Вера Щербакова - Февраль - кривые дороги

— Ну вот, должно все получиться как надо! — весело заверила она Настю и побежала к трамваю. Ей еще предстояло отработать на стройке во вторую смену.

Проводив сестру, Настя пошагала домой пешком, браво сдвинув на макушку свою панамку. Давно уже Настя не испытывала такого приподнятого настроения, как сейчас. Она ловила свое отражение в витринах, горделиво думая, что вот идет уже коренная москвичка, в скором времени юная рабочая.

И да здравствуют любимая сестра и ее муж! Сегодня она не поленится сварить для них картошку без мундира и даже, может быть, напечь блинов.

Войдя к себе в подъезд, Настя остановилась напротив двух зеркальных окон Антонины Самохиной, одно из которых, заставленное цветами в горшках, было сейчас слегка приоткрыто.

«Зайти — не зайти?» — подумала Настя и крикнула:

— Тоня!

В окне, сдвинув тюлевую занавеску, появилось красное, будто распаренное, лицо Дарьи Степановны. Она не сразу заговорила, рассматривая девушку:

— Тебя не узнать, сияешь, как самовар начищенный... Уж не кошелок ли с деньгами кто обронил, а ты подобрала?

— Подобрала... только не кошелек, а поважнее кое-что!

Дарья Степановна недоверчиво покачала головой.

— Вечерком наведайся, — помедлив ответила она. — Тонечка на службе.

Спустя неделю, когда Мария с Михаилом были уже дома и поджидали уехавшую на профотбор Настю, она, сияющая, распахнула дверь в комнату.

— Прошла. Общее развитие признали выше среднего. Назначили к тебе, Мария, в ФЗУ Господшипник-строя, — кидая пальто и панамку на стул, выпалила девушка. — Но вот беда, занятия начнутся лишь в начале октября...

— Ну и прекрасно, поздравляем, — заговорили в один голос сестра с зятем. — Ждали больше, а два месяца пролетят — не заметишь! Домой напиши, маму обрадуй.

Весь этот вечер Настя как бы отрешенными глазами смотрела на знакомую обстановку незатейливой комнатенки. Ей мерещилось заводское училище с длинным коридором, большими окнами, шумная ватага подруг и мальчишек. И она — Анастасия Воронцова — равноправный член этого большого коллектива сверстников!

К удивлению своему, чего с ней никогда не случалось раньше, Настя никак не могла заснуть. В воображении проносились картины одна другой отраднее и распирало желание то затянуть песню во все горло, то отбить чечетку.

Настя тихонько встала, накинула халат сестры и вышла из комнаты. В кочегарке она включила свет, кубарем скатилась с лестницы вниз, к котлу, пребывающему в летнем отпуске, и звонко запела:

И в то же мгновение стены котельной стали басовито повторять лихой девчоночий голос. Чудесная акустика жила в этой старенькой котельной, когда-то согревавшей уютные барские хоромы!

Судьба, оказывается, прямо-таки поразительно распорядилась Настиной жизнью: после ученической парты попасть чуть ли не в истопники, а затем подниматься все выше по рабочей лестнице!

Скорее бы уж проходили эти два месяца, которые она постарается провести с пользой. Почему бы, например, не заявиться в редакцию «Пионерской правды» и не сказать там, что она была их юнкором? При газете, очевидно, имеется литературный кружок. Завтра же, не откладывая, нужно ехать туда.

Как это раньше ей не пришло в голову? Глядишь, давно бы перестала киснуть и донимать сестру и Михаила своим дурным настроением!

Ожидание ожиданию рознь. Когда ждешь чего-нибудь, надеясь и не надеясь, содержимой навязчивостью, перебирая в уме «за» и «против», — это тяжело и мучительно.

Но если ожидание — просто дело срока, как было сейчас для Насти Воронцовой, оно не тяготило, а даже радовало. Ведь пока не начались занятия в ФЗУ, есть время поработать в «Пионерской правде».

В редакции газеты, помещавшейся в старинном трехэтажном доме за кирпичной стеной напротив Политехнического музея, Настя, по выражению зятя, напала «на ту самую струю ежедневной новизны и впечатлений», которые так необходимы были ей теперь.

В редакции помнили корреспонденции за подписью А. Воронцовой и встретили ее радушно. Узнав, что Настя не торопится, девушку тотчас усадили за стол, заваленный ребячьими письмами.

За столом с важным видом, грызя кончик деревянной ручки, уже трудилась девушка в очках, назвавшая себя Асей.

Стол с ворохом писем величался торжественно: «Отдел поэзии и прозы».

Что ни письмо, то вопль душевный: оцените, помогите стать писателем! И целый водопад стихов на вырванных из ученических тетрадей листках, исписанных крупным неустоявшимся почерком.

Ася извлекала из ящика стола отпечатанные на машинке бланки с оставленным местом для справедливого приговора, деловито излагала его, потом подписывалась: рецензент «ПП» такая-то. Ниже число и год.

Она вершила свой суд вдумчиво, раздавала лавры скупо, советовала авторам подналечь на грамматику и побольше читать художественной литературы, а главное — после школы приобрести профессию, которая потом ой как пригодится в писательском деле!

— Ничего сложного, и ты сумеешь, — поощрила она Настю. — Сегодня я тебя проконтролирую, а завтра начнешь самостоятельно.

Настя не просто слушала — впитывала ее слова. Неужели уже одно то, что они жили в центре страны, сидели в самой редакции со старинными, от пола идущими полукруглыми окнами, похожими на половину колеса со спицами, возносило их над теми, кто строчил свои письма, рифмовал стихи где-то вдали, за пределами столицы? Чем они заслужили все это, да и справятся ли?

Ася, как и Анастасия, закончила семилетку. Ее мечта — газетный техникум, для того и приехала из Самары к московской тетке. Однако Настя понимала, что что-то было недоговорено, но как самолюбивый человек ничего не спросила. Новая знакомая еще не знает, можно ли ее считать равной себе, потому, наверно, и не открывается до конца.

Отвечать на пионерские письма оказалось и в самом деле нетрудно, если уверенно чувствуешь себя в русском языке.

Ошибки в орфографии, ошибки в знаках препинания — лопатой греби, постыдились бы посягать на литературный Парнас, пока не овладеют элементарной грамотностью!

— Недурно, с перчиком получается! — прочитав Настину рецензию, благосклонно похвалила Ася и подсунула толстую тетрадь с поэмой уже другого сочинителя.

Настя невольно взвесила тетрадку на ладони. Увесистая, переписать набело чего стоит. Заглавие выведено красным карандашом: «Пионеры в лагерях».

— начиналась поэма. Рука Насти невольно потянулась к карандашу, поставить на полях знак вопроса: чей призыв и где он звучит? Но воздержалась, сообразив, что поэму, вероятно, уже читала Ася, а вот не сделала никаких пометок.