Лидия Компус - Два семестра

Муся схватила Давида Марковича за рукав:

— Сию же минуту скажите, кто был Яков Андреич?

Белецкий отбивался:

— Мусенька, не доводите меня до крайности!.. Любопытство погубит вас, радость моя!

— Скажите!

— О господи!.. — громко прошептал тот. — Ну, Яков Андреич... был не человек. Это, как бы выразиться, утварь, предмет домашнего обихода. Изредка он бывает изукрашен нежными тонами, но чаще одноцветный... Пустите меня, Муся, ваша близость меня волнует!..

Эльснер сидел злой и нахмуренный, глядя в окно; Нина Васильевна окликнула его, он пересел к ней на диван и запрокинул голову, завел глаза, как утопленник. Жена нежно положила руку ему на плечо... Эта картина супружеского согласия показалась Сильвии донельзя непристойной, и она ушла.

В нижнем коридоре, если повернуть направо, минуя статую Клио, можно увидеть на стене доску с приказами ректора. Приказ, интересующий Сильвию, был помещен посередине:

3

Безнравственное поведение студентов как в трезвом, так и в нетрезвом виде должно быть строжайше осуждено. Лица, ведущие себя неподобающим образом, недостойны высокого звания советского студента. Поэтому наказываю исключением студента второго курса математического факультета

Тейна Лео. Студ. бил. №§§7892411

Веселые, нравственные студенты, шумя, смеясь и переговариваясь, проходили за спиной у Сильвии, а она стояла, до смерти жалея этого беспутного, безнравственного, безнадежного

Тейна Лео...

Вот и достижение. Чему же она его научила? Ничему. Ах нет, все-таки она научила его писать букву «я», раньше он ее писал так — бублик и две ножки внизу.

С кем бы поговорить из математиков? Узнать подробности... Да-да, если бы Тейн был великим человеком, это — по Гатееву — называлось бы падением, а так... Впрочем, великие люди крайне редко бьют окна, что правда, то правда.

Прозвучал звонок. По дороге к своей аудитории Сильвия заглянула к математикам и попросила Томсона прийти к ней после лекции.

Томсон явился, и в пустой аудитории произошло собеседование.

— Товарищ Томсон, есть у вас более точные сведения о Тейне, чем те, о которых сообщено в приказе ректора?

Томсон усмехнулся и охотно ответил:

— В приказе ректора не сказано, что Тейн недавно женился.

— Вот как! — удивилась Сильвия Александровна. — На ком же?

— На Кае Тармо. Это филологичка второго курса, если вам нужны точные сведения, товарищ Реканди, как шефу нашего курса, вернее — бывшему шефу нашего курса, поскольку наш прошлогодний шеф вернулся уже из академического отпуска.

Сильвия Александровна засмеялась.

— Томсон, бросьте валять... то есть, расскажите по-человечески, что и как с Тейном.

— Но, товарищ Реканди, вы же сами начали... иначе.

— Да ну, ладно... Что же, он больше учиться не будет?

— Непременно будет, но со временем. И, вероятно, заочно.

— Как с ним приключилась такая беда? Даже странно — бить стекла! Он же не пьяница?

Томсон доверительно понизил голос:

— Товарищ Реканди! Между нами — он не бил стекла. Он побил одного подонка, а происходило это под дверью. Ну, в двери было стекло — чистая случайность. Ну, подонок стукнулся головой о стекло — чистая случайность. Цепь случайностей привела к тому, что стекло треснуло. А подонка было необходимо побить.

— Необходимо!

— А как же, товарищ Реканди? Но этот факт не мог быть представлен ректору в виде результата разумной необходимости, тем более, что комендант общежития — единственный свидетель — был пьян, и у него двоилось в глазах.

Сильвия, сдержав улыбку, сказала серьезно:

— Послушайте, Томсон! У вас выходит, что Тейн невинен, как ягненок...

— Да ведь Тейн и есть ягненок в волчьей шкуре. Неужели вы не заметили?.. Я не имею права говорить вам больше. Просто типичный треугольник, в котором один угол был совершенно тупой, нахальный и марающий хорошую девушку. Я ничего не скажу насчет ее ума, но Шекспир однажды сказал: «Та женщина, которая красива, никогда не бывает глупа...»

— Хорошо, Томсон, спасибо. Будем надеяться, что женитьба поможет Тейну жить не так неуравновешенно...

Томсон замахал руками с преувеличенным восторгом (бессовестный мальчишка, подсмеивается над ней!):

— А то как же, а то как же! Жена в доме, товарищ Реканди, все равно, что труба на бане!..

На этой поговорочке они и покончили, и Сильвия пошла на кафедру, улыбаясь и не совсем понимая, чему она улыбается.

Приказ ректора... Отменено ли ее участие в жизни Тейна этим приказом? Женился, синеглазый младенец — жена. Обоим понадобится еще тепло человеческое.

Тепло человеческое... В первые годы работы было мало знаний, мало терпения, а тепла — больше. Неужели оно убывает?..

На кафедре Эльснер сидел один в углу и что-то писал. Точит, точит козни. Он змеюка, но о Сильвии Реканди правду сказал: знаний у нее и теперь недостаточно. Змеиный яд тоже бывает полезен, из-за той статьи она подтянулась и еще подтянется... Но сейчас не убил бы кого — вон какая черная струя сочится из-под пера.

39

Вместе с сессией налетела весна. От весны надо было отречься и всей душой предаться сессии, что не всем удавалось. Впрочем, румяный и грустный поэт Роланд Бах поместил в стенгазете стихи, в которых тема государственных экзаменов была очень удачно увязана с темой любви. Девушки оделись в лиловые, красные, зеленые плащи, а самые бойкие и склонные к твисту уже перебегали через улицу в узких брючках до колен. Профессора и доценты относились к весне сдержаннее, а на декане Онти предостерегающе высилась пыжиковая шапка.

Пятый курс был поражен неслыханным событием: Ксению Далматову не допустили к защите дипломной!

Фаину же больше всего поразило поведение Ксении: она не протестовала.

— Белецкий умен, — мрачно говорила она, — я его недооценила, думала, проглотит и он мою стряпню.

— А зачем ты вообще так настряпала?

— Оставь, Фаинка! Ты же знаешь — хотела освободить время для другого... Ладно! Зато нашла положительного героя, а то они все у меня были, как Райкин говорит, отрижительные и полоцательные.

В день защиты она все внимание — искренне и нежно — отдала Фаине, и видно было, что она волнуется за подругу. Сама Фаина почти не волновалась, готовая защищать свою работу не только перед комиссией, но и перед стариком с палкой. А тот сразу после блестящего успеха сдался и больше не гнал ее на мелиорацию...

После защиты Ксения и Кая встретили ее у дверей с охапками тюльпанов и нарциссов. Чуть поодаль стоял и Тейн, держа в руках не дреколье, как можно бы думать после битья стекол, а розу.

— Поздравляю тебя, мудрая женщина, — сказал он, ухмыляясь. — Приходите с Ксенией к нам сегодня в гости в пять часов.

После этого он подхватил свою супругу и увел ее с осанкой пожилого отца семейства.