Константин Паустовский - Том 9. Письма 1915-1968

Примите мой сердечный привет.

Ваш К. Паустовский.

А. К. ГЛАДКОВУ

24 ноября 1961 г. Таруса

Дорогой Александр Константинович! Еще приехав из Польши и прочитав в «Новом мире» Ваши записи о Мейерхольде, я собирался Вам написать, как это отлично и интересно, но думал, что мы скоро встретимся и я все скажу Вам лично. А сейчас еще прочитав новые куски Ваших воспоминаний, идущие в нашем многострадальном и долготерпеливом сборнике, я все-таки не удержался и хочу Вам написать, что Ваш «Мейерхольд» — поистине — украшение «Тарусских страниц». Какой вы молодец, что в те давние времена записывали его, по горячим следам, и как Вы тонко и умно сейчас восстанавливаете его образ. И написано это превосходно: просто первоклассная проза.

Почему Вы, чудак, не пишете прозу — у Вас перо настоящего прозаика?

Обнимаю Вас. Приезжайте в Тарусу.

У нас страшный гололед, но хорошо.

Ваш К. Паустовский.

15 декабря 1961 г. Таруса

Дорогой Николай Яковлевич, — я получил и с огромным наслаждением прочел «Два долгих дня». Это превосходно так же, как повесть о тульских мальчиках и воздушных змеях. Столько острого глаза, точности и тонкости, юмора и человечности, свободного распоряжения материалом и таланта, что никак не можешь отойти от этой вещи, — я уже перечитывал ее три раза.

Вам бы надо собрать и выпустить все свои вещи, начиная от самых ранних («Трактир»?), в том числе и превосходные очерки и статьи.

Буду в Москве к новому году, позвоню Вам, увидимся и поговорим.

Привет жене, Зипе, Арону. Целую вечность никого не видел, — такая дикая жизнь.

Обнимаю Вас.

Ваш К. Паустовский.

27 января 1962 г. Ялта

Дорогой Славчо! Ради бога, не сердитесь на меня за то, что молчу целыми месяцами. Меня очень «дергают» всяческими делами, и, кроме того, у меня ужасный характер, — я очень люблю получать письма, сам же пишу со страшным трудом.

Спасибо за последнюю телеграмму. Поблагодарите Яни Хрисопулоса и Анну Батиньоти.

У меня сейчас — дерзкая мечта приехать осенью в Со-зопол с Татьяной Алексеевной и Галкой, пожить там, половить рыбу в Ропотамо. Может быть, это удастся.

Спасибо за «Капитана Леванти». Как хорошо, что Вы помните меня и не перестаете мне писать, несмотря на мое дурное «эпистолярное» поведение. Этим летом я был в Италии и Бельгии, а осенью с Татьяной Алексеевной и Галкой — в Польше. Там мы прожили целый месяц, и я устал, как бургасский банабак.

Мы постоянно вспоминаем Вас с большой любовью и дружбой.

Как жизнь? Как стихи и проза? Как «Доменика»? Вас, Яни и Анну Батиньоти с моих слов знают и любят все мои друзья.

Перестали ли Вы сердиться на меня за полуреальный Созопол в «Амфоре»? Я в Созопол буквально влюблен. Что-то есть в нем от приморских городков Александра Грина. Переведен ли Грин на болгарский язык?

Привет Вашей жене, Северняку, Веселинову, Сивриеву и всем, кто помнит меня. Встречаете ли Вы Ангела Кара-лийчева? Передайте ему самый дружеский привет от Т. А. и меня.

Пишите мне, умоляю. Если бы Вы знали, как я рад Вашим письмам и как я мучаюсь от собственного молчания, то писали бы мне часто.

Татьяна Алексеевна и я обнимаем Вас.

Ваш К, Паустовский,

Я сейчас в Ялте, пишу 6-ую книгу автобиографического цикла. Пишите мне на Москву.

19 февраля 1962 г. Ялта

Виктор Абрамович, дорогой мой, прежде всего хочу поблагодарить Вас за то, что Вы помогли мне на таком огромном расстоянии и так твердо и хорошо. Спасибо Вам и за себя и за Татьяну Алексеевну, — она бывала гораздо спокойнее после разговоров с Вами.

Случилось все, как всегда, внезапно. В доме, кроме меня, никого не было (все население ушло в кино), и только случайная уборщица вызвала «скорую помощь».

Сейчас все прошло, никаких болей в сердце и вокруг нет совершенно. Бросил, конечно, курить, двигаюсь спокойно (насколько могу), астма меня почти оставила. Жаль, что долго не смогу выходить, — живу на третьем этаже и подыматься по лестнице мне, как говорят, еще пельзя. Лечил меня здесь молодой врач (24 года), не очень уверенный в себе. Что бы ни случилось, он говорил одно и то же: «Добренько!»

Татьяна Алексеевна проживает здесь со мной до 1 марта, потом ее сменит Галка.

Февраль здесь сырой, дождливый, бурный. Вое время штормы и даже грозы. Но при первом же солнце все расцветает. Распускается миндаль. Все это я вижу за своими окнами. Вижу маленькие рыболовные корабли (сейнеры), которые ловят рыбу по всему Черному морю и уходят даже за сардинкой в Атлантический океан, к островам Зеленого Мыса. Они стоят под моими окнами тесной толпой на якорях и во время дождя выглядят промокшими насквозь, во время ветра — взъерошенными, как воробьи, а в шторм — испуганными и жмущимися друг к другу.

Как Ваши ребра? Ужас-ная история, возможная только в Москве. Я подозреваю, что Вы, несмотря на строгость ко мне, сами не очень осторожны.

Пока не работаю и чувствую себя преступником. К апрелю должен окончить книгу и тогда смогу отдыхать. Приеду в Москву в начале апреля.

Обнимаю Вас крепко. Огромный привет Надежде Са-мойловне и Тане. Татьяна Алексеевна кланяется, — она очень Вас любит, так же как и я.

Ваш К. Паустовский.

Сегодня с утра — все в солнце и так жарко, что Татьяна Алексеевна и я загораем на балконе. (Я, конечно, чуть-чуть.)

Февраль 1962 г.

Татьяне Алексеевне.

Танюша, мне стало очень плохо. Ужасные боли в груди и в сердце. Никого нет.

Если что случится, солнышко мое, береги себя, Алешку и Галку.

Очень я тебя люблю, даже сказать не могу. И Алешку и Галочку.

Не горюйте очень.

(Впоследствии рукой Паустовского помечено: «Первый инфаркт в Ялте, февраль 62 г.».)

10 апреля 1962 г. Ялта

Дорогая Нина Павловна, — пишу наспех, ко мне пришел С. Г. Брагин и показал Ваше письмо.

Не болейте. Я тоже только что перенес тот же спазм коронарных сосудов.

Не волнуйтесь, — диссертация у Вас прекрасная. Напишите мне, как сошла защита.

На днях возвращаюсь в Москву, а оттуда — в Тарусу. Поправляйтесь, лежите спокойно.

Будьте спокойны и счастливы.

Дорогой, милый мой Эммануил Генрихович, трудно сказать, как я был тронут Вашими письмами и как мне трудно было принять их по отношению к самому себе. Спасибо.

Лечитесь, не сопротивляйтесь врачам, не небрежничайте. Прошу Вас. В конце концов, это же совсем не трудно. Это не бравада и не фанфаронство, но правда нас очень мало (пока что) и мы должны беречь друг друга.

Я выйду на волю в половине июля. Маргарита прислала телеграмму с борта теплохода «Орджоникидзе» в Тихом океане: «подъезжая к Иокогаме, покидая СССР, весь ваш праздник буду с Вами Маргарита Алигер».