.

— Я тебя давно жду,— произнесла женщина, листав­шая за столом книгу.—Опаздываем мы с тобой.

Отложила книгу, скользнула озабоченным взглядом по платью, висевшему на спинке стула, и только после этого обернулась.

— А-ах! — вырвалось у неё.

Держась за край стола, отступила назад. В широко рас­крытых глазах на белом как полотно лице были одновре­менно растерянность и ужас. Секунду спустя обеими ру­ками сжала виски.

— О, боже!

Подалась было к Смирину, протянула руки, но тут же, словно в испуге, опять отпрянула.

— Алеся, милая...— шагнул к ней, Смирин. Она, будто защищаясь, выставила вперед руку.

— Алеся, это же я...

Он схватил ее руку, прижал к груди.

— Микола?..— наконец прошептала она. И только тут в глубокой синеве ее глаз вспыхнули радостные искорки.

Она, как крыльями, взмахнула руками и повисла у него на шее. Плечи ее судорожно затряслись, и между поцелуями можно было разобрать только одно:

— Микола... Коля...

Смирин чувствовал, как сквозь многолетнюю горечь изболевшейся души в нем поднимается целительная ра­дость.

— Вот я и дома. А где же наш Василь? — перехватил он горячий взгляд жены.

— Учится Василь...

Смирин больше не одерживал себя, подхватил Алесю на руки, носил по комнате и жарко целовал ее губы, глаза, лоб. И все что-то говорил, говорил...

— Алеся, милая...

Потом сидели рядышком, и он гладил ее руки, время от времени подносил их к губам.

— Вот тут я и живу.— Алеся глазами обвела комна­ту.

— Одна. А ты? — спросила с опаской и даже зажму­рилась в ожидании ответа.

— И я один...

Алеся не могла оторвать взгляда от мужа, любовалась им. Ей было так хорошо, что она боялась пошевелиться, чтобы не спугнуть нежданную радость.

Наконец вскочила, сказала с упреком себе:

— Жена называется! Завтракать пора! Мойся!

Он умывался на кухне под краном, плескал в лицо прохладную воду. Вытираясь, задержался у открытого окна.

На затянутом дымкой небе высоко стояло раскаленное солнце. За истомившимся от жары садом виднелись корпуса текстильного комбината.

— Эти махины выросли за три года,— ставя на стол тарелки, сказала Алеся.— Интересный край, правда?

Смирин пригладил волосы, подсел к столу.

— А как там наша Беларусь? — продолжала Алеся.— В конце июня собиралась поехать в Минск. Василь-то наш там...

— В Минске? — подскочил Смирин.

— В суворовском...

Она вышла из кухни и возвратилась с альбомом. Рас­крыла, показала фотографию сына. На Смирина усмешливо глянул бравый суворовец. Был он в парусиновой гим­настерке с погонами, фуражка слегка сдвинута на левое ухо. В больших прищуренных глазах — лукавинка.