Валерий Осипов - Разрушение храма

Вот так сказал мой главный редактор. А он мужик умный был. И глубокий. И очень хорошо понимал меня. Собственно говоря, именно поэтому я у него в газете и оказался. Он мою неудовлетворенность работой на первом этаже разгадал. И дал возможность проявить то, что у меня подспудно, в самой глубине, сидело, — страсть к полетам, путешествиям, приключениям, к напряжениям всяким, опасностям, неожиданностям. И «передать» все это нашим молодым читателям, чтобы заинтересовать их Севером, Сибирью, Дальним Востоком, Средней Азией, чтобы им захотелось поехать туда, поработать там, испытать самих себя на прочность, на выносливость, вкусить сладость опасности и полного напряжения сил, попробовать свое сердце и мускулы, дерзнуть, бросить вызов, проявить себя, узнать себе цену.

И вот, прочитав тогда повесть, он опять что-то понял во мне, увидел что-то новое. Предупреждение сделал. Чтобы я не укорял себя. Не тревожил напрасно свою совесть.

«А почему мне, собственно говоря, вспомнились они сразу все — и Жорка, и Кланя, и Петрик? — подумал я, держа на плече рюкзак, набитый консервными банками. — Может быть, потому, что Петрик, перед тем как в тайгу уйти, три свои банки консервов Клане оставил, чтобы она получше питалась, — ведь она же беременная тогда была…

А может, мы действительно с Жоркой в Петриковой смерти виноваты? — вдруг подумалось мне. — Ведь мы же оба орали на него в тот день, когда первый раз снег пошел. Мы же злились на них, когда Кланя стала уставать и нельзя было из-за этого быстро идти, а зима уже на носу была… Ведь мы же стыдили Петрика Клавкиной беременностью, попрекали его. А ведь это и есть понуждение к самоубийству. Тем более что и Петрик-то младше нас с Жоркой обоих по возрасту был… Выходит, прав был прокурор, когда посадил Гребенюка и меня?»

«А что, если все это в сценарий добавить? — подумал я, когда мы вместе с Игорем, Эллой и Риммой в горы поднимались. — Угрызения совести главного героя, позднее его раскаяние, когда уже ничего нельзя исправить… Угрызения в том, что он из-за своей одержимости, из-за своей страсти к алмазам две человеческие судьбы искалечил… В повесть это уже вставлять поздно, а вот в сценарий — в самый раз. А то ведь друг мой Аркадий Леонидович, дедушка русской кинодраматургии, поразвешивает там в своем варианте сценария такой клюквы, что потом и не расхлебаешь… Да, надо бы все эти мысли об угрызениях главного героя на бумаге набросать да и отправить в Москву, благодетелю моему режиссеру. А то я что-то действительно слишком уж надолго от экранизации своей собственной повести устранился…»

Да, не ошиблись мы, когда решили на два дня прервать наши водные процедуры и несколько повысить свое местопребывание над уровнем моря, а заодно и над общим курортно-муравейным уровнем жизни на городском пляже. Потому что море, солнце, пальмы — все это, конечно, хорошо, но, если честно говорить, больно уж много в Сочи в разгар сезона народу понатыкано. Невпроворот. И невтерпеж. И от этого затяжного, непрерывного (а вернее сказать — постоянного) демографического взрыва прямо какое-то всеобщее помрачение умов наступает.

Нет, нет, совсем не ошиблись мы, когда выбрались за черту города. И как только сошли мы с асфальта, так я сразу все руководство маршрутом в свои руки взял и повел всю нашу живописную группу (Игорь в оранжевых альпийских шортах, Элла в розовом сарафане, Римма — в голубом) прямо вброд через какой-то ручей к ближайшей возвышенности и дальше, на самую верхотуру.

Элла и Римма, конечно, оказались не бог весть какими скалолазами, сразу же начали скользить, падать, хныкать, задевать своими расклешенными юбками за все кусты и колючки. Игорек мой, лауреат производственной премии, тоже без привычки где-то сбоку пыхтел, так что пришлось мне (вот где геологическая школа пригодилась) как главному автору идеи сразу за всех отдуваться: и рюкзак со всей поклажей на себе тащить, и Эллу с Риммой время от времени брать на буксир.

Но уж зато когда поднялись мы на самый верх, когда отыскали шикарную поляну с видом на море, восторгу, конечно, не было конца (Элла с Риммой просто начали танцевать на поляне).

— Внимание, товарищи, — говорю я голосом радиодиктора, — прошу отдельных участников маршрута временно приостановить беспричинное выражение эмоций и прослушать информацию руководства экспедиции. Здесь, на этой слабо пересеченной местности, будет наша основная база. Так сказать, центральный котлопункт. Промежуточные же приемы пищи будут происходить в условиях пешего перехода вон на тот соседний бугорок. Поэтому, в связи с ограниченным лимитом светлого времени, предлагаю выступить в дорогу немедленно и не рассусоливать здесь всякие телячьи игры. Все показательные выступления, а также хороводы и прочие пляски переносятся на конец похода, когда главная цель нашего отрыва от цивилизации будет успешно достигнута.

— Не хотим никаких промежуточных приемов пищи! — кричит Элла, сбрасывает с себя сарафан и начинает размахивать им над головой. — Не хотим никаких соседних бугорков! Не хотим никакого лимита!.. Хотим сидеть вон на том обрыве и смотреть на море! Хотим ночь и костер!

— Ночь и костер! Ночь и костер! — подхватывает Римма, сбрасывает тоже с себя сарафан, и начинают они с Эллой в своих мини-бикини бегать взапуски по всей поляне.

Я смотрю вопросительно на Игоря.

— Старина, — говорит Игорек, — может быть, устами прекрасного пола говорит сейчас истина, а?.. Тебе, черту здоровому, хорошо, конечно, прыгать с камня на камень своими ножищами, а я, знаешь ли, что-то притомился… Ну, зачем нам этот соседний бугорок? Чем нам здесь плохо? Сейчас действительно разведем костерок, повесим чайничек, посидим над обрывом, поглазеем сверху на море… Нет, я решительно против всяких дополнительных пеших переходов. Я за год столько этих переходов у себя на заводе делаю, что уж дайте мне в отпуску-то побыть немного неподвижным. Тем более что и Элла моя, людоедка, именно здесь хочет остаться.

— Так, — говорю, — все понятно. Как поется в русской народной песне — нас на бабу променял.

Игорь смеется.

— Налицо, — говорю, — позорное капитулянство и ренегатство при первых же возникших трудностях.

— Ладно, старик, — машет рукой Игорь, — кончай изображать из себя землепроходца. Снимай рюкзак, доставай чайник, и будем вести обыкновенный образ жизни… Смотри, какие бабенки у нас ладные, а?

И показывает рукой на Эллу и Римму, которые к тому времени уже набегались друг за другом, угомонились и, очень стройные и очень длинноногие, стояли спиной к нам на самом краю обрыва на фоне неба и моря. И вид у них на этом фоне, да еще при боковом солнечном освещении, да еще в мини-бикини, был действительно что надо. Только дураку, конечно, захочется тащиться от таких симпатичных и стройных девушек на какой-то соседний бугорок.