Сергей Малашкин - Девушки

— Где Ольга? Хочу видеть Тарутину!

— Была, да уехала, — отозвалась строго Даша. — Вы, Ливанов, что, не видите, а?

— Фу! Это вы? Ольга! Даша! Здравствуйте! — воскликнул приветливо Ливанов, крепко пожимая девушкам руки. У меня глаза-то не кошачьи. Кошки видят в такой тьме!

— И совсем не темно, а серо, — поправила Глаша. — А теперь пропустите нас, мы в баньку идем!

— Эх, и я пошел бы с вами, да уже вчера Долгунов выкупал меня, а на днях парить собирается, — проговорил сразу изменившимся, скорбным голосом Ливанов. — Хочет выступить с критикой на партийном собрании.

— Да за что же, Ливанов? — спросили хором девушки.

— Вчера за девушек Звягинцевой, — ответил Ливанов, — за то, что не успел подать дрезину на вокзал под вещи. А тут вас не встретил. Ну, Матвеевич и кипит и бурлит, как вулкан. Тысячи девушек прибывают. Дрезин мало. Я парторг с волдыринского поля, а встречаю девушек из соседних полей. Ну, просто разрываюсь на части!

— А где другие парторги? — спросила Кузнецова.

— Еще не приехали из Москвы, а некоторые застряли в пути. Едут. Вот я один и мотаюсь.

— А мы зачем вам, товарищ Ливанов? — спросила Ольга.

— Заступитесь за меня, поговорите с Долгуновым.

— Вы же, Ливанов, нас не встретили, дрезину не подали, и мы… — возразила Тарутина. — Мы тут уж за одного заступились и пожалели.

— Это за кого же? — встрепенулся Ливанов и надвинул кепку на глаза. — За коменданта?

— За него, кривого красавчика, — рассмеялась Даша.

— По-ни-маю! — протянул Ливанов. — По-ни-маю! Это за то, что он посадил вас в такой барак и на кадушках спать заставил с дороги? Вот и зря, девушки! Я на вашем месте не стал бы заступаться за него.

— А за Ливанова, который заставил нас тащить чемоданы и корзины на себе? — спросила Тарутина.

— За него надо. Если он не подал дрезину, то не по своей халатности, а… встречал других. Вы только скажите парторгу, что я видел вас на станции, вызывал дрезину под вещи…

— А мы вам, товарищ Ливанов, сказали: «Не надо, мы пойдем и пешком»? Вы что ж, Ливанов, учите нас лгать?

— Какая же это ложь! — обиделся Ливанов. — Я же чистосердечно рассказал вам, как я… Да что и говорить! Вы сами видите, что я как белка в колесе верчусь! — воскликнул он возбужденно и махнул рукой. — Я и еще два парторга на весь участок. Не разорваться же нам? А Емельян Матвеевич беснуется: «Где, говорит, у вас большевистская забота и чуткость к людям трудового фронта?» Знаете, с Долгуновым трудно говорить, когда он рассержен…

Разговаривая, девушки и Ливанов незаметно подошли к бане. Тарутина остановилась и сказала:

— Да, в эти дни много тысяч торфяниц приехало сюда. Но ведь это для вас не могло быть неожиданностью.

Ольга и Даша поднялись на крыльцо бани. В раздевальне и в просторной горячей бане было весело и шумно. Из открываемой то и дело двери вырывались пухлые, похожие на огромные клочья взбитой ваты облака пара. Остро пахло распаренными березовыми вениками.

— Веники! — воскликнула Лена. — Ну и попаримся!

— А это комендант прислал должок за то, что заступились за него, — сообщила Соня Авдошина. — Как только мы с Варей подошли к бане, какой-то маленький чистенький старичок вышел из сенец, указал на вязанку веников и ласково шепнул: «Берите, внучки, веники. Это для вас сам комендант прислал. Для вас только расщедрился». Отдал нам ключ и ушел.

Из бани все вновь прибывшие торфяницы пошли завтракать в столовую. Столы в огромных залах были накрыты белыми скатертями. Пол был немножко грязноват, еще не успели подмести. Едва девушки расселись за столы, как подавальщица со злым лицом стала сдергивать скатерти.

— Зачем снимаешь? — робко спрашивали девушки.

— Ишь чего захотели, — огрызалась подавальщица, — скатерти вам!

— Зачем тогда стлали?

— Стлали, да сняли! — острила подавальщица, кривя тонкие губы. — Поглядели — и хватит!

— А для кого скатерти нужны?

— Во всяком случае, не для вас! Начальство тут было вчера…

Подавальщица хотела было сдернуть скатерть.

— Оставь! — сказала сурово Даша.

— Не оставлю! — вскипела подавальщица, но, встретившись со взглядом Ольги, сразу присмирела. — Ольга Николаевна, с прибытием вас!..

У кассы образовалась длинная очередь, у прилавка, за которым раздавали пищу, — еще длиннее. Подавальщицы на каждое замечание и просьбу девушек или не отвечали, а если отвечали, то резко. На завтрак выдавались густые кислые щи да пшенная каша-размазня с янтарной капелькой, не больше горошины, какого-то жира.

После завтрака комендант указал девушкам бараки, в которых они должны поселиться и жить. В бараках было действительно хорошо: стены недавно побелены, полы выкрашены в желтоватый цвет, на железных койках чистые тюфяки, между коек столики и тумбочки, табуретки и венские стулья.

Девушки остались довольны помещением.

Соню и Варю комендант привел в другой барак, в комнату техников, светлую, с двумя широкими окнами. В ней стояло восемь кроватей. Шесть из них заняты, две свободные.

— Здесь будете спать, — проговорил Гусев, повернулся и вышел, громко хлопнув дверью.

Девушки поставили чемоданы и мешки, сняли пальто и стали устраиваться — постлали простыни, положили подушки и раскинули яркие, цветные одеяла. Чемоданы сунули под койки, туда же — мешки с провизией и с разной обиходной мелочью.

— Пол-то какой грязный, — заметила Варя, — его, наверно, месяц не подметали.

— А мы подметем его, — отозвалась Соня Авдошина. — Вот только веника не вижу в комнате.

Подруги посидели на койках, поглядели друг на друга, улыбнулись и выпорхнули на улицу.

— Куда же пойдем? — спросила Варя.

— Походим по поселку, поглядим, — отозвалась Соня. — Да и надо зайти в комитет комсомола, стать на учет.

Девушки отправились в поселок, поглядели, как живут в нем постоянные жители, насмотрелись на ребятишек, зашли на станцию, подивились на вагончики и паровозы-кукушки, потом подошли к зданию, над дверью которого была прибита вывеска «Комитет комсомола».

Подруги прошли по узкому коридору до комнаты секретаря, но она оказалась на замке. Девушки пожалели, что не застали его. Но это их не огорчило. Настроение подруг только немножко омрачало то, что Волдырин взял их из бригады Ольги и хочет сделать техниками.

— Какие мы техники! — сделав смешную гримасу, сказала Соня.

— А это, говорят, нетрудно — быть техником, — ответила Варя и фыркнула.

— Чему ты?

— Не криви свое лицо, оно еще красивее становится у тебя.

— Тебе ли, Варя, завидовать моей красоте? Я видела, как Волдырин пялил на тебя свои бельма.

Варя вспыхнула, насупилась и ничего не ответила. Они молча подошли к конторе. В широко открытую дверь они увидели, что помещение набито людьми. Все они пришли к парторгу Долгунову. За народом его было не видно, слышался только его голос, добрый, ласковый. Соня и Варя постояли в дверях, послушали и, видя, что им не удастся поговорить с ним, отправились опять гулять по поселку.