Константин Паустовский - Том 9. Письма 1915-1968

Я пишу здесь вторую книгу «Золотой розы». Изредка играю в бильярд с Родовым. Писателей, как водится, почти нет, но есть железнодорожники, правда, очень тихие.

Пишу Вам по поводу Гриши Кановича, с которым Вы меня познакомили как с писателем в прошлом году. Он сейчас здесь. Очень милый, молодой, еще «необъезженный». Возникла идея издать его книгу «Я смотрю на звезды» в Москве. В Вильнюсе ее издали маленьким тиражом — всего 8 тысяч.

Хорошо бы издать в «Советском писателе». Сделайте доброе дело, узнайте, какие там есть возможности. Я не знаю, кто входит в Худсовет и кому следует написать об этом. На Ф. надежды мало.

Вместе с этим письмом Канович отошлет Вам два экземпляра книги, — быть может, Вы дадите ее прочесть еще кому-нибудь.

На всякий случай сообщаю Вам адрес Канови-ча — он в просторечии почему-то Гриша, а официально Яков Семенович Канович (Вильнюс, просп. Сталина, 35, кв. 8).

Слух о цветных портретах Ляли проник даже в самые глухие углы Крыма. В случае выдвижения этих портретов на премию имени братьев Гонкуров не забывайте, что я их создал. Именно создал.

В мае придется лететь в США, а мне не очень хочется. Даю Америку, беру Францию или Италию.

Пробуду в Ялте, очевидно, до апреля.

Ляле мой нижайший привет.

Обнимаю Вас

К. Паустовский.

4 марта 1961 г. Ялта

Дорогой Евгений Николаевич, спасибо за письмо. Вчера у нас в Доме творчества показывали «Северную повесть», и я, нерадивый автор, посмотрел ее во второй раз и должен Вам сказать, что картина превосходная — по чистоте, по сокрушающему сердце благородству, по удивительно сделанному пейзажу. Я смотрел ее, как чужую вещь, — поэтому так и пишу, зрители, конечно, плакали и благодарили Вас и меня.

Впервые я всмотрелся в игру Евы Мурниеце, и она просто пленила меня своей непосредственностью и девичеством, на которую лег такой трагический груз. Хорошо! Если у Вас есть ее адрес, то пришлите его мне, пожалуйста, я хочу написать ей маленькое благодарственное письмо.

Теперь — о планах. Если бы Вы поставили «Лермонтова» — то это было бы, как говорят теперь, грандиозно. Я шучу, конечно, но сценарий Лермонтова я писал с огромным напряжением.

Боюсь, что пьесы «Простые сердца» у меня в Москве нет. Ее можно достать только в Ленинской библиотеке. Герой этой пьесы в какой-то мере — Александр Грин. Много моря, — действие происходит в Новороссийске.

Меня сейчас привлекает одна тема — трагическая и героическая — лейтенант Шмидт. Но когда я напишу сценарий? Когда? Сейчас я работаю над второй книгой «Золотой розы», а потом пойдут следующие книги автобиографии.

Просто необходимо, чтобы правительство распорядилось добавить мне еще десяток лет.

Перелистайте собрание, подумайте. А я тоже буду сейчас думать.

В Ялте тепло, сыро, народ непонятный, цветет миндаль. Было землетрясение (ночью). Я проснулся, и мне показалось, что кто-то прячется за спиной кровати и трясет ее изо всех сил.

Пишите мне почаще. Здесь, в этой южной ссылке, скучно без писем и людей.

Привет Вашей жене. Обнимаю Вас.

Ваш Паустовский.

Май 1961 г. Таруса

Нельзя сказать, что я знаю Самуила Мироновича Алян-ского очень давно. Я познакомился с ним всего лет десять назад. Но каждый год общения с Самуилом Мироновичем можно засчитывать за несколько лет по силе его человеческого обаяния на нас, его друзей. Обаяние это — в твердости, чистоте и подлинности его вкусов, его мыслей, его честного отношения к действительности.

Самуил Миронович — один из интереснейших людей нашего времени — знает, что мир не так уж богат талантливыми и непосредственными людьми. Поэтому он ищет талантливых людей и легко общается с ними.

Алянский — жизнелюб. О таких людях, как Самуил Миронович, принято говорить, что они «все понимают». Это одна из величайших похвал в нашей сложной жизни.

Его любовь к поэзии и живописи самоотверженна, взьь скательна, и против этой любви Самуил Миронович ни разу в жизни не погрешил.

Есть люди — не художники и не писатели, но без них не могла бы существовать в полной силе та светлая и благородная струя, которая питает мастеров и помогает им сохранить свое творческое лицо и свободу во всех самых тяжелых обстоятельствах.

Алянский предан искусству и правде искусства по-рыцарски — без страха и упрека.

Для меня Самуил Миронович — не только друг, вошедший в мою жизнь в те годы, когда дружба возникает чрезвычайно редко.

Для меня Самуил Миронович существует еще как друг нашего великого и печального поэта Александра Блока. Мне иной раз кажется, что благодаря дружбе с Алянским я становлюсь ближе к Блоку.

Моя любовь к Блоку достигла своего полного расцвета после встречи с Алянским и после его рассказов о Блоке.

Алянский по самой своей сути — издатель. Всем памятны книги издательства «Алконост», которым руководил Алянский. Деятельность «Алконоста» вошла в историю нашей культуры как одно из удивительных ее явлений.

Я поздравляю Самуила Мироновича с его большой, благородной и целеустремленной жизнью.

Поздравляет его и вся моя семья, нежно его любящая.

А пожелать Самуилу Мироновичу я хочу всего, что есть лучшего в нашем, как сказал Бунин, «непонятном, но все-таки прекрасном мире»…

Константин Паустовский.

6 июня 1961 г. Таруса

Дорогая Лидия Николаевна, — положение мое просто трагическое. Очевидно, нужно, чтобы в сутках было 48 часов, тогда только я успею вовремя отвечать на письма и писать свои книги. Поэтому не огорчайтесь и не проклинайте меня в душе за хронические запоздалые ответы. Не обращайте на это внимания и пишите мне чаще, — после каждого Вашего письма у меня такое чувство, будто я поговорил с Вами обо всем, будто мы по-дружески поболтали и я все знаю.

Спасибо за Ваши письма, я всегда радуюсь им, как голосу далекого и милого родного человека*— хотите Вы этого или нет. Спасибо за могилу Леонардо да Винчи и за Бетховена. Я так ясно видел все это, как будто был там вместе с Вами.

Арагону я написал, что возражаю против сокращения моих вещей. Если, как он думает, французский читатель не любит больших книг, то можно каждую автобиографическую повесть издавать отдельной книгой, т. к. каждая книга существует, помимо общего, и сама по себе. До сих пор Арагон мне не ответил, что несколько противоречит французской любезности. Из этого я заключаю, что он со мной не согласен и издавать меня не будет. Кстати, переговоры со мной от имени Арагона вел в Москве некий человек по фамилии Каталя. Знаете ли Вы его? Он перевел для нашего журнала «Произведения и мнения» (издающегося на французском языке) несколько глав из «Броска на юг».