Константин Паустовский - Том 9. Письма 1915-1968

Дорогие Рувцы, — кажется, я выскочил из переделки, — 30-го, в четверг меня выписывают, и мы, значит, увидимся. Дней пять я побуду дома, а потом на месяц уеду в Барвиху на «окончательную поправку». В Барвиху очень не хочется, но ничего не поделаешь!

Как здоровье? Я, подражая Рувиму, перестал есть хлеб. Очень здорово!

Осип Евсеевич прислал мне свою книгу «Забытые мотивы». Я прочел ее не отрываясь — это превосходная простая и отточенная проза. Критики наши, конечно, дерьмо. Проглядели такого писателя!

О том, с каким наслаждением, вернувшимся из милых юношеских лет, и как хорошо и медленно я читал «Золотой Василек», я писать не буду, потому что Рувец будет отмахиваться от меня и сердиться.

Мне все снится Солотча — Промоина и Ласковское озеро! Надо бы туда добраться.

Ничего не могу узнать о Вас. Семеновиче. Если Вы с ним говорите по телефону, то скажите, что постоянно думаю о нем.

Здесь Миша Светлов. Ему делали переливание крови от какого-то донора Германа, и он возмущается, кричит, что кровь Германа стучит в его сердце, и требует, чтобы ему перелили кровь красивой женщины.

Целую вас обоих, Коста.

Дорогая Лидия Николаевна!

Так долго не писал Вам из-за болезни. Опять подвело меня сердце. В декабре я провалялся с сердцем в морском госпитале в Севастополе, вернулся в Москву и в конце января снова попал в больницу, в Кунцеве, под Москвой. Пролежал там три месяца!! (Безобразие!) На днях меня перевезли в прекрасный санаторий — Барвиху, — вблизи Москвы, и здесь я проживу целый месяц. А потом — к себе, на волю, в Тарусу, а может быть, и дальше. Появилась легкая надежда, что мы увидимся. Может быть, увидим Вас, и Лелю, и Поль, и смешливого господина Кана (он — чудный человек, с ним я, как говорят солдаты, спокойно бы «пошел в разведку». Это на солдатском языке — наивысшая похвала).

Но я, как всегда, «нахал и моветон». Вы доставили мне огромную радость, Вы прислали «Беспокойную юность», когда я лежал в больнице и мне было очень плохо. Я буквально воскрес, увидев книгу. И только теперь собрался написать.

Спасибо за фото (какие милые на фото Шагал и Мальро). Спасибо за письма и за книгу о французских писателях. Спасибо за отзывы в газетах. Вообще — за все. Что происходит в издательстве? Что думает месье Арагон? Видите ли Вы его? Как идет дальнейший перевод? Ходит слух (по Москве), что Поль научилась говорить по-русски не хуже, чем я по-французски.

Я начал получать письма от читателей из Франции и стран Бенилюкса с отзывами на «Далекие годы» и «Беспокойную юность». И во всех письмах восхищаются переводом. В частности, некий Артамонов — один из директоров заводов Форда в Европе прислал мне из Антверпена письмо, в котором пишет: «Французский текст великолепен!»

Это письмо — не в счет. Мне еще не позволяют долго писать. Через неделю напишу еще, побольше.

Как здоровье? Как настроение? Как Гагарино? Мне очень хочется там побывать. (Кстати, у Кодрянских тоже появилось где-то под Парижем свое Гагарино или, как они говорят, своя «ферма».)

В Нью-Йорке, в издательстве «Panteon Press», вышел первый том автобиографических повестей. Вскоре должен выйти второй. Издано великолепно. На обложке портрет, на котором я похож на Мефистофеля.

Мы вспоминаем Вас каждый день. Все время. Непонятно, как, внезапно, вдруг возникают на свете свои родные люди. Я не навязываюсь к Вам в родственники, но это так.

Привет от всех Вам и Леле. Все, в том числе и я, Вас целуют. Пишите! Пишите! Поль пишу отдельно. Все равно переводить письмо будете Вы.

Я до сих пор на расстоянии 3000 километров боюсь Вашу консьержку.

Скоро напишу. Честпое слово.

Ваш К. Паустовский.

10 мая 1964 г. Барвиха

Глубокоуважаемый товарищ Косолапов.

Обращаюсь к Вам в связи с литературным наследием писателя Семена Григорьевича Гехта, умершего в 1963 году.

Гехт был одним из зачинателей советской литературы на юге страны вместе с группой молодых писателей — Катаевым, Олешей, Ильфом, Багрицким, Евгением Петровым, Бабелем, Славиным и другими. Гехт был писателем большого дарования, мужества и чистоты. Литературное его наследие не очень обширно, но очень значительно и ценно. До сих пор Гехт не оценен в полной мере, как он того заслуживает. Я позволю, чтобы не повторяться, привести здесь ту характеристику Гехта, какую я дал ему в одной из глав своей повести «Книга скитапий» («Новый мир», № И и 12 за 1964 год).

«Есть люди, без которых невозможно представить себе настоящую литературу и литературную жизнь. Есть люди, которые независимо от того, много или мало они написали, являются писателями по самой своей сути, по «составу крови», по огромной заинтересованности окружающим, по остроте и образности мысли. У таких людей жизнь связана с литературой и писательской работой непрерывно и навсегда. Таким человеком и писателем и был Гехт».

Гехт писал сочно и лаконично. Налет некой строгой и взыскательной доброты был характерен для его вещей, так же, как и налет огромной его заинтересованности в окружающей писателя «быстротекущей жизни». Гехт принадлежит к тем писателям, книги которых, бесспорно, требуют переиздания. В области переиздания Гослитиздат выполняет великую миссию сохранения всего ценного, что накоплено нашей социалистической литературой. Мы пе вправе ничего ни забывать, ни терять, — ни одной крупицы из сокровищницы нашей советской прозы и поэзии.

Поэтому я, как один из членов комиссии по литературному наследству Гсхта, вместе с остальными членами комиссии обращаюсь к Вам с предложением выпустить в свет двухтомник произведений С. Г. Гехта.

К. Паустовский.

2 июля 1964 г. Москва

Дорогой мистер Коллинз!

К сожалению, я не знаю английский язык и пишу поэтому по-русски, но надеюсь, что пе очень затрудню переводом этого письма Ваших переводчиков.

Если я не ошибаюсь, у Вас в издательстве работает переводчица с русского языка Мария Григорьевна Хара-ри. Она была у меня однажды в Москве, а два года назад мы встретились с нею в Париже. Я получил Ваше любезное письмо по поводу моей книги «Story of Life» \ которую Вы собираетесь издать в Англии. Я буду рад этому. Англия, английский народ и английская литература глубоко интересуют меня и вызывают истинное восхищение.

Я чрезвычайно Вам благодарен за приглашение посетить Англию в сентябре этого года. Я мечтал увидеть Англию с самых младенческих лет, со времен неистового увлечения Вальтер Скоттом и Диккенсом. Со мной приедет моя жена Татьяна Алексеевна Паустовская и моя дочь (падчерица) Галина Алексеевна Арбузова.

Я недавно вышел из госпиталя после сердечной болезни, но ко времени поездки в Англию достаточно окрепну. Но все же я бы хотел избежать многочисленных приемов и встреч — это для меня утомительно. Но, конечно, я буду искренне рад знакомству с писателями и литературной молодежью Англии.