Сергей Малашкин - Девушки

— А зачем пятисотниц угнали на добычу? — раздался голос другой торфяницы.

— Это было необходимо, — спокойно ответил Долгунов. — Без подачи гидромассы нам нечего было бы здесь делать. Не в этом главное. Сегодня трест прислал нам на помощь пятьсот торфяниц с фрезера. Но и с этой добавочной силой мы не справимся с задачей, если только… Да что там, давайте говорить откровенно: среди вас, девушки, еще много таких, которые не выполняют своих норм, ждут, что за них эти нормы выполнят другие — трехсотницы, пятисотницы. Ведь это правда?

— Правда! Есть лентяйки! — послышались голоса.

— Это не от нас зависит, а от Волдырина.

— Верно, Людмила! Какие мы лентяйки?

— Тише, тише, девушки, не волнуйтесь раньше времени! — улыбнулся парторг, видя, что его слова бьют прямо в цель. — Мы потребуем от товарища Волдырина и от других начальников полой немедленного улучшения условий вашей работы, самого чуткого отношения к законным требованиям торфяниц.

— Столовщиков приструньте! — крикнула пожилая торфяница.

— Это с вашей помощью уже сделано. Стараниями вашего рабочего контроля воры, орудовавшие в столовой — Аркашкин, Маркизетова и другие, — разоблачены, будут преданы суду и понесут заслуженную кару за обворовывание нас. Не сегодня-завтра питание будет решительно улучшено.

Буря аплодисментов заглушила слова парторга. Она продолжалась несколько минут, то утихая, то поднимаясь сильнее. Из ее шума вырывались голоса:

— Спасибо контролю!

— Так их и надо, негодяев! Пусть посидят!

— Расстрелять мало…

Долгунов поднял руку и, когда собрание затихло, продолжал:

— Главное теперь, следовательно, в том, как мы будем работать. Передовые девушки говорят: «Фашиста бьют пушкой, бьют и торф сушкой». Они, эти девушки, прекрасно понимают, что каждая змейка, каждая клетка штабеля торфа — это новые винтовки, минометы, пушки и самолеты. Больше торфа добудем — скорее фашистов погубим. Это истина, девушки! Так вот, если все отстающие будут равняться по передовым бойцам нашего производства, то мы не только выполним, но и перевыполним государственный план. К этому я вас и призываю. Выполнением этой благородной задачи вы поможете родной Красной Армии добить врага в его берлоге, приблизить окончание войны. Будем биться, товарищи девушки, как на фронте! Биться за победу! И мы победим!

Тысячи девушек стоя, с заблестевшими от волнения глазами, долго аплодировали.

На другой день все торфяницы вышли раньше установленного времени на работу. Вышли и служащие, и много домохозяек. Работали напряженно, не разгибаясь. Соревновались бригада с бригадой, торфяница с торфяницей. Первый день дал хорошие результаты. Второй, третий и следующие дни дали еще более высокие проценты выполнения нормы. Карта за картой покрывались змейками. Участок благодаря героизму торфяниц, домохозяек и служащих с каждым часом, с каждым днем выходил из прорыва.

Столовая за эти дни приобрела совсем другой вид, Питание улучшилось, да и обычной грязи не стало. На окнах появились полевые цветы — гвоздика, ромашки, васильки.

Торфяницы хвалили парторга, и многие старались оправдать заботу о них честной, самоотверженной работой на торфяных полях.

Бригады Ольги и Даши уже проработали три дня на добыче, в карьерах. Погода в эти дни стояла ясная и жаркая.

— В такую погоду только бы и работать на змейках, — сказала Даша, — а мы в жиже барахтаемся, прорыв ликвидируем.

— Инженер очень доволен нами, — сообщила Ольга. — «Не девушки, — сказал он по телефону Долгунову, — а золото!» Что парторг ответил ему, я не знаю.

— Емельян Матвеевич плохо не скажет о нас, — заметила Глаша. — Мы знаем, для чего работаем и для кого.

После ужина Ольга, Даша и Соня оделись в спецовки и отправились к своему крану в ночную смену.

Солнце скатилось в чащу леса. На поляне сразу стало пасмурно. С запада, из-за деревьев, наползала черно-сизая, как вороново крыло, туча. Она погромыхивала громом. Вот она вышла из-за леса, повисла над ним. Ее передний край на бледной синеве неба был толст и шевелился, как страшная губа огромного чудовища. Подул из-под нее ветер. Зашумели и загудели вершины сосен, елей, осин и берез. Сверкнула молния, тут же ударил гром, и гул покатился над лесными просторами. Эхо откликнулось ему. Стало темно. Молнии засверкали чаще; казалось, что они, рассекая тьму огненными жгутами, достигали земли.

Удары грома падали беспрерывно. Ольга, Даша и другие девушки быстро разбежались по рабочим местам. Соня сменила девушку у брандспойта. Ольга и Даша спустились в карьер. Пошел ядреный дождь. Его капли звонко зачастили по спецовкам. Девушки, которых сменили Ольга и Даша, выбрались из карьера и скрылись во мраке. Дождь пошел сильнее. Молнии сверкали реже, освещая на мгновение кран, карьер и блуждающих в нем девушек. Гром гремел над головами. Ольга и Даша не прерывали работы. Они в темноте часто наталкивались друг на друга, вскрикивая:

— Ольга, ты?

— Я, Дашенька!

И расходились, продолжая делать свое дело.

Соня стояла у брандспойта, пристально, до боли в глазах, всматривалась в карьер. Работа на добыче шла с карманными фонариками — они желтели в ночи, передвигаясь с одного места на другое. Напрягая силы, промокшая до костей, Соня уже привычно управляла брандспойтом, направляла струю туда, куда было надо. Но она не всегда видела Ольгу и Дашу в карьере, она могла следить за ними только по двум желтым блуждающим огонькам. В их слабом свете брандспойтщица едва различала хобот крана.

Аржанов бесшумно подошел к Соне, посмотрел на нее, что-то думая.

— Сонька, небось промокла насквозь, озябла?

— Здорово, — отозвалась Соня, не отрывая глаз от шипящей струи.

— Я дам тебе свой плащ. Иди переоденься в будке, а я поработаю за тебя.

Не дожидаясь ее согласия, он снял с себя дождевик, набросил его на плечи девушки и взялся за ручку брандспойта.

Соня стояла в нерешительности.

— Иди, иди, зоренька, я поработаю за тебя! — ласково прикрикнул он на нее.

Девушка повернулась и побежала к будке.

Дождик шел уже мелкий. Аржанов уставился взглядом в карьер. Ольга и Даша, напряженно всматриваясь в темноту, блуждали по пояс в жиже, ловили хлам и выбрасывали его на берег. Они работали молча, сосредоточенно. Аржанов осмотрелся вокруг, настороженно прислушался к еле уловимому лепетанию дождя и, держа в одной руке ручку брандспойта, достал из кармана приготовленный предмет и метнул его под тупой хобот торфососа.

Прошло несколько минут. Аржанов бросил взгляд на будку и зло проворчал: «Пропала, чертова кукла!»

Когда Соня подошла к брандспойту, он улыбнулся ей и шепнул:

— Зоренька моя, ты могла бы побыть и побольше в будке. — И он несколько раз поцеловал ее в щеку.