Лидия Компус - Два семестра

— Морщусь от головной боли. А старушки разные бывают. Я вот одну знаю — она очень эрудированная воспитатель.

Саарман закатился младенческим смехом и закивал Гатееву:

— Да, да! Он развелся с передовым маляром и женился на хорошеньком трубочисте! Но какой же выход вы предлагаете? Суффиксальный путь не всегда возможен, а...

— Ближе к делу, товарищи! — сказал Астаров. — Кто еще о воспитании?..

— В связи с колясочками? — спросил Гатеев. — Да-а. Все было бы в порядке, если бы студент был ребенком, но биологически он взрослый. Жениться? По своему положению он этого делать не должен: иметь семью может человек, зарабатывающий сам, живущий не на стипендию и не в общежитии. Отдавать детей бабушке? Просить пособий? Это приучает к иждивенчеству... Однако как же быть? Отказаться от своей молодости? Не всякому это под силу.

— Не защищайте их, Алексей Павлович, — строго сказала Муся. — Они и не хотят жениться, они порхают. Знаю я их, я в профсоюзе не первый год работаю. Вчера студент-математик в пьяном виде ломился в наше общежитие, к девушкам. Разбил стекла в дверях... Это, между прочим, ваш подопечный, Сильвия Александровна, ваш знаменитый Тейн...

— Тейн! — испугалась Сильвия. — Никогда не слышала, что он пьет!..

— А он, нате-ка, стекла перебил. Теперь все будут виноваты, что плохо воспитывали, начиная с вас и кончая ректором. Только не он сам — ему не под силу отказаться от своей молодости.

Горькая досада овладела Сильвией. Ректор-то не виноват, а она? Нет, лучше бы работать в вытрезвителе, там по крайней мере твои обязанности тебе ясны, а здесь бьешься, бьешься, и все впустую...

Заговорили о дипломных работах. Эльснер, не выходя из своего слабо освещенного угла, начал хвалить работу Далматовой. Сильвия оглянулась. Всегда он в полутьме, всегда виден, как сквозь мутное окно — до того смазанные, неопределенные черты. И голос фальшивый, как у дудки с трещиной.

— Если работа Далматовой готова, дайте ее мне, я рецензент, — сказал Белецкий.

— Да хоть завтра! — ответил Эльснер. — Там чистая пятерка!

— Завидую вам... А вот, скажем, у Ирины Селецкой — чистое горе. Слог, как у протодьякона, и орфография чудовищная…

— А как же с диктантами, Сильвия Александровна? — укорил Астаров.

— Аркадий Викторович! Вы же сами отменили занятия.

— Ммм... верно. По распоряжению продекана. Я лично был против, но...

— А почему вы лично были против распоряжения продекана, товарищ заведующий?

Сильвия ушам своим не поверила — это Эльснер, но куда же делся его сиплый тенорок? Вот как он умеет громыхнуть!..

— Ну, не совсем так... — замямлил Астаров. — Строго говоря, орфографическая грамотность не имеет большого удельного веса в интеллектуальном багаже человека. Хотя, с другой стороны, наша задача... — Он посмотрел на часы. — Однако не будем отвлекаться от темы.

— А мы и не отвлекаемся, — опять заговорил Гатеев. — Но как же понимать вас? Продекан Касимова стоит за то, чтобы выпускать недоучек. А вы?

Астаров растерялся. Крикнул Эльснер:

— Вы ответите за свои слова в другом месте, доцент Гатеев!

— Сколько угодно! В любом месте! А пока ответьте мне, Аркадий Викторович.

— Я ни в каком случае не стою за недоучек, — довольно твердо сказал Астаров. — Никто не получит диплома, если работа будет безграмотна. А как с вашей дипломанткой?

— У Фаины Костровой работа серьезная. К тому же она сама собрала ценные фольклорные материалы.

— И в самом деле ценные? — заинтересовался Саарман. — Это не очень легкое дело, я ездил с практикантами однажды. Помню, там с девушками неловко получилось. Для них, по-моему, нужны особые наушники с автоматическим глушителем: как только трехэтажная поговорка, так в аппарате сразу бы «шшш... шшш... шшш...»

— Бывают на этой практике такие объекты, вернее субъекты, что, кроме шипения, ничего девушки и не услышали бы, — пессимистически заметила Муся.

Астаров вздохнул:

— Приятно, что сегодня все настроены весело, но я вынужден предложить регламент — три минуты.

После этого собрание скоро кончилось, стали одеваться.

— Ну и говорильня, — ворчала Муся. — Угораздило меня попасть на эту кафедру. Кругом жизнь бурлит, над нами космические корабли летают, а у нас...

— А нас декан Онти осеняет своими крылами! — опять развеселился Саарман.

— И зачем я здесь? Вот надо было на физкультурный идти...

— Правильно, Мария Андреевна! В здоровом теле здоровый дух!

— Да перестаньте, я серьезно... Арктику исследуют, строят, от рака лечат... А мы? Что мы, собственно, делаем?

— Пытаемся удержать человеческий дух в здоровом теле, — сквозь зубы сказал Гатеев, не вставая с дивана.

— Пытаемся... — пробормотал Белецкий.

Домой Сильвия приехала на такси, хотя спешить было незачем. Вынула из сумки купленную утром книгу. Методика преподавания языка — прекрасное новое пособие, но где бы найти методику проникновения в головы этих невыносимых студентов? Что творилось в недозрелой голове Тейна, когда он отправился бить окна в общежитии? Дошел до хулиганства в чистом виде, без всякой уже загадочности, которую он на себя напускал. И тут полное поражение ее, Сильвии Реканди.

Студенты, студенты… Есть и другие. У Фаины Костровой серьезная работа. А у Алексея Павловича голос дрогнул... Неверно, неправда, показалось, не желаю вслушиваться, не желаю превращаться в детектива!

Но почему у нас нет дома? Смешно вспомнить, как он сочувствовал студентам, что они не могут завести семью. Какие у него-то теперь препятствия?

Сильвия удобно уселась в кресле, но мысли от этого не стали веселее. Откуда этот мрак?

Да, конечно, есть своя прелесть в неопределенности их отношений. Но... сегодня романтично, завтра романтично — и вот ей уже сорок лет, пятьдесят, шестьдесят. Тогда тоже романтично назначать свидания, встречаться тайком? Нет, уже не романтично, нет, уже нелепо, смехотворно...

Внезапный звонок помешал Сильвии вообразить любовное свидание в семьдесят лет. Звонок необычный — точно на кнопку легко нажали два раза. Кто?.. Сильвия, закусив губу, не двинулась с места. Соседка идет открывать.

В дверь постучали. Да, пожалуйста...

— Извините за поздний визит, графиня, — сказал, входя, Давид Маркович. — Задержался на рауте. А вы уже задремали?

Сильвия обрадовалась — сейчас он разгонит черные думы.

— Как хорошо, что пришли, уж и не помню, когда вы у меня были!

Давид Маркович ответил на это неясным «гм...» Тогда Сильвия увидела, что впору ей развлекать его, а не ждать от него веселья. Он и сидел не так, как всегда, а согнувшись, опустив руки на колени. Но все же старался шутить:

— Итак, графиня, по вечерам вы похрапываете в кресле. Вы хоть пасьянс раскладывайте, что ли... — Он нерешительно вынул портсигар. — Закурить можно?