Алешко Антон - Над нами миллион высоты

Макаров от огромной перегрузки врос в бронеспинку и только диву давался, как быстро увеличивались, росли черные силуэты бомбардировщиков. Зрение настолько обо­стрилось, что он отчетливо различил стволы пушек на хребтах самолетов "противника".

Силуэты выросли еще больше, и когда Макарову пока­залось — вот оно, самое время открывать огонь, Зверев приказал:

— Выход!

Звенья одновременно сделали свечки и потянули кон­цами плоскостей белесые шлейфы конденсированного воз­духа. Выйдя из атаки, они прошли немного с набором вы­соты, и снова послышалась команда:

— Атакуем еще раз!

Теперь атаке подверглись центр и левое крыло груп­пы, отвернувшей от Ятвезя на север.

Макаров сжал ручку управления до того, что в глазах заискрились радужные круги, выхватил свой самолет и ни на метр не отстал от ведущего.

— Держитесь! — подбодрил его Зверев, но Макаров не нуждался в этом — полупереворотом, точно, как и ведущий, вышел из атаки.

— А сейчас поможем Анутюнову, — сказал Зверев и повернул свою группу вправо. В момент, когда истребители прикрытия на вертикали потеряли скорость, Зверев атаковал их и, выходя боевым разворотом, заметил красноносый самолет посредника.

"Так они прихватили полковника Хмарука" — улыбнулся Зверев, увидев, как посредник метнулся в сторону.

Мелькала и кружилась, ярко освещенная солнцем земля, а синее небо темнело в своей безбрежности.

— Приказ выполнил, — передал Зверев на командный пункт. — Как поняли?

— Вас понял, — ответил Астахов.

— Иду домой, — сказал Зверев и повернул на свой аэродром.

Самолеты снижались по большому кругу, равняясь на ведущего. Потом зависали все ниже и ниже, и Макаров в паре со Зверевым сел, зарулил. Вылез из кабины, снял парашют и спрыгнул на землю. Его подхватил под руки Смирин — ни о чем не спрашивая, тот понял, как счастлив лейтенант.

Гудела, звенела вся округа, слов нельзя было разобрать. А когда зарулил последний самолет, с командного пункта взлетела красная ракета.

— Отбой!

Смирин ехал с аэродрома вместе со Зверевым и без конца его распрашивал. Он был счастлив, что Макаров хорошо держался в полете, что группа Капустина тоже отлично провела атаки по целям.

— Интересно, как оценит наш вылет полковник Хмарук, — прищурился Зверев.

— А разве Хмарук с вами летал?

— Он летел с группой бомбардировщиков. Посредником был...

— Он-то оценит... — Смирин тронул шофера за плечо. — Я здесь выйду.

Машина на секунду притормозила и помчалась дальше.

Смирин свернул на полевую дорогу. Навстречу потянул свежий пахучий ветерок.

Дорога взбежала на пригорок. По обе стороны ее вы­сились вековые березы. Комли их были черные, шершавые, а ветви сплетались вверху зелеными косами, образуя длин­ный туннель. Из сплетения ветвей послышалась одна соловьиная трель, потом вторая... Смирин остановился, под­нял голову. И вот уже не одиночные трели, а целый хор соловьиных голосов словно опрокинулся на него. Тонко звенел чистый, как стекло, воздух.

Необычайную легкость почувствовал Смирин. Он прислонился плечом к стволу березы, ощущая, как разливает­ся в душе приятное тепло. Смотрел вдаль, вспоминал...

Соловьиная песнь вдруг оборвалась. И сколько Смирин ни стоял, сколько ни вслушивался — слышал только шум ветра, шорох листвы на деревьях, гудение пчел...

Придя домой, тихонько, чтобы не разбудить жену, во­шел в комнату, но Алеся окликнула его из кухни:

— Где ты был?

— Ты ничего не слышала? Ну, значит, крепко спала. А мы уже "отвоевались" и вернулись с аэродрома. Знаешь, за городком у нас есть местечко, где поют соловьи. Что-то невероятное!

— Завтра вместе сходим.

— Непременно! А я подумал: домой рановато, ты еще спишь, взял да и свернул на дорогу, обсаженную плаку­чими березами. Как посыпались трели — дух захватило. Когда-то, в сорок третьем, когда стояли в обороне на Кур­ской дуге, нам на рассвете не давали спать соловьи.

Соловьи, соловьи, не тревожьте солдат,

Пусть солдаты немного поспят,—

пропел он легко и красиво.

Позавтракали, и Алеся стала собираться на работу.

— Я тебя провожу,— вызвался Смирин.

Вдвоем шли по широкой аллее, улыбались голубому небу, чистому утру. Было так хорошо, так покойно, что ни о чем не хотелось говорить.

Возле лазарета встретили Дыма. Он уже ходил без ко­стылей. С ним был капитан Кудлач.

И Дым заметил их, взял Кудлача под руку, пошел навстречу.

— Прошу внакомиться: моя жена,—сказал Смирин.

Дым обнял Алесю, назвал себя и тепло поздоровался.

— Очень рад вас видеть,— и показал на Кудлача.— А это наш ас...

— Капитан Кудлач,— скромно и как-то даже расте­рянно представился тот.

— Как ваша нога? — глянула Алеся.

— Хожу,— радостно улыбнулся полковник.— Наде­юсь с помощью вашего мужа в скором времени разбить гипсовую колодку. А? — посмотрел на Смирина.

— Какое число написано на гипсе?

— Девятнадцатое...

— Девятнадцатого и будем разбивать.

Дым заметил, как Алеся бросила взгляд на часы.

— Торопитесь?

— К больному.

— Работаете уже?

— И дня не посидела дома,— ответил за жену Смирин.

— Вчера к нам привезли тракториста,— сказала Але­ся.— Что-то там разорвалось, и осколки ударили в грудь. Уже и пульса почти не было. Я оперировала. И что вы думаете? Один осколок ранил сердечную сорочку, а второй засел в самом сердце. Извлекли осколки, сделали перели­вание крови — и человек будет жить. Спешу его посмот­реть. Заходите к нам,— пригласила она Дыма и попроща­лась.

Дым молча смотрел ей вслед, потом заговорил, обраща­ясь к Кудлачу:

— Слыхали, Степан Степанович, у нас в городе делают операции на сердце! Не в институте, не в столице, а у нас...— Он возбужденно качал головой.— Это вам не нару­шителей сбивать.— Помолчал немного и с удовлетворением сказал: — А наши сегодня хорошо летали!

— Вы давно знаете полковника Хмарука? — спросил у Дыма Кудлач.

— На Курской дуге познакомились.

— Значит, порядочно... А я вам выдам один секрет.— Кудлач усмехнулся.— Мой нынешний командир Алесик поставил перед личным составом задачу: перегнать ваш полк в летной боевой учебе...

— Николай Иванович, слышите? Сбивайте с ноги ко­лодку, нельзя дремать,— засмеялся Дым,— Но мы не усту­пим. Так и передайте.

— Как Марина и Саша? — спросил у Кудлача Смирин. — Привет им...

— Спасибо. Все хорошо. — Теперь уже Кудлач взгля­нул на часы.— Мне пора.

— И мне,— сказал Смирин.— Нужно в штаб...

В строевом отделе увидел начхима полка,

— Приехали уже?

— Да вот прямо с вокзала.

Пришел и Твердохвалов. Начхим доложил о возвраще­нии из командировки.

— Рассказывайте по порядку.

— Приехал я в эту их Дубровку,— отбросил официаль­ный тон начхим,— расспросил, где живут Корженевичи, и к ним. "Здесь живет Алесь Корженевич?" — "Тут". Из другой комнаты выходит он сам. Хватает за руку, тащит за стол. А мне, сами понимаете, не до угощений. "Ты что ж, говорю, думаешь ехать в полк? Или будешь дома отсиживаться?" Корженевич смутился, достает из стола свидетельство военно-врачебной комиссии. Оказывается, вот как дело было. В нашем гарнизонном госпитале после излечения он получил отпуск при части на две недели. Ре­шил на свой риск подскочить домой. Взобрался на площад­ку товарного вагона и поехал. За дорогу, слабый еще после болезни, так простудился, что еле слез на своей станции. Оттуда его направили в госпиталь, а потом комиссовали. Говорит, что писал в полк. Не получали письма? — Нач­хим посмотрел на начальника строевого отдела.