Антон Алешко - Дороги без следов

- До утра надо подремать.

- Доброй ночи! - сказал Вихаленя и пошел дальше. На крыльце долго обметал валенки и, шагнув на улицу, вдруг увидел, что Синявский только постоял возле своей хаты, по­том вернулся на тропинку и пошел за речку, где разместился лазаpeт.

12

По набухшему рыжему снегу пришел Кривохиж на сто­янку. Обошел свою пятидесятку, погладил конец крыла, кос­нулся лопасти винта и, прижмурившись, глянул на фонарь кабины.

"Сегодня первыми пойдем на боевое задание",- по­думал он и сел на ящик с инструментом возле стенки ка­понира.

Его машина, дорогая пятидесятка, стояла, смиренно опу­стив вниз две черные лопасти винта, а одну, как восклица­тельный знак, подняла вверх. Он нагнулся и заглянул под машину. На ее голубом животе, как на поверхности воды, трепетали солнечные блики, пахло сгоревшим маслом и све­жим восточным ветром.

Серые облака посинели, разорвались и сдвигались на за­пад. Значит, вернутся морозы и установится летная погода. Тогда держись, работенки будет на всех.

Весело посвистывая, Кривохиж расстегнул планшет, по­правил карту с подклеенными листами. Теперь на карте были Минск, Барановичи, Слуцк... Родные места, с детства знакомые названия. Все в порядке. Остается только полу­чить команду на вылет.

Глянув вдоль левой плоскости, задержал взгляд на тя­гаче, который в конце аэродрома буксировал из тира само­лет. На его фонаре, когда буксировщик завернул на стоянку, дважды блеснул солнечный зайчик.

"Как дивчина подмигивает",- улыбнулся Кривохиж, сдвигая ушанку на затылок.

Прошло три недели, как он вернулся из госпиталя. Сле­ды ожогов на лице уже потемнели. В глазах же все время горел беспокойный огонь. Кривохиж интересовался любым полетом товарищей по эскадрилье, по полку, научился раз­бирать воздушные бои, ежедневно рвался в воздух. Соб­ственно, это беспокойство и привело его сейчас на стоянку, не дав посидеть в землянке. Он был уверен, что первый се­годняшний боевой вылет обязательно будет его, и внутренне к нему подготовился. Хотелось только немного посидеть возле машины... Он часто поглядывал на соседнюю стоянку. Ждал ведущего.

Услыхав гул мотора слева, быстро встал и, заслоняясь ру­кой от солнца, увидел, что на взлетную порулили Васильев и Гетманский. Под сердцем что-то неприятно шевельнулось.

"Васильева послали", - вздохнул он, следя за парой самолетов, которые, едва оторвавшись от земли, без всяких разворотов сразу пошли на запад.

Наверное, полетели на охоту.

- Чего задумался?

Кривохиж оглянулся. К нему на стоянку завернул Рыба­ков.

- Не можешь наглядеться на свою пятидесятку?

- Есть и это. Но в данном случае гляжу, как люди по­летели. По всему видно, на плацдарм?

- На плацдарм.

- Э, черт! Мне бы туда...

Рыбаков обошел машину Кривохижа, похлопал рукой по стабилизатору.

- Хороша!

- Не жалуюсь...

- Где был вчера вечером?

- У Мохарта. Разбирали тактические приемы.

- Ого! Настоящий Клаузевиц!.. Идем на занятия.

- Кто проводит?

- Штурман.

У эскадрильской землянки вокруг штурмана полка капи­тана Ражникова стояли летчики. Кривохиж и Рыбаков бы­стро подбежали, остановились, прислушались.

- Тогда мне было семь лет, - говорил Ражников. - Ма­лярия вытрясла меня так, что ходить не мог. Не поверите, падал от ветра. Родители утром уходили на работу, а я ле­жал на топчане, никуда не высовывался. И вот однажды я страшно затосковал. На дворе солнце, весна, а я один лежу... Еле сполз на пол, выбрался на крыльцо. Летают ласточки, на соседней крыше воркуют голуби. Я стал на ноги, постоял, а потом долго шел огородом к морю...

- Он из Таганрога,- шепнул Рыбаков Кривохижу.

- Наконец добрался до берега, лег на теплый песок, гляжу вдаль. На горизонте дымят корабли, а ближе плавают рыбацкие лодки. Кричат чайки. Ветер медленно раскачивает море. "Эй, парень! Доходишь?" - крикнул рыбак, выходя из лодки на берег. - "Дохожу". У рыбака борода - во! - лицо бронзовое, глаза - как небо! Взял возле меня два камня и бросил в лодку. "Давно трясет?" - спрашивает. "Целый месяц уже", - отвечаю. Рыбак наклонился, про­вел рукой по моей спине. "Кожа да кости. Но ты не горюй. Когда будет следующий приступ?" - "Завтра, послезавтрака". - "Так вот, завтра за полчаса до приступа прихо­ди сюда и жди. Как только по спине пройдет чуть заметный холодок, за которым следует приступ, бросайся в воду. Не раздумывай. Не упусти момент. Сделаешь?" - "Сделаю".

Кривохиж глянул на Ражникова. Штурман был един­ственным человеком в полку, который ходил в довоенном реглане. И сохранился же он у него, будто вчера получил со склада. Лицо у штурмана темное, с густыми бровями. Из- под них искрились хитроватые глаза.

- Назавтра утром прихожу на берег. Сел на самом краю. Гляжу на море, на небо, словом - жду. И вот вниз от ло­паток прошел еле ощутимый холодок, точно под рубаху за­брался ветер. Я как сидел, так и бултыхнулся в воду. Холода не почувствовал. Мне показалось, что я попал в кипяток. Потом выбрался на берег и подался домой. Переоделся в сухое, лег и стал ждать приступа. Незаметно уснул и про­снулся аж в полдень.

- Ну и?..- вопросительно протянул кто-то из летчиков.

- Что - "и"? Приступов больше не было. Как будто отрезало.

Капитан Ражников пробежал взглядом по лицам летчи­ков и остановился на Вихалене.

Что на это скажет доктор?

Все поглядели на полкового врача. Кривохиж ждал, что тот поднимет Ражникова на смех... Но нет!

- Бывает, Лазарь Трофимович, - сказал Вихаленя. - Бывает!

- Живой свидетель перед вами... Ни на грамм вранья...

- Верю!

- Хоть один доктор да поверил,- обрадовался Раж­ников.- А то, бывало, расскажешь кому из медиков, так дают разогнуть палец. Мол, загнул. Хорошо. Скажите, что же случилось?

Ражников покачнулся на сильных ногах. Был уверен, что доктору есть над чем поломать голову.

Вихаленя сказал, что малярию вызывает паразит - плаз­модий, что теперь малярия излечивается акрихином. Полно­стью.

- А тогда... Наверное, взяли верх скрытые силы чело­веческого организма, которые вызвали, говоря по-латыни, medicatrix naturae, то есть целительные силы природы. Вода, температура...

- Чистая правда, доктор,- сказал Ражников.- А те­перь, летчики, на занятия! Пусть целительные силы приро­ды помогут нам одолеть все премудрости летного дела.

Ражников проводил занятия регулярно. Летом - под открытым небом, на стоянке, зимой - в землянке, на КП. На занятия приходили не только летчики. Его любили по­слушать инженеры, техники. Умел штурман предвидеть, где придется воевать, и заранее изучал с летчиками карту того района.

Когда все вошли в землянку и расселись, он повесил на стене большую карту Белоруссии. Без надписей, так назы­ваемую немую. Линия фронта на ней проходила по самому правому краю.