Ефим Терешенков - Женя Журавина

На уроках у Жени много времени уходило на то, чтобы ученик отвечал только тогда, когда его спрашивают, а не когда хочется; она не начинала работы, пока не добивалась полной тишины и порядка в классе; она учила детей молчать, говорить, спрашивать, следить за каждым ее жестом; иногда она говорила вполголоса, иногда молчала и лишь движением руки давала понять, что нужно делать классу или отдельному ученику; придумывала самые разнообразные самостоятельные работы для всего класса вместе, а также и для некоторых учеников в отдельности. Она постепенно становилась все более и более необходимым центром их жизни, интересов, желаний; какую-то часть учеников она увлекла учебной работой, которая таким образом сама по себе становилась интересной, заставляла не видеть и не слышать того, что раньше отвлекало внимание и уводило далеко.

Особую заботу и гордость вызывал Гриша. Самостоятельность и самобытность мальчика больше всего радовали Женю.

Все это давалось нелегко и не сразу; Женя забывала все, кроме того, что делала в данную минуту, вкладывала в дело всю душу, и это как-то доходило до души учеников и оставляло в ней заметный след. Дело спорилось у Жени.

Дважды с группой ребят она навестила Петра Игнатьевича. Это оказало большое влияние на учеников, они, по существу, впервые увидели в своем учителе живого страдающего человека и прониклись к нему простым ребячьим уважением, каким проникаются в хороших семьях к отцу и матери. И Петр Игнатьевич, пожалуй, также впервые увидел по-настоящему своих учеников: живых, отзывчивых, способных всем сердцем принимать чужое горе. Он, пожалуй, впервые понял, что необходим, небезразличен этим шумным, веселым, жизнерадостным ребятам.

Поближе к весне, когда на снегу образовалась ледяная корка, Женя стала отдавать все свободное время лыжному спорту, благо теперь были надежные спутники: Ковальков и Пронин.

Как-то в выходной день в начале марта они перевалили через сопки и спустилась к деревне Межгорной.

На перевале, примерно на полпути, их догнал Лысиков, который уже не раз навязывался Жене в компаньоны. Спортсмен не учел своих сил: вспотел и тяжело дышал.

Присутствие ребят, по-видимому, не устраивало Лысикова, и он настойчиво посоветовал им возвращаться назад готовить уроки, но те вместо ответа ринулись по склону к деревне, за ними последовала Женя, Лысиков отстал на добрых полкилометра.

Между тем книга природы раскрывала перед ними одну за другой свои зимние страницы, но читали их только учительница и ее ученики, Лысиков скользил глазами и ничего интересного не видел.

Как ни глубоки снега в этом районе (южнее зимы малоснежны), жизнь в тайге не замирала и зимой, и следы этой жизни виднелись повсюду.

Приморская тайга богата зверем и птицей. Оскудевший было старожил соболь начинает богатеть; хлопотунья белка все еще никому не уступает первого места; еще нередко отдают человеку свои шубы бурый и черный медведи; украшением тайги по-прежнему являются изюбр и лось; оставляют свои следы кабан и тигр, косуля и рысь; дуболобы — волки, серый и красный; серны — легкая тонконогая кабарга и домосед горал; колонок и простофиля заяц; отшельник крот и общительный бурундук — оседлые жители тайги. Снуют повсюду трудолюбы дятлы, поползни, клесты, сорокопуты; в глухой тайге — дикуши, глухари; ближе к опушкам — рябчики, синицы, тетерева, фазаны.

В марте уже слышится дыхание весны: с моря, с юго-востока, начинает потягивать влажный ленивый ветер; расправляют плечи, стряхивая снег, деревья, разгибаются кустарники; усердствует солнце, отодвигая снег от каждого ствола, упавшей ветки, засохшей былинки; широкий, порою еле внятный шум плывет по вершинам — лес дышит спокойным зимним дыханием.

Ребята то и дело находили что-нибудь достойное внимания, показывали учительнице, делали остановки, затевали споры; в это время их настигал Лысиков, но ребята, а за ними и Женя убегали вперед, и он снова оставался один.

Когда, совсем неожиданно, перед ними предстала деревня, ребята решили:

— Зайдем в школу! Посмотрим, как у них!

Школа — большая крестьянская изба; рядом избушка поменьше служила квартирой учителю. Ребята зашли в школу, Женя и наконец настигший ее Лысиков постучались в квартиру учителя.

— Войдите.

Оставив лыжи в сенях, они вошли в помещение.

— Учитель — юноша-комсомолец Николай Рудаков — был застигнут врасплох: незаправленная постель, не первой свежести рубашка, галстук трубочкой, помятые брюки, беспорядок на столе.

— Товарищ учитель, какой беспорядок!, — шутя напустилась Женя. — Вы поздно спите! Что за обломовщина!

— Никакой обломовщины. Есть дела поважнее.

Он стал торопливо наводить некоторый порядок. Гости, не ожидая приглашения, опустились на табуретки. Женя с любопытством осматривала квартиру и хозяина, Лысиков старательно вытирал пот — шею, лицо, голову, руки; жидкие прядки волос свешивались на висках и затылке — прогулка оказалась тяжелой нагрузкой.

Над столом учителя — единственным в квартире — тянулась длинная полка с книгами, а чуть пониже — разного формата портреты писателей, цветные репродукции картин, открытки.

— Какие это, позвольте вас спросить, дела поважнее?

— А вот книги — не видите? У вас таких нет! Учился — на книги уходила вся стипендия.

— Книг у меня еще больше, а комнату свою мету каждый день и постель привожу в порядок прежде всего. Представляю себе, как вы приучаете к порядку своих учеников. И вы так живете!

— А что? Разве плохо?

— Никуда не годится!

— Ну вы это бросьте. Надо смотреть в корень: важно не то, что в комнате, а что в душе человека...

— А по-моему, одно говорит о другом.

— Ошибаетесь... И не в этом суть. У иного в комнате чистота, зато пустота в голове. Суть в том, чем человек Живет. Я например, допоздна читал Брюсова, а вы...

Женя не нашлась, что ответить, и пристально посмотрела в глаза хозяину, и хозяин ей понравился.

«Да, он лучше, чем кажется с первого взгляда», — подумала она.

Николай Рудаков на вопрос — какое имеет образование — писал в анкете «незаконченное высшее». Он ушел со второго курса института, так как пришлось помогать сестре и матери. Он любил литературу, писал стихи и читал их, свои и чужие, с глубоким проникновением. -Любимыми поэтами были Маяковский и Асеев, а также Валерий Брюсов и Тютчев. Последних читал, пожалуй, бoльшe, чем двух первых...

Женским чутьем Женя угадала за напускной серьезностью мальчишескую податливость и переменила тон.

— А я вам скажу: суть в том, что вам надо подвязывать лыжи и проводить нас до перевала. Чай мы у вас пить не будем, обед у вас, я уверена, невкусный. Ну, живо!..