Александр Аронов - Пассажир без билета [об артисте цирка Л. Осинском]

— Он мне ничего не сказал про протез и я не знал, что лестница спрятана, — объяснил парень.

Осинский рассказал Горлункову, как встретил советских артистов Лангельфельд, толстый белобрысый крепыш с зализанными редкими волосами и квадратным черепом.

— Я опасаюсь за успех, — говорил Лангельфельд. —

Ин Лейпциг ест тепер международни ярмарк. Тепер ин Лейпциг ест много купец, много бизнесмен. Они умеют ценить искусство. Я боюсь, я отшень боюсь, что руски цирк их не удивишь!

— В России есть мудрая пословица: «Цыплят по осени считают»! — возразил ему Бардиан.

— Будем жить — будем посмотреть! Такой пословиц ест тоже ин руски язык, — засмеялся директор. — Желаю успех!

После первого же выступления советских артистов Лангельфельд пригласил Осинского в кабинет и, подкатив к его креслу столик на колесиках, разлил по бокалам темное старое вино.

Они чокнулись.

— Я отшень рад, что делаль ошибка, — продолжал Лангельфельд, — программа ест прима. Программа ест люкс! Я отшень рад, что мой руски друг ест прима номер. Ви мне отшень зимпатишь. Я карашо сказаль по-руски? Я биль плен ин Росия, говорью немного. Втшера я слютшайно узналь, что мой руски друг не имеет рука. О, как я биль удивлен! Это поразительно! Мой руски друг настоящи герой! Мой добри совет — на этом делать реклама, делать бизнес. Объявлять так: «Чудо-эквилибрист без одна рука!» или: «Чудо! Единственный в мире акробат без рука!» И работать, конечно, безо всяки протез. А еще лутше — голый по пояс.

— Ни в коем случае! — сказал Осинский. — Это будет уже не искусство, а демонстрация уродства.

— Жаль. Жаль. Пусть мой руски друг еще подумайт.

— Нет! Ни за что!

— Где ви биль ранен? — перевел разговор Лангельфельд.

— Под Белгородом.

— Знаю. То ест Курски дуга. Я, как зольдат, мог стрелять на вас. Это ест правильно? Ви тоже, как зольдат, могли стрелять на меня. Это ест правильно?

— Мог бы, — коротко ответил Осинский.

— Ну вот, видите, — расхохотался Лангельфельд, — значит, ми ест друзья. Война ест война.

Лангельфельд расспросил Осинского о финальном трюке, поинтересовался, как устроен протез. Узнав, что с протезом вниз спуститься невозможно, сочувственно вздохнул и покачал головой.

— Мои слони тоже ест коварный животный. Я, как и мой руски друг, все время рискую своя жизнь...

— Я много думал потом, для чего он так сделал, — сказал Осинский. — Может быть, просто решил сорвать выступление для советских солдат... А может, в бою повстречались, запомнил он меня, решил отомстить. Случай подходящий... Помните, Петр Ильич, первых наших пленных немцев? Очень уж он похож на того, что вы допрашивали... И все равно этот гитлеровский последыш не испортил впечатления от поездки в ГДР Знали бы вы, сколько там осталось у нас настоящих друзей... И дружбу эту ничем не разобьешь. Никакими провокациями...

Все долго молчали. Тишину нарушил Горлунков.

— А как вел себя Лангельфельд дальше?

— Как ни в чем не бывало...

— Подлец, — сказал Горлунков.

— Именно подлец, — сказал Бардиан. — Знаете, совсем недавно Лангельфельд сбежал в Западную Германию. Ограбил кассу «Аэроса», бросил своих четырех слонов и сбежал.

— Успел! — сказал Горлунков. — Ну, да черт с ним. Покажи-ка лучше свою медаль, Левушка!

Осинский принес медаль. Горлунков положил ее на ладонь, несколько раз потряс, будто взвесил.

— Да, не дешево тебе она досталась...

— Золотых медалей даром не дают, — согласился Бардиан. — Победа на фестивале! Полная победа!

— На весь мир, можно сказать, прославился мой бывший сержант! — воскликнул Горлунков.

— На весь мир, — согласился Бардиан. — А теперь еще предстоит бывшему вашему сержанту весь этот мир объехать. И в Европу еще раз пошлем, и в Японию, и в Америку! Пусть посмотрят, на что способен русский человек!

Поезд миновал Борисов. Одно за другим темнели в вагонах окна. Только в окне мягкого вагона еще долго горела настольная лампа.

«Что вас привело в театр? Что вас привело в цирк?» — на этот вопрос чаще всего молодые люди отвечают: «Я так люблю искусство, что без него не могу жить». Но, смотришь, прошли годы, и многие, отдав дань увлечению театром и цирком, спокойно сидят в зрительном зале, избрав другую профессию, живут полно и счастливо. И это правильно: если у человека нет настоящей любви к сцене или манежу, нужно уйти. А вот о любви к искусству до самопожертвования мне хочется рассказать.

Как и у многих из нас, любовь к театру и цирку зародилась у Саши Аронова еще в детстве.

Незабываемые ощущения первых цирковых представлений, первых спектаклей, первых книг составляют мир мальчика. Он мечтает быть и Дуровым (дрессирует собаку и грача), и Лазаренко (стоит и ходит на руках), и Игорем Ильинским («представляет» в домашнем театре).

В школе играет уже не каждый ученик. Но у Саши с годами все сильней звучит артистическая струна. Он играет во всех школьных спектаклях. «Я переиграл в «Женитьбе» Гоголя всех, кроме Агафьи Тихоновны и Дуняши», — вспоминает он.

Но вот пришло испытание. Как раз после окончания десятилетки, когда выпускник Аронов сидел во дворе своего дома, готовясь к экзаменам в ГИТИС, шофер грузовика по неосмотрительности дал задний ход, юноша был буквально расплющен о стену.

Долгий год он пролежал в параличе. Но ровно через год, на костылях, сплошь забинтованный, он явился на экзамен, выдержал его на режиссерский факультет и... не был принят.

Правильно ли поступили экзаменаторы? Правильно! Режиссер должен обладать чутким слухом, а у юноши одно ухо выбыло из строя. Режиссер должен обладать зорким взглядом — один глаз не видел. Режиссер должен показать актеру движение — перед экзаменаторами был парализованный инвалид. Лицо его не двигалось, походило на застывшую маску.

Но нет правил без исключения, и Саша Аронов доказал это.

В декабре 1940 года должен был состояться вечер, посвященный Дню Конституции. Аронов написал сценарий и с азартом автора и непризнанного режиссера поставил его с энтузиастами — студентами первого курса актерского факультета ГИТИСа. Когда декан режиссерского факультета увидел работу Аронова, то сам предложил ему учиться на режиссерском факультете.

Так Александр Аронов победил в первом испытании и добился осуществления своей мечты.

Началась учеба. И тут дало себя знать то, чего так опасались экзаменаторы. Не гладко и далеко не успешно учился Аронов на первом курсе. Но неудачи не расстроили его, не ожесточили, а заставили еще больше работать. Он усиленно занимается, часами просиживает у зеркала, массируя свое парализованное лицо.

Началась война. На десятый ее день Саша Аронов, несмотря на протесты врачей, ушел добровольцем в комсомольский батальон Красной Пресни, но через несколько месяцев вернулся по приказу о возвращении студентов. Институт уже был в Саратове. Выехать туда не удалось. Судьба забросила Аронова в Омск. Состав театра драмы был переполнен. Саша поступает режиссером и актером в кукольный театр. Как передать зрительному залу средствами театра кукол мысли и чувства советского человека, желающего и в тылу воевать с врагом? Аронов ппшет пьесу: «В последний час (окна ТАСС)», сам ее ставит, и кукольный театр становится агитатором, зовущим зрителя на подвиг победы.