Ефим Терешенков - Женя Журавина

— А сейчас, ребята, вам расскажет Еремей Прохорович, как он пришел сюда. Он первый протоптал здесь тропки и дорожки, — сказала Агния Петровна.

Из-за стола поднялся седенький, сухонький старичок с живыми, острыми, совсем еще молодыми, даже озорными глазами.

— Вот и я перед вами, оратель... Говорят мне: расскажи за три минуты, как ты нашел сюда дорогу. А я шел сюда три года. Шел, шел и сел под Красноярском. Яр был красный, а жизнь выходила черная. Посидел год — перебрался за реку Зею. Зея — река широкая, а жизнь выходила узкая. Посидел год, перебрался сюда. Вот и пришел. А что нашел? Лес нерубленый, зверь непуганый, в реке — рыба, в лесу — птица. Вот тут мы и шли. Шаг ступил — куст срубил, еще шаг — еще куст. Сто шагов — сто кустов. А шагов не сто, а тыщи. А кусты и толсты и густы. День идешь — весь в поту, а пройдешь... ну, версту, бывает — две. Лес не пускал: не смей — мое царство! Зверь зубы скалил: уходи, я тут хозяин! А я вот не ушел. Еремей — дело разумей! Бывало, Еремкой звали; а выходит, Еремей Прохоров — богатырь: рукой махнул — лес повалился — дорога легла, топнул ногою — деревня встала. Вот этими плечами и лес растолкал и зверя отогнал. А теперь бахчу стерегу, государству семена заготовляю. Вот я какой! А какие вы? Жидкие... А я как дуб. Попробуй повали! Не повалишь и не согнешь! Вот вам и весь мой сказ... Еремей Прохоров еще не хворый. Пусть враг хворает, а нам недосуг...

Ребята ответили дружными аплодисментами, а две девочки-пионерки преподнесли старику большой букет цветов, и одна из них сказала:

— Еремей Прохорович, от всех ребят вам большое спасибо за то, что вы проложили сюда дорогу. Ребята, теперь все сразу:

— Спа-си-бо Е-ре-мею Про-хо-ро-ви-чу!

— Дошлый, дошлый народ, — ответил Еремей Прохорович и покачал головою. — Решили умаслить старика, к дынькам моим подластиться! Не, меня не подкупишь...

Выступили три человека от родителей, по одному от каждой школы. Затем приступили к завтраку. Солнце уже изрядно припекало, и дети стали прятаться в тени кустарников, собираться группками на берегу речки, разбрелись по косогору.

— Пусть нагуляют аппетит, — сказала Агния Петровна, — отдохнут от наших речей. Никак мы не можем без них обойтись, а лучше бы без них. Дети и речи — одно не подходит к другому, особенно на празднике...

Выпускники в сопровождении Жени и Рудакова стали подниматься на вершину горы — традиционная прогулка — увидеть широкий горизонт, осмотреться, помечтать. Группа окончивших седьмой класс, человек двадцать, и десять человек, окончивших начальную школу, пестрой цепочкой потянулась к вершине.

Женя и Рудаков шли последними и несколько отстали.

— Рудаков, ну что мне с вами делать? — говорила Женя. — Вот вы выступали — и хорошо, и плохо. Ну зачем так длинно? Ведь это сочинение! Вы бы лучше сказали всего три слова, да так бы тепло, да так бы посмотрели на ребят, чтобы они закричали от радости. А то слова, слова... Агния Петровна права: лучше бы без речей. Дети и речи! Умная она все-таки. Душа у нее теплая. Настоящая учительница. Мать. Но вы тоже хороший. Понимаете, из вас получится хороший парень...

— Почему — получится? Он уже получился...

— Нет же, Рудаков. Честное слово, нет. Вам надо выбраться из этой деревушки. Что это за мужчина? Забрался в деревушку, высшего образования не имеет...

— Незаконченное высшее...

— Ах, знаем мы это незаконченное! Чемодан, а что в чемодане? Может быть, и ничего!

— А то, о чем я говорил, будет. Понятно? Землю и жизнь преобразим! Сидеть в деревне надо! Тут корни жизни. Попятно? Давайте-ка остановимся, посмотрим...

Они остановились чуть ниже вершины, на которой уже были ребята. Перед ними открылся поистине чудесный мир: синее, сверкающее блестками море, зеленая земля, необъятное небо, необъятная жизнь...

— Посмотрите, почувствуйте, если способны! — говорил Рудаков. — Земля! Это удивительная планета. И человек может сделать ее лучше. Ну-ка, направьте на это все наши силы и средства! Все на улучшение земли, на улучшение жизни! Вот послушайте, что я написал о земле.

Рудаков повернулся лицом к морю и стал декламировать:

Ну, и так далее. И такую планету можно сделать замечательной, удивительной! На одной шестой планеты мы это сделаем. Будет так, как я говорил. Понятно это вам? Пока что мы на стройке. Не беда, что в пыли и глине. Праздник впереди...

Женя вдруг стала сосредоточенной, даже сердитой.

— Рудаков, оставьте меня одну, идите к ребятам. Я здесь посижу.

Но сидеть Женя не умела. Через минуту и она поднялась на вершину. Здесь неистовствовал ветер. Ребята вместе с Рудаковым собрались у ока лист ого выступа, а Женя побежал а в сторону, по седловине, к другой, более высокой вершине. Ветер раздувал ее платье, волосы, заставлял, как травинку, пригибаться до земли. Наконец она достигла цели. Ребята и Рудаков скрылись из виду, открылся целый амфитеатр зеленых гор, таинственный, точно завороженный мир. И море — океан. Где его конец и где начало? И жизнь! Как же она широка!

— Ах, как же хорошо! Как хорошо! — повторяла Женя. — И Рудаков хороший. Только никого мне не надо! Здесь так хорошо. Врасти бы в эту землю и расти, как эта березка...

А Рудаков рассказывал ребятам о широких горизонтах, полностью прочитал свое стихотворение, посвященное земле:

Второй день войны советские люди встретили не как обычно; все отдавали себе отчет, что жить по-старому, по-вчерашнему нельзя, и каждый в меру сил и совести менял свои планы. Отпускники обрывали отпуска, туристы — маршруты походов; выздоравливающие торопились из больниц; рабочие до гудка являлись на заводы и, отработав положенное, не спешили домой; увеличился поток вступающих в партию.

Непрошенными, по своему почину, в школы собирались учащиеся:

— Что теперь делать?

Учителя приступали к ремонту зданий, школьной мебели, книг, учебных пособий, к заготовке топлива; один коллектив за другим объявлял себя добровольно мобилизованным; отказывались от заслуженного отпуска. На места мужчин, призываемых в армию, становились женщины и подростки. Десятки тысяч школьников выходили на поля колхозов и совхозов. В жару и холод, от темна до темна, изнемогая от усталости, пряча мозоли и стыдясь слабости, дети перевыполняли нормы взрослых. И всякий не столько понимал, сколько чувствовал, что победа будет за нами, что не родился еще пловец, который бы переплыл наше море, не нашелся бегун, который бы добежал до середины нашей земли, и нет и не будет урагана, который бы повалил лес! Он может повалить или надломить отдельные деревья, но лес устоит, ибо глубоко в землю ушли его корни, тесно сомкнулись и переплелись ветви, неисчислим в лесу подрост! На защиту Родины встал народ, а народ — что лес.