Дмитрий Кудис - Рубежи

— Сводку не слыхали? — спросил механик.

— Прет… Похоже, Гжатск взяли.

— Значит, ваш город, где дивчина с теткой, тоже пид немцем? — сочувственно спросил Колесник.

Астахов рассказал однажды о себе. И даже про Таню сказал. И карточку ее показал.

Механик осторожно взял фотокарточку огрубевшими коричневыми пальцами, покачал головой и сказал:

— О, це гарна краля!

Этим он еще больше понравился Астахову.

— Собиралась на фронт… тоже…

Опять тоска… Она находит минутами, быстро… Где же ты сейчас, моя дивчина?

— Ничего, товарищ младший лейтенант, як ворог ни лютуе, а смерти не минуе…

Астахов вышел на взлетное поле. Дождь все сыпал, но туман поредел, обозначились даже елочки по краям аэродрома. От жилого дома бежал какой-то человек: Это был боец из команды обслуживания.

— Товарищ младший лейтенант, вас комэска ищет… Приказано машины готовить.

Не замечая луж, Астахов со всех ног кинулся к дому. «Неужели летим? — билась тревожная и радостная мысль. — Раз машины готовить — значит, летим».

Из домика летного состава появилась группа летчиков в боевом снаряжении. Еще издали Астахов узнал Губина, Широкова, Абашидзе и понял: четвертым будет он, Астахов.

— Ты где пропадаешь? — накинулся на него Губин. — Одевайся живо — и к самолетам. Летим!

Когда, торопливо одевшись, Астахов прибежал на линейку, самолеты уже стояли на взлетной площадке и летчики заканчивали последние приготовления.

Губин быстро объяснил задание: лететь до шоссейной дороги; там движется большая колонна машин с горючим и боеприпасами. Бомбить невозможно, надо обстрелять колонну с бреющего. Немцам, конечно, и в голову не придет, что в такую погоду на них нападут с воздуха.

— Майор разрешил, — весело блеснул глазами Губин. — По самолетам, хлопцы. Держаться тесным строем. Ни в коем случае не терять друг друга!.. Ясно? Если собьют и погибнешь — дурак будешь. Это раз. А во-вторых, тогда лучше не возвращайся на аэродром, — засмеялся Губин.

Губин не сказал, каких трудов стоило ему получить разрешение майора на полет. Походив после завтрака с полчаса по аэродрому и раз сто выругавшись, он не выдержал и пошел к командиру полка.

Майор Евсеев по случаю сырой погоды был одет в теплую шинель, на шее шарф: он боялся простуды.

«Ты бы еще с зонтиком ходил», — зло подумал Губин, разглядывая желтое лицо майора.

Услышав просьбу Губина разрешить полет, майор широко открыл глаза:

— Да ты в уме? Не видишь, что делается? — кивнул он на окошко с мутными потеками на стеклах. — К черту в зубы хочешь лететь?

— Но вы поймите, товарищ майор. Есть приказ. Немцы к передовой технику продвигают… Ведь это с ума сойти можно! Ну, опасно…

— Что там — опасно! — закричал майор. — На верную смерть хочешь лететь.

— Но ведь приказ есть, — напомнил Губин.

— В приказе сказано: в случае улучшения погоды. Нет, Губин, не проси. Хватит с нас пяти погибших.

Губин встал. Лицо его стало жестким, глаза засветились холодным блеском.

— Товарищ майор, — резко сказал он. — Я считаю, что полет возможен, и мы должны выполнить приказ. Всю ответственность я беру на себя. Понимаете? Будем считать, что вас не было на аэродроме, что я… на свой риск вылетел. Хорошо?

Комполка поглядел Губину в глаза и отвернулся.

— Ладно… Сядь, Губин. Я не ответственности боюсь… Вас жалко.

Он снова повернулся и уже тише произнес:

— Только не подведи. Если высота меньше ста метров — возвращайся. Это приказ! Слышишь? Ну… будь здоров. Ни пуха ни пера.

Еще на аэродроме, садясь в кабину и ожидая сигнала, Астахов с неприятным чувством посмотрел на запад. Он понимал, что в такую погоду не летают, — это был его первый полет в «муть». Но он поглядел на сосредоточенное лицо Губина, и что-то теплое прошлось по сердцу. «Ничего, с ним все будет благополучно».

Напряженно вглядываясь в летящий навстречу туман, Астахов думал только о том, как бы не оторваться от остальных, не остаться одному. Он даже не заметил, как пролетели линию фронта. Только легкое покачивание крыльев командирского самолета подсказало ему, что фронт уже позади, что под крыльями враг.

Где они? Астахов внимательно вглядывался в быстро летящую под ним землю: поля, темные пятна леса, смутные очертания дороги. Может быть, это та самая дорога? Земля молчала. Не видно ни машин, ни людей. И вдруг снова покачивание крыльев командира. Астахов подтянулся на ремнях, уселся поудобнее и снял предохранители с гашеток — внизу двигались машины, копошились маленькие фигурки. Колонна! Немцы!

Губин спикировал прямо на колонну. Астахов последовал его примеру. Земля помчалась на них. Астахов видел, как немцы в панике прыгали с машин, разбегались в стороны, падали по краям дороги. Вот оно, впервые изведанное сознание своей силы. Не было ни малейшего страха. Одно желание — стрелять, стрелять по врагу! Видеть поверженного врага, чувствовать себя победителем!

Промчавшись над самой колонной и выпустив несколько очередей зажигательных снарядов, истребители развернулись и снова пронеслись вдоль дороги. Горели цистерны, сквозь шум мотора донесся сильный взрыв. Самолет слегка качнуло. Астахов снова нажал гашетки. Автомашины сворачивали с дороги, налетали одна на другую. Желтое пламя охватывало все новые и новые цистерны. На третьем заходе Астахов, нажав на гашетки, не увидел трассирующих струй — снарядов больше не было.

Самолет Губина снова качнул крыльями. Четверка скрылась в тумане так же быстро, как и появилась.

…Николай ничего не узнавал на быстро проносящейся под ним земле, да и не мог узнать: они потеряли ориентировку. Далеко ли до аэродрома? За ними или еще впереди линия фронта? Мутный туман и низкая облачность прижимали самолет к земле.

Только что он готов был кричать от радостного чувства победы, от сознания, что после такого полета он войдет в число опытных летчиков, а теперь… стоит ему на секунду потерять из виду самолет ведущего, как он может остаться один, а там — вынужденная посадка, если не хуже… Он летел вплотную к Губину, неотрывно следя за ним. Рассчитанное время полета вышло. Бензин на исходе. Астахов заметил, что старший лейтенант несколько раз менял курс.

Нехороший признак! Он еще плотнее прижался к самолету командира. Самолет Губина развернулся и опять пошел новым курсом. Внизу блестела река. Не теряя ее из виду, быстро осмотревшись, Астахов облегченно вздохнул: знакомая местность. Через минуту аэродром.

«Вот бы так научиться водить самолеты! У него какое-то птичье чутье», — восхищенно подумал он о Губине. Его возбужденное состояние чуть не привело к аварии. Внимание отвлеклось от главного, и, заходя на посадку, Астахов не выпустил шасси. Взвившаяся ракета напомнила ему об этом.