Константин Паустовский - Том 9. Письма 1915-1968

В 10-ом и 11-ом номерах «Нового мира» будет печататься шестая книга. Пришлось только переменить ее название. Вместо прежнего названия «На медленном огне» теперь будет новое: «Книга скитаний».

На днях я пришлю Вам список тех людей, кому хотелось бы послать «Далекие годы» на французском языке. Кроме Швейцера, надо бы послать Пикассо, Лакснессу (Исландия), Марку Шагалу, Белю (Германия), Колдуэллу (США), Пабло Неруде (Южная Америка). Надо бы послать еще итальянцам — Моравии и Карло Леви, но они могут прочесть и в итальянском издании (Фельтри-нелли в Милане). Хорошо бы еще послать Рассели (Англия).

Мы постоянно вспоминаем Вас, Лелю (спасибо ей за превосходные фото). Кстати, откуда «Леттр франсэз» взяло мою фотографию, где я похож на беглого каторжника? Я очень неважного мнения о своей наружности, но все же не стоит пугать этим портретом детей и читателей.

У меня такое впечатление, что мы с Вами так ни о чем и не успели поговорить. Мы Вас замучили в Париже. У нас все благополучно. После Парижа мы с Татьяной Алексеевной жили некоторое время в Севастополе. Я очень люблю этот удивительный город, — в нем очень легко работать. Потом были в Ялте, потом — в Тарусе, откуда я только что вернулся в Москву. Сердце мое пока что в порядке. На днях снова собираемся в Севастополь. Там я буду писать сценарии по своему «Черному морю» (хотя я давно уже дал себе слово не работать в кино).

На днях у нас была Натали Саррот.

Видите ли Кодрянских? Они, кажется, в Париже. Он прислал мне письмо с вырезками из парижских газет, в частности, из «Монд», относительно Нобелевской премии. Если я ее получу (что, конечно, чистая фантастика), то, так и быть, подарю Вам что-нибудь исключительное, вроде ста «матрешек» или ста кило великолепной одесской халвы (говорят, Вы ее любите). А Поль — молодой переводчице — что-нибудь экзотически русское, вроде шали из соболей. Все это, конечно, глупости — не обижайтесь.

Как Вы? Вы, кажется, променяли Париж на Ниццу. Фото Матисса (с кошкой) стоит у меня на столе в Тарусе на зависть всем приезжающим художникам. Мы соскучились по Вас. Когда Вы приедете к нам? Пишите о себе и обо всем. Как дела со второй книгой («Беспокойная юность»)? На днях напишу Арагону.

Не знаю, нужно ли по французскому этикету написать Галлимару? Все-таки старался, издавал… Во всяком случае, если увидите Арагона или Эльзу Триоле, то скажите, что я вспоминаю их и приветствую самым сердечным образом.

Холодно ли в Париже? У нас еще нет зимы, очень затяжная осень. Я вспоминаю газовые печи у Вас в квартире, и почему-то издали они кажутся еще более уютными, чем в Париже. Помните, как в Париже, замотанный приемами и «коктейлями», я мечтал посидеть у Вас в тишине и покое.

Не могу удержаться от просьбы. Если возможно, то пришлите мне два-три флакона того лекарства от астмы, какое Вы мне присылали, — оно действует превосходно <>

Когда увидимся — разочтемся. Может быть, Вам что-либо нужно в Москве? Тогда напишите. Посылаю в этом же письме письмо для Поль. Она мепя совершенно растрогала. Прислала мне очень пежное хорошее письмо на нескольких открытках с видами замков на Луаре. Она прелестная, Поль. А месье Кан приписал несколько слов к ее письму, настолько для меня лестных, что я даже смутился. Пишите! Я жду Ваших длинных и милых писем.

Татьяна Алексеевна и Галка целуют Вас. Я тоже. Будьте счастливы и здоровы. Большой привет Леле.

Ваш К. Паустовский.

Как Ваша «дача» («Гагарино»), куда мы не успели съездить. Какие планы на лето? Опять в Ниццу? Все время смотрю журналы (с Матиссом).

Пишите мне на Москву, мне все письма тут же пересылают.

6 декабря 1963 г. Севастополь

Дорогой Саммир, ты единственный написал мне из Москвы, а мальчишки (Лева и Боря) только трепались. Ну, ладно, они у меня поплачут!

Пишу тебе из старинного морского военного госпиталя, куда меня уложили из-за легкого приступа степокар-дии. Сейчас уже все прошло, 10-го меня выпишут, и мы тотчас вернемся в Москву. Все случилось из-за курения. Поэтому, как теперь любят говорить, «учти» и бди! Не знаю, сколько раз тебе надо говорить, чтобы ты бросил курить! Кошмарный характер!

За окнами — севастопольские бухты, корабли, синеватый осенний воздух и тишина. Палата моя — у самой воды, и я слышу плеск волн, особенно по ночам.

На днях примчалась сюда из Тбилиси на самолете обеспокоенная Галка. Летела ночью и улетела ночью, как метеор. Успела съездить в Херсонес, от которого пришла в восторг.

Мы думали встретить Новый год в Тбилиси, но дорога туда из Севастополя очень сложная — четыре пересадки, а морем до Батуми нельзя, — все время зимние штормы, а Таня укачивается. Поэтому встретим в Москве…

Очень скучно жить врозь со всеми. Я даже не знаю, что ты делаешь в Москве, и потому не могу предостеречь тебя от необдуманных поступков. Водку пей с умом.

Что слышно в Союзе писателей? Тлен и паутина? Очень потрясло нас убийство Кеннеди. Мы ехали ночью из Симферополя в Севастополь, и таксист нам рассказал об этом убийстве.

Скрепя сердце пишу сценарий.

Обнимаю тебя и Нину. Скоро увидимся. Т. А. целует.

Твой К. Паустовский.

24 апреля 1964 г. Кунцево под Москвой

Дорогая Лидия Николаевна, пишу Вам из больницы и потому коротко и на плохой бумаге.

15 ноября в Севастополе у меня был приступ стенокардии, а сейчас — опять. Я пролежал в загородной больнице (в Кунцеве) почти три месяца, и, наконец, 30-го — через шесть дней — меня освобождают («выписывают», как у нас говорят). После этого еще месяц (май) я пробуду в санатории, а потом уже — полная свобода.

Мне нужно еще 10 лет, чтобы написать все, что я задумал. Я почему-то уверен, что успею.

Спасибо за письма (я очень люблю получать Ваши письма), за книгу «Une jeuness inquiete» 6 и за газеты. Я начал получать письма от читателей-французов и русских, живущих на Западе. Все в один голос пишут о превосходном переводе. Поздравляю Вас и Поль еще раз.

Первые книги «Повести о жизни» уже вышли в Нью-Йорке, Мюнхене, Стокгольме и Милане. Что слышно у Галлимара? Как настроен Арагон? Если Вы встречаетесь с ним или говорите по телефону, то передайте самый сердечный привет от меня ему и Эльзе Триоле.

Я думаю, что в связи с выходом дальнейших очередных книг я могу понадобиться и Вам и Арагону. В этом случае Арагон и Галлимар могут меня вызвать (через Союз писателей, известив об этом и меня), не беря на себя никаких материальных забот. А я постараюсь приехать. Звонили Кодрянские. Их телефон Трокадеро 78–47.

Я понемногу начинаю работать. Лето, очевидно, проживем в Тарусе, — на юг меня доктора пока что не пускают.

26 апреля 1964 г. Кунцево