Константин Паустовский - Том 9. Письма 1915-1968

Сейчас еду на почтамт, получу деньги (25 р,), пришла вторичная повестка, оттуда в РОСТу, где получу жалованье. Эти 25 р., очевидно, из Моряка. На днях получу за «Лихорадку». Так что с деньгами все хорошо. Совестно, что я ничем не могу помочь Саше, живу барином, а она все делает. Напиши мне поподробнее. Не вертись, ты ведь страшная вертушка. Не знаю, что и делать с Матрешкой. Отдал ее Ал. Ник., пусть живет у Рудневых (если возьмут такую лахудру). А она все время лезет ко мне и тычет мордой в щеку.

Целую. Пиши. Твой Кот.

Я внешне очень спокоен, и Саша никак не может сообразить — рад ли я мальчишке или огорчен, что не девочка.

19 августа 1925 г. Москва

Дорогая мама. У меня 2-го августа родился сын, у тебя внук, а у Гали племянник. Мальчик маленький, но крепкий, назвали мы его Вадимом (в память Димы). Он очень похож на меня, отчасти на Диму. От Кати у него только брови, свежий цвет лица и независимый нрав. Возни с ним порядочно, но и радости много. Катя вся ушла в малыша, — почти не спит вот уже неделю.

Роды были тяжелые, пришлось делать несколько разрезов, Катя потеряла много крови, но теперь оправляется. С апреля я очень много работал с 9 утра до 12 веч., — надо было собрать денег на малыша, потом ездил в командировку на Северный Кавказ и в Закавказье, вернулся лишь недавно. Писать было очень трудно, в Москве месяцы идут, как дни и часы, как недели. Пишу я мало, но это не значит, что ты должна сердиться и не писать. Пишу мало еще и потому, что здесь в Москве вся жизнь идет по часам, по-американски и порядочно утомляет. Теперь я работаю гораздо меньше, и у меня остается больше свободного времени для своей работы, и я могу писать чаще.

В декабре будет готов дом, в котором у нас будет две комнаты, и в конце декабря или в начале января ты с Галей переедешь в Москву. Ты всегда боишься быть обузой, — вот нарочно и родили тебе внука, ты будешь наставлять Катю, как с ним обращаться, а то Катя страшно неопытна и теряется от каждого его вопля.

Так что твои опасения об обузе отпадают. Конечно, об этих твоих опасениях «быть обузой» я не говорю серьезно, т. к. хотя я и очень скверный сын (внешне), но я давно, очень давно, так же как и Катя, думаю и готовлюсь к тому, чтобы ты переехала к нам, отдохнула около пас, чтобы тебе наконец можно было бы совсем не думать о завтрашнем дне и не работать.

Два раза я собирался в Киев, по оба раза меня задерживали в Москве.

Относительно переезда в Москву все решено окончательно и никаким дальнейшим «дискуссиям» не подлежит. Если почему-либо ты не захочешь жить в двух комнатах с нами, тогда ты с Галей будешь жить в нашей теперешней комнате (тихой, теплой и удобной, но небольшой).

В смысле материальном беспокоиться тебе совсем нечего. С октября я буду зарабатывать около 300 рублей, работая по 5 часов в сутки (так мне повезло), а этого нам на четверых за глаза хватит. Кроме того, я получаю сносный гонорар (правда, не регулярный) за статьи.

Катя на днях напишет, как только придет немножко в себя.

Целую тебя и Галю крепко. Привет от Кати.

Твой Котик.

4 июня 1926 г. Москва

Крол, родной. Получил сегодня твое первое письмо. Очень мне больно за тебя, — опять приходится метать-ся <���…>

Как Димусик, здоров ли? Как он доехал? Хорошо ли ему в Богове? Напиши все подробно <[…]> Был у Лежнева. Этикетки он еще не читал, прочтет к 8-му. Асеев сам взял у меня «Этикетки» для издательства «Мол. гвардии» (прислал ко мне Гехта за рассказом в один лист, я дал «Этикетки») так, что Этикетки пойдут или в «Нови» (через Лежнева), или в «Мол. гв.» (отдельной книжкой) через Асеева. От «Огонька» деньги надеюсь получить к отъезду.

Сейчас отделал первые три главы «Мертвой зыби» («Старый Оскар», «Мысли о творчестве» и «Пакость» (о смерти Оскара), отнесу их завтра в «30 дней» Регинину.

Квартиру я прибрал, полы горят. Шубу твою сдал. Костюм, новый шарф, все шляпы, все ценные твои вещи, меха и белье сложил в желтый чемодан и отнес к Фраерману, т. к. у них всегда дома бабушка и гораздо безопаснее. Обедаю в столовой (в Столешниковом пер.).

Очень тоскливо без Крола и без Димусика. Стоит жара, очень пыльно, душно, нечем дышать. Относительно Г. — держись особняком, не давай денег. Это — штуки, очевидно, система. Он ко мне не ходит.

Очень многие расспрашивают о Ефремове. Поблагодари от меня Гусевых. Я ему напишу отдельно.

Не скучай, не волнуйся. Как река? Сегодня вечером напишу снова. Не писал так долго, т. к. все время были дела (литер., комнатные). Сейчас почти все переделал и буду все свободное время писать. Поцелуй глупого гражданина. Целую. Пиши.

Твой Кот.

Малину Мальвине отнес. Гоф-н у меня не бывает.

9 июня 1926 г. Москва

Кролик, родной. Полупил твои письма (три), и сейчас у меня на душе спокойно. Сегодня вечером или завтра утром отправлю Димусику апельсины, лимоны и яблоки. Получила ли деньги? Гофман собирается ехать 15-го.

Я хотел приехать в четверг (праздник), но с 1-го июня повысили на 30 % железнодорожный тариф, и поездка на два дня обошлась бы очень дорого.

Если у Шумского хорошо, то бери. Если же можно не менять дачу (чтобы опять не возиться с переездом), то лучше остаться у Г. Вс., тем более что писать я буду в саду, а не в комнате. Только Синявского положить будет некуда. Собирается в Богово еще и Алексей Николаевич — рисовать, но вряд ли поедет.

Я заплатил за квартиру, свет, купил американский замок, взял у портного брюки и пальто и починил свои белые туфли, — видишь, как много. <���…>

Литературные дела пока в прежнем положении. Лежнев даст ответ в пятницу (11-го). Отдал переписывать для Регинина. Почти каждый день бывает Гехт. Он предлагает мне войти в кружок писателей (Гехт, Асеев, Катаев, Ки-пен, Эренбург, Югов и я) для того, чтобы самим начать издавать свои книги.

Издательства лопаются, в связи с режимом экономии почти прекратился выпуск художественных вещей, — издают только учебники и политическую литературу.

Ты знаешь, 7-го на рассвете на Тверском бульваре застрелился Соболь. Третьего дня его хоронили. Он оставил письмо, в котором пишет, что настоящая литература сейчас не нужна, ее не печатают, лгать же и подхалимничать он не хочет, голодать тоже не хочет. Смерть его очень взволновала всю Москву (литературную). В общем, тяжело.

В воскресенье ездил на ростовскую дачу, весь день лежал на солнце у реки, читал, хорошо загорел. Жду первого. Готовлю удочки. Напиши мне, какая рыба водится в Мече, чтобы я знал, какие снасти брать с собой.

Стосковался я очень. Хорошо, что осталось немного, всего 20 дней. Как ты? Посвежела ли и стала ли шумная? Димусик смешной, боится индюшат. Я его часто вспоминаю, уж больно он трогательный человечек.