Константин Паустовский - Том 9. Письма 1915-1968

У меня гостит сейчас Самуил Миронович Алянский, который вчера весь вечер проговорил со мной о Михаиле Алексеевиче.

С ионизатором Микулина произошла, как говорят в великосветском обществе, следующая «петрушка». Прошлым летом Микулин сам привез мне в Тарусу этот ионизатор (не будучи со мной знаком). Я попробовал пользоваться этим ионизатором и вначале дышал очень хорошо, и астма как будто меня оставила. Но через две недели ионизатор начал работать «обратно» со страшной силой. После каждого вдоха у меня начинались длительные и невыносимые приступы удушья. Пришлось ионизатор оставить.

В первый светлый период я написал, естественно, благодарственное письмо Микулину, которое он и опубликовал в «Юности» без моего ведома. Сначала я думал, что неумело пользовался ионизатором, но сейчас, почти через год, все выяснилось, — ионизатор обязательно должен быть снабжен счетчиком ионов <> На моем же аппарате счетчика не было

Теперь, как мне сказали со слов самого Микулина, аппарат усовершенствован, снабжен счетчиком и уже началось его массовое изготовление для продажи на бывшем авиационном заводе в Серпухове. Что нужно сделать? Во-первых, написать самому Микулину (Александр Александрович Микулин. Москва, Пуговичный пер., дом № 15, квартира 34, тел. Д6.03.38) и, во-вторых, написать в Министерство здравоохранения, которое, вопреки вековой традиции, отвечает на письма охотно и обстоятельно.

Пользоваться ионизатором первое время надо под наблюдением врача. Вот, кажется, все. Да, летом Микулин живет в Коктебеле (Планерское, Крым, собственная дача) — следует написать и туда.

Как сказано у Шолома Алейхема: «Зачем вам горы в Америке, когда вы имеете свои горы в Егупеце?» Зачем Вам шумная Малеевка, когда Вы имеете такие прелестные места, как Тригорское? Но это не мое дело, и Вы можете решительно поставить меня на место за мои бестактные вопросы.

Что с Идой Исаковной? Я сижу в Тарусе и понемногу задыхаюсь. А иной раз и помногу… Я пишу пятую автобиографическую книгу и предвкушаю удовольствие, когда я наконец доберусь в своих воспоминаниях до Вас. Трепещите!!! Татьяна Алексеевна сейчас в Москве.

Вчера у Алянского сорвался на Оке лещ в четыре кило весом. Алянский плакал, что несколько неуместно для создателя «Алконоста».

Обнимаю Вас. Кланяюсь в пояс Иде Исаковне. Все паши, как всегда с энтузиазмом, приветствуют Ваших.

Ваш К. Паустовский.

9 сентября 1959 г. Ялта

Дорогая Лидия Николаевна, простите, что пишу на машинке, но за последнее время мой почерк до того испортился, что я сам разбираю его с трудом.

Я очень обрадовался Вашему письму. Я принял его как отпущение моего великого греха перед Вами — долгого и непростительного молчания,

Я много раз порывался писать Вам, но меня останавливала глупая мысль, что мое письмо может показаться Вам косвенным напоминанием о «Золотой розе», как бы замаскированным вопросом.

Ради всего святого, дорогая, не волнуйтесь из-за перевода «Золотой розы». Эта книга не стоит, как говорили в старину авторы романов, «ни одной вашей слезы». Вы измучились с переводом. Бросьте его и отдохните. А когда отдохнете, то, может быть, снова вернетесь к нему. Я хочу только одного, — чтобы Вы не терзали и не мучили себя.

Как было бы чудесно, если бы Вы могли приехать. У меня жизнь складывается так: до конца сентября я пробуду в Ялте, потом еду на несколько дней в Москву, а на весь октябрь поеду вместе с Татьяной Алексеевной в Болгарию, где, кстати, очень удачно лечат астму.

Если Вы сможете приехать в ноябре, то хорошо, а если раньше, то сообщите мне в Болгарию (София, Союз писателей Болгарии) и одновременно в Москву, и я вернусь раньше. В Москву надо сообщить на тот случай, если моя поездка в Болгарию не состоится.

Напишите о себе. Вы молчите об этом с необыкновенным упорством. Что я могу сказать о себе? Меня изводит капризная и злая моя болезнь (астма). Я устал от нее и, конечно, постарел. Всю предыдущую зиму я прожил в Ялте, и мне стало лучше. На лето вернулся в Москву и Тарусу — астма зажала меня снова. И вот — я снова в Ялте, где кое-как дышу.

Спасибо Вам за великолепную и уникальную у нас книгу (альбом) Матисса. У меня за это время (этим временем я называю время после Парижа; иногда мне кажется, что мы виделись только вчера, а иногда, что прошли многие годы) вышло собрание сочинений в 6-ти томах и напечатана новая (четвертая) книга автобиографической «эпопеи». Сейчас я пишу 5-ую книгу.

Написал большой очерк о Париже. Называется оп «Мимолетный Париж». Пока что — еще но печатал.

Пишите мпе длиннющие письма, не стесняйтесь, я буду радоваться им. Пишу на Париж, хотя, по почтовым штемпелям, Вы почти все время в Ницце. Вы прислали мне дивные фото старинных кораблей. Корабли — моя слабость. Где Вы их нашли, в какой гавани? Вырезка из газеты относительно работы профессора Дидье, очевидно, относится к той выставке, о какой Вы пишете.

Редко вижу Гранина и Рахманова. Встречаясь, всегда вспоминаем Вас. Будьте спокойны, счастливы. Пишите, я буду ждать. Привет Вашей сестре.

Ваш К. Паустовский.

Как Вы относитесь к стихам. Недавно в Москве умер мой недолгий друг, замечательный поэт Заболоцкий. Может быть, в Париже, в магазине русской книги, Вы сможете достать его стихи (в Москве их давно уже нет). Почитайте. Вот, например, одно. Назвается оно «Журавли».

Вылетев из Африки в апреле К берегам отеческой земли,

Длинным треугольником летели,

Утопая в небе, журавли.

Вытянув серебряные крылья Через весь широкий небосвод,

Вел вожак в долину изобилья Свой немногочисленный народ.

Но когда под крыльями блеснуло Озеро, прозрачное насквозь,

Черное зияющее дуло Из кустов навстречу поднялось.

Луч огня ударил в сердце птичье,

Быстрый пламень вспыхнул и погас,

И частица дивного величья С высоты обрушилась на нас.

Два крыла, как два огромных горя,

Обняли холодную волну,

И, рыданью горестному вторя,

Журавли рванулись в вышину.

Там, вверху, где движутся светила,

В искупленье собственного зла Им природа снова возвратила То, что смерть с собою унесла:

Гордый дух, высокое стремленье,

Волю непреклонную к борьбе —

Все, что от былого поколенья Переходит, молодость, к тебе.

А вожак в рубашке из металла Погружался медленно на дно,

И заря над ним образовала Золотого зарева пятно.

Дорогой товарищ Сивриев, только что получил пакет с фотографиями. «Аз благодаря на Вас за тая голяма услуга». Вот видите, как я уже научился писать по-болгарски! На днях я пришлю Вам свои болгарские фотографии, — сейчас их проявляют и печатают.

Но не это главное. Главное — это то, что мы привязались к Вам, к Вашей семье, к нежной девочке Василине, к Ангелу Каралийчову, к Славчо Чернышеву и ко многим нашим новым болгарским друзьям и благодарны Вам и им всем за дружеское расположение и гостеприимство. Все время вспоминаем Вас и Вашу чудесную страну.