Константин Паустовский - Том 9. Письма 1915-1968

Париж фееричен, особенно по вечерам…

Познакомился с Моруа, Мориаком, Корбюзье. Живем в отеле, наши окна упираются в Лувр. Видели много. Французы пригласили нас остаться до конца декабря. Мы без особых размышлений согласились. Виделся с Арагоном и Эльзой Трио л е и «моим» издателем Галлимаром. Он устроил ужин с чудными устрицами, но насчет сантимов за книги — ни полслова.

Вчера должны были ехать в Нормандию (Руан, Гавр, Гонфлер), но поездка сорвалась, там стоят такие туманы, что от них сердечники умирают с полной легкостью.

На днях едем на юг, в Прованс, в Арль — и дальше. К нам прикрепили машину с русским шофером. Весьма изысканным и престарелым. Он ведет машину в лайковых перчатках и картавит, как Вертинский. Все здоровы, но устаем, кроме Галки. Она носится по городу почти без перерыва.

Пожалуйста, расскажи Алешке содержание этого письма. И Леве Левицкому. Мы по всех соскучились.

На всякий случай адрес — на этом бланке гостиницы. Комната (chambre) № 141.

Как здоровье, как Нина?

Все целуют тебя и Нину очень.

Как ты отстал, — мы едим омаров, сваренных в шампанском, а ты — лапшу. «Фуй!» — как говорят французы. Кажется, на днях увижу Замятину.

Твой К. Г.

19 декабря 1962 г. Арль (Прованс)

Дорогой Виктор Абрамович!

Привет Вам от нас из удивительного Арля, где жил и работал Ван Гог. После двух бурных недель в Париже отдыхаем в поезке по Провансу. Сегодня едем в рыбачьи городки на Средиземном побережье, завтра — в Марсель, а потом опять в Париж.

Выедем в Москву 27-го. Сердце ведет себя превосходно. Татьяна Алексеевна целует Надежду Самойловну и Вас. Я тоже. Привет Тане. Ваш К. Паустовский.

Письмо это отправляю не из Арля, а из маленького захолустного порта Гро де Руа, к западу от Марселя.

Валя, дорогой, пишу Вам из средневекового города на юге Франции Авиньона. Были две педели в Париже, потом мы с Т. А. уехали на неделю на юг, и Галка осталась в Париже. Сегодня приехали сюда из Марселя.

Позвоните Боре и Леве и скажите им, что я забыл в Москве свою книжку с адресами и потому не мог им написать.

Весь юг Франции объехали на машине со скоростью в 140 километров. Иначе здесь не ездят. 29-го вернемся.

Целуем Нину и Вас.

Я. Паустовский.

20 декабря 1962 г. Марсель

Алешенька, в Марселе жара, веселье, тысячи баров, в кафе все целуются.

Сидим в кафе па берегу старого порта с сотнями кораблей. Мне не удалось снять остров Ив, где сидел в тюрьме граф Монтекристо, но я купил открытку с видом Ива.

Обедаем на воздухе, на тротуаре, голуби рвут хлеб из рук. Сейчас едем в Авиньон, а оттуда — в Париж.

Расскажи обо всем Боре и Леве.

Целуем тебя очень оба, мама и я.

20 декабря 1962 г. Авиньон

Рувцы, дорогие, только что прилетели из Марселя в Авиньон. После двух шумных недель в Париже уезжали па неделю в Прованс. Завтра возвращаемся в Париж, а 29-го будем уже в Москве. Видели много интересных людей, вещей и мест. Все расскажем. Виделись с Моруа, Мориаком, Сартром и со многими другими писателями.

Что у Вас? Здоровы ли? Рувец, я купил здесь удивительную наживку для рыбы, говорят, она действует маги-qecKH. Попробуем. Таня, Галка и я — все Вас обоих целуют.

Привет друзьям. Ваш Коста.

8 апреля 1963 г. Севастополь

Дорогой Даниил Семенович, — не ругайте меня за то, что отвечаю на Ваше письмо с таким опозданием. Жил в Переделкине (в Доме творчества), работал, попал в самую гущу (отраженную) событий, сыт ими до тошноты и решил, чтобы наконец окончить книгу, поехать в тихий Севастополь.

Конечно, я напишу о Казакевиче, это — мой долг, как и всех, кто знал его и любил его — всегда необыковеп-ного, отважного, насмешливого и нежного, остроумного и беспощадного. Как сейчас его не хватает!

Напишу я к июлю, раньше никак не получится. Есть у меня и письма Эммануила Генриховича — необыкновенно интересные, я их соберу и «предоставлю» Вам. Но есть одно письмо совершенно удивительное, которое он прислал мне в больницу во время так называемого юбилея. Оно настолько возвышенно и трогательно, что, к сожалению, его вряд ли можно — да и нужпо ли — печатать. Во всяком случае, я Вам его покажу.

Я кончаю здесь книгу (шестую часть автобиографической эпопеи) для «Знамени». Они ее, конечно, не напечатают… В общем, посмотрим.

Сейчас я как раз в своей книге дошел до «Конотопов» у Фраермана. Если Вы не знаете, что это такое, то Туся Вам расскажет. Она — самая популярная участница «Малого Конотопа».

Привет ей большой.

Не собираетесь ли Вы в Ялту? В Севастополе цветет кизил и миндаль, но еще холодно.

Всего Вам хорошего от чистого сердца.

К. Паустовский.

Севастополь. Гостиница «Украина», комн. 204.

12 апреля 1963 г. Севастополь

Дорогой Ярослав, прежде всего извини меня за то, что я пишу это письмо на машинке, но мой почерк стал настолько невероятным, что я сам с трудом его разбираю.

Спасибо тебе за письмо. Я был очень рад ему, но, как всегда, затянул ответ. Это мое ужасное свойство — тянуть с делами, со сдачей рукописей, с ответами на письма. Не сердись. Очевидно, я лентяй, хотя и не признаюсь себе в этом.

Мы с тобой болели в одно и то же время. Я тревожился за тебя и теперь рад, что все окончилось счастливо. Я тоже пока что удачно выскочил из переделки, из своего инфаркта. Настолько удачно, что после инфаркта ездил с Татьяной Алексеевной и Галей на месяц во Францию. Ехали мы туда поездом через Варшаву, выходили на минуту на Гданьском вокзале и вспоминали нашу там встречу.

Кстати, я написал большой очерк (эссе) о поездке в Польшу. Там есть и милое романтическое Стависко с туманным парком, обилием книг, горячей «гербатой» и чудесными маленькими девочками. Есть и ты — мой старый товарищ.

Очерк этот взял у меня «Новый мир», тотчас решил напечатать, но с тех пор положение так изменилось, что нет уверенности, что очерк этот увидит свет. А жаль! Писал я его с большой любовью к Польше.

Я рад за успех «Хвалы и славы». Когда я смогу прочесть эту книгу? Спасибо тебе большое за предисловие к «Войне и миру».

Сейчас я заканчиваю шестую книгу автобиографического цикла. Называется она «На медленном огне». Болезнь отняла у меня уйму времени, и первое время я как бы наново учился писать.

Чтобы окончить эту книгу, я уехал с Татьяной Алексеевной на месяц в Севастополь (родной город Татьяны Алексеевны), — в Москве работать не дают, особенно теперь.

Живем в гостинице. За окнами — старые живописные бухты, бастионы, сады, где зацветает кизил и миндаль. Севастополь, подобно Варшаве, поднялся из руин. Здесь после войны на каждом квадратном метре земли насчитывали по сто — двести осколков от бомб.