Константин Паустовский - Том 9. Письма 1915-1968

Доехали хорошо, но от Руссы начался сплошной дождь и лил до самой Москвы. В Москве друзья накинулись на нас с расспросами, и я так много говорю, что так же хриплю, как и в Софии.

Пожалуйста, передайте огромный привет от нас Вашей жене, Ангелу Каралийчеву, Чернышеву, Серафиму Север-няку, Веселину Андрееву, Ладе Галиной, полковнику Гетману и всем, кто так сердечно отнесся к нам в наши «болгарские» дни.

Пишите по-болгарски. Я все пойму. А если я не пойму, то поймет Татьяна Алексеевна.

Будьте здоровы и счастливы. Целую Вас.

К. Паустовский.

18 ноября 1959 г. Москва

Дорогой другаре Сивриев! С небольшим опозданием посылаю письмо в редакцию литературной газеты. Это — простая благодарность болгарским писателям за гостеприимство и заботу.

Передайте это письмо, пожалуйста, в редакцию (я не знаю ее адреса). И скажите редактору, что я буду очень ему благодарен, если газета найдет возможным напечатать мое письмо.

Дня через два вышлю Вам фотографии. Есть очень хорошие.

23 ноября я выезжаю в Ялту (так требуют мои врачи). После Болгарии моя астма стала гораздо слабее.

В Ялте я пробуду, должно быть, два месяца. Мой адрес в Ялте — Ялта Крымская, улица Кирова 9, Дом творчества писателей. Но можно писать и на Москву, — мне все письма будут пересылать. Татьяна Алексеевна будет с Алешей в Москве.

Мы Вас целуем. Привет жене и детям. Привет всем друзьям.

Ваш К. Паустовский.

18 ноября 1959 г. Москва

Осенью 1959 года я видел в пловдивском музее золотой аттический клад. Его нашли десять лет назад три брата-землекопа Дейковы.

Они копали глину для кирпичного завода и наткнулись на редчайшую по красоте и ценности золотую скульптуру — работу эллинских мастеров.

Древние сосуды светились в сумрачном музейном зале, как груда больших осенних листьев. Червонный блеск падал от них на все окружающее.

Вот так же, подобно этому кладу, впервые предстала передо мной и осеппяя Болгария — страна, как бы выкованная народными мастерами из светлого золота и красной меди.

Несмотря на сожаление моих болгарских друзей по поводу того, что я приехал поздней осенью, я считаю, что мне замечательно повезло. Я увидел Болгарию в полном блеске осенних красок и неба и такую богатую и спокойную от только что собранного урожая, что никогда бы не смог увидеть ее такой в разгар лета.

Мне повезло еще и потому, что у меня были влюбленные в свою страну первоклассные проводники — писатели Ангел Каралийчев, Станислав Сивриев, Славче Чернышев, Серафим Северняк, Лада Галина, Веселин Андреев и другие писатели и поэты, а кроме того — десятки простых и приветливых людей — крестьян, рабочих, рыбаков, шоферов.

Пожалуй, никто не мог бы показать с таким искренним пафосом руины римского города Никополиса около Дуная, как это сделал единственный сторож этих руин — старый крестьянский дед Иордан. Он заслуживает отдельного рассказа.

Я видел многое. Но, конечно, это только отдельные части замечательной страны. Я видел совершенно ржавые от дубовой листвы («Шума») теснины Рылского монастыря, нарядную вершину Витоша, откуда слетает на раскинутую у ее подножья Софию горьковатый осенний воздух. Видел Тырново — город, живописный, как сон, как причудливый рисунок великого художника. Если бы у городов было сердце, то, мне кажется, Тырново был бы городом с самым ласковым сердцем.

Я видел грозную Шипку, засыпанную тонким снегом, будто посеребренные сединой виски ветерана, долину Роз, мощные кряжи Старой Планины, новые заводы, прекрасные дороги и курорты, построенные как бы из твердой морской пены, — такими они были легкими и белоснежными.

Видел маленькие рыбачьи порты Несебр и Созопол с их племенем смелых рыбаков-капитанов, с их древними византийскими базиликами и домами, похожими на птичьи гнезда, с их романтичностью, оставшейся от прошлых времен и напоминающей нам о необходимости наполнить и наше время счастливыми и жизнерадостными чертами молодого романтизма, свойственного новому коммунистическому обществу.

Я видел удивительный, почти неправдоподобный по своей топографии Пловдив, где среди равнинных улиц подымались острые каменные вершины, бурную Марицу, далекое видение закутанных грозами Родопских гор, мавзолей Димитрова, излучающий спокойный свет, огромные чаши новых озер, созданных человеком. Видел старую историческую Болгарию и новую Болгарию, полную труда, оживления и богатства.

Но — и это главное — я видел самое большое богатство страны — болгарский народ, приветливый и расположенный к людям, талантливый, умеющий работать во всю силу, но без спешки и шума, — героический народ, который пронес свою независимость через тяжкие испытания и уверенно идет к новым свободным временам.

Этим первым знанием страны, которое не могло не вызвать любви к ней, я обязан своим товарищам — болгарским писателям.

Они дали возможность узнать свою страну наилучшим образом и проявили широкое и дружеское гостеприимство.

Поэтому позвольте мне принести писателям Болгарии и их объединению — Союзу писателей — глубокую благодарность и считать себя в литературном долгу перед Болгарией. Этот долг я постараюсь отдать по мере сил.

К. Паустовский.

21 ноября 1959 г. Москва

Дорогой Илья Григорьевич, — на днях я вернулся из поездки по Болгарии. В Софии молодая художница Мана Парпулова передала для Вас маленький подарок, — журнал «Изкуство» с репродукциями фресок из Боянской церкви и книгу Доры Габе с иллюстрациями Бешкова.

Мана просила узнать, — есть ли у Вас большая монография о Боянской церкви. Если нет, то она Вам пришлет. Мане можно писать на адрес издательства «Изкуство» (София, площадь Славейков, 11).

В Софии в ЦУМе висит Ваш большой прекрасный портрет, а на одной из софийских улиц есть кафе, которое называется «Илья Эренбург». К сожалению, мне сказали об этом за час перед отъездом из Софии, и я не успел его посмотреть. Любят Вас в Болгарии просто преданно.

Мы редко видимся, и не знаю как для Вас, а для меня это очень грустно. Вас я ощущаю непрерывно как большую моральную опору и не представляю себе жизни и работы вне этого ощущения. Будьте же спокойны, здоровы, берегите себя.

23-го я уехал в Ялту — кончать книгу (в Москве немыслимо). Проживу в Крыму до конца января. Когда вернусь — позвоню, если позволите, Вам.

Кланяйтесь Любови Михайловне. Татьяна Алексеевна низко кланяется.

Обнимаю Вас.

Ваш Я, Паустовский.

26 ноября 1959 а, Ялта

Дорогой товарищ Сивриев! Два дня тому назад я приехал в Ялту. Несмотря на то что в Болгарии моя астма очень ослабела, врачи все-таки послали меня еще на два-три месяца в Ялту, чтобы не быть в Москве в самое холодное и мокрое время.