Константин Паустовский - Том 9. Письма 1915-1968

Простите за грязное письмо — здесь совсем нет бумаги.

Напишите о себе и обо всем. Есть ли какие-нибудь пла-пы па лето? Как Володя? Здесь изумительный воздух, весь городок в вековых каштанах. На дпях ездили в Коктебель на осле — он шел не больше километра в час, совсем нас замучил, но дорога чудесная, — в лесистых горных ущельях.

Привет от Вали и Сережи. Привет Володе и Аэлле.

Всего хорошего.

Ваш К. Паустовский.

Наш адрес: Крымская АССР, г. Старый Крым, ул.

III Интернационала, 89.

4 августа 1938 г. Солотча

Сегодня у нас день полного отдыха от рыбной ловли (чем Миша весьма недоволен). Я исправил кое-что в пьесе и послал ее Дудину, писал с утра новый рассказ, а теперь пишу (в саду около гамака) это письмо тебе. День уже осенний, синий, не очень жаркий.

Миша варит пшенную кашу, чтобы ловить лещей, в промежутки между этим занятием переводит какую-то ботаническую статью и ругает Матрену. Два дня провели па Прорве. Там встретили только одного, очень скромного молодого рыболова-интеллигента. Он тоже жил там два дня со своей старухой-мамашей. Оба очень славные, а рыбная ловля со старухой-матерью произвела на нас с Мишей очень трогательное впечатление. На второй день перед уходом этот рыболов подошел к нам, спросил меня, не Паустовский ли я, сказал, что приехал в Солотчу после того, как прочел «Вторую родину», и очень благодарил меня замой книги. Узнал он меня по фотографии.

На Прорве мы нашли чудное место, где бешено клюют огромные окуни, судаки и плотва (это — новость для Серого). Получил письмо от МХАТа с просьбой обязательно написать для них пьесу. Театр уже соглашается на «Лейтенанта Шмидта». Получил еще письмо от Фадеева — очень милое, он просит от имени Союза писателей написать к сотой годовщине смерти (9 марта 1939 года) биографию Тараса Шевченко. Напиши, что ты об этом думаешь, стоит ли за нее браться.

Что с Роскиным? Рувима пока нет, — может быть, он совсем не приедет <���…>

С Мишей живем дружно, хотя он и ругает меня и тебя за то, что мы съели его запасы гречневой каши. Сегодня пилил меня за это все утро. Здесь гречневой крупы нет, но она должна быть. Если пе привезут, то придется прислать из Москвы, иначе Миша не успокоится.

Астры расцветают с каждым днем все пышнее. Вот и все наши новости. Стало очень тихо, пустынно…

Целую тебя крепко. Твой Па.

Узнай, пожалуйста, у Арона, кто заведует литер, отделом «Правды» — не Трегуб ли?

6 августа 1938 г. Солотча

Димушка, спасибо за письмо. Боюсь, что это письмо не застанет тебя в Уречье, поэтому через несколько дней напишу тебе в Москву.

Здесь весь месяц стояла чудовищная невыносимая жара, хотя и был страшный ураган, — луга и поля сгорели, все коричневое, и уже от засухи осыпаются, как осенью, деревья. Полтора месяца не было ни капли дождя, в лесу и в саду повалило много деревьев. Солотча очень испортилась, — вся запружена дачниками, по главной улице автомобили носятся беспрерывно, как в Москве, и рыбы почти не стало. Чтобы поудить по-настоящему, приходится уходить на Черное озеро и даже дальше, на Поганенькое — очень глухое озеро с зыбучими берегами. Там берут окуни в 3–4 фунта, похожие на поросят, но очень вялые, их тащишь из воды, как корягу.

Дачников много даже на Сегдене. Я тоже научился ездить на велосипеде, но езжу пока очень плохо, — должно быть, из-за близорукости, из-за каждой канавки падаю. Я здесь работаю, хотя очень мешает жара.

Чуть не забыл написать тебе, — в день отъезда из Москвы я не нашел свой билет (литфондовский), чтобы оставить его тебе, да и времени искать его не было, падо было ехать на вокзал. Когда ты верпешься в Москву, я пришлю тебе записку в Литфонд, ты пойдешь, и тебе по записке выдадут бумагу.

Напиши мне о своих дальнейших планах. Как ты себя чувствуешь, совсем ли здоров. Меня опять (хотя и недолго) трясла здесь малярия.

Приезжал ко мне директор Центрального детского театра — советоваться насчет постановки «Созвездия». Художником будет Эрдман. Знаешь ли ты такого? Получил письмо из Комитета по делам искусства о том, что с зимы пьеса пойдет во многих театрах по Союзу.

Пиши. Жаль, что в Уречье тебе не удалось половить рыбу. У нас здесь тоже есть смешной кот — он украл окуня, у которого в горле остался английский крючок, съел его и чуть не умер — две недели ничего не ел, только пил и стал худой, как скелет. Очевидно, крючок где-нибудь зарос внутри у кота.

Целую тебя крепко. Пиши обо всем.

Папа.

7 августа 1938 г. Солотча

Зверунья-певунья, получил вчера вечером сразу два твоих письмеца, — оба сразу потому, что два дня мы провели с Мишей на Старой Оке (огромное озеро за Прорвой) и только вчера вечером вернулись. Там было очень хорошо, около нас садились стаи журавлей (они уже улетают на юг), много разной рыбы. Оба мы страшно загорели. Вернулись и застали здесь Рувима с Валентиной

Подумай, может быть, можно что-нибудь устроить, чтобы тебе вырваться сюда хотя бы на пять-шесть деньков. Миша возмущается тем, что Серого хоть на неделю нельзя оставить с теткой, и ругает тетку ужасно.

Ты права, наш дом (вернее, его нуворишское население) отвратителен. Во всем этом очень много пошлости и дикости. К. когда-то ходил босиком, у него не было даже сандалий, за нахальство Багрицкий несколько раз выгонял его из своего дома. А сейчас он не может обойтись без замороженного шампанского. Уайльд был прав, когда писал, что скромные и бедные люди — это соль земли (Ма-лышкин, Никапдров, Гехт, Халтурин). Ты бы посмотрела, как важен стал Р. только потому, что у него завелись деньги. Зверунья, у меня к тебе просьба. В моем письменном столе в одном из маленьких плоских ящичков (вверху, над доской) есть толстое письмо от феодосийского художника Добронравного с разными материалами. Найди его, запечатай в конверт и отправь в редакцию «Правды» в отдел литературы и искусства. Вложи записку, что эти документы ты пересылаешь по моей просьбе. Я получил письмо из «Правды» с просьбой прислать эти документы, — очевидно, этот тип въелся в печенки и правдистам. Пиши обо всем подробно. Мы с Мишей живем очень дружно. Очень поцелуй Серого.

Сегодня опять дует очень сильный и жаркий восточный ветер, за Ласковым — огромный пожар, горят до самой Радовицы мшары. Дым закрывает половину неба. Звери (здешние) тебе кланяются низко, и ахают, и мурлычут. Черный кот совсем стал домашний, уже сидит в комнатах (на окнах) и моется.

Целую тебя, зверуша. Пойди обязательно на Кипренского.

Твой Па.

На Прорве мы видели хомяка. Он стащил кожуру от нашей колбасы и утащил к себе в норку, а потом долго стоял на задних ногах рядом с нами и объедал листья на иве.