Камал Абуков - Балъюртовские летописцы

— А вы бы хотели, чтоб комбинат расставил по всем дорогам контрольные посты? По-моему, это не его функция.

— Я думаю, вы просто выгораживаете Идрисова, — зло сказал Саидханов.

— Зачем мне это? — искренне удивился Казбек.

— Знаете, что он человек влиятельный.

— Об Идрисове я впервые слышу от вас, из вашего фельетона узнал, что он существует, — задетый за живое сказал Казбек.

— А я думал, новый редактор — молодой человек, смелый, справедливый, — сказал Саидханов вставая.

Он покрутил фуражку с кокардой, собираясь ее надеть, но вдруг задумался, прижал фуражку к груди и спросил вкрадчиво: — А что, если я потребую вернуть статью?

— Я думаю, вы этого не сделаете, — заметно дрогнувшим голосом сказал Казбек.

— Почему? — почувствовав слабинку, увереннее спросил Саидханов.

— Статья нужная, полезная…

— А если я все-таки обяжусь?

— Ну зачем же так, — заколебался Казбек, — как же так… номер подписан.

— Ладно, — сказал Саидханов, — на этот раз я прощаю вас, но в будущем не потерплю! — и надев фуражку, он вышел из кабинета с видом победителя. Выходя, Саидханов оглянулся, бросил взгляд на Казбека. Тому его маленькие, близко посаженные черные глаза показались дулом двустволки.

На следующий день, в воскресенье, провожая Алимова на автовокзал, Галич спросил о Саидханове. Алимов рассказал, как было дело.

— С ним надо держать ухо востро, — предупредил Галич, — опасный человек. Ты понял, что двигало его рукой, когда он писал сегодняшний фельетон, этих своих «грызунов»?

Алимов пожал плечами.

— Для него главное: свести счеты с Идрисовым, для этого он и затеял фельетон.

— А что они, враги? — спросил Казбек.

— Друзьями их не назовешь, — улыбнулся Галич. — Мне рассказывали, что когда-то Идрисов был председателем нашего райисполкома и помешал Саидханову стать прокурором района. Вспомнил на бюро его похождения…

— Какие? — с интересом спросил Казбек.

— Саидханов когда-то окончил Ленинградский юридический институт, работал здесь в районе следователем. Был он тогда еще молодой и вот поехал однажды на свадьбу в свой родной аул, напился там, стрелял из пистолета, в воздух, разумеется. Дальше — больше: начал браниться, оскорблять сидящих в застолье, девушек не приглашал на танец, а приказывал им выходить в круг дулом пистолета. Ну, народ, конечно, не стерпел. Сшибли его с ног, связали, отобрали пистолет… Получил он строгое взыскание и по работе, и по партийной линии. Ну вот, а когда его хотели назначить прокурором района, Идрисов вспомнил эту историю. Не назначили Саидханова, и с тех пор он затаил злобу. Теперь надеялся рассчитаться…

«Все, оказывается, не так просто, люди связаны между собой десятками нитей, и трудно сказать, где отзовется колокольчик, когда дернешь за одну из этих ниточек, — думал Казбек, глядя в окно автобуса на пролетающую мимо голую степь. — Хорошо, что есть такой парень, как Галич. — Казбек представил лицо Саидханова, его глаза, напомнившие ему дуло двустволки. — Как глупо я держал себя с ним. Чего испугался? Нужно было сказать: „Конечно, забирайте свой фельетон, сейчас я дам команду, мы снимем фельетон из номера и на его место поставим другой материал“. Именно так надо было сказать, тогда он сразу понял бы, с кем имеет дело. А то ушел победителем. А я остался, словно мальчишка, которого отодрали за уши. Стал уговаривать этого Саидханова, да еще похвалил его материал. Глупо, беспомощно!.. Теперь Саидханов всем будет говорить: „Тряпка новый редактор!“ Ну что ж, он прав по-своему».

Чувство недовольства собой, неуверенности тяжелым грузом легло на сердце. Главное — Казбек не чувствовал под ногами твердой опоры…

За эти две недели ему фактически некогда было вспоминать о доме. «Далгатик заболел, что с ним? А может быть, Яха преувеличила, чтобы я скорее приехал?»

Дома оказалось, что Яха ничего не преувеличила, мальчик действительно был болен, действительно у него была температура под сорок, но к приезду Казбека он уже улыбался и выглядел почти нормально — дети моментально выздоравливают.

«Яха постоянно ходит с сынишкой по врачам. Или он у нас такой болезненный, или сейчас все дети такие? — думал Казбек, глядя на мальчика. — Нас было много, шесть братьев. Так мы вроде и не болели никогда, во всяком случае, по врачам не ходили. Если случался у кого-то из нас чирий — мать прикладывала горячую луковицу. Раны мы очищали листьями подорожника. А когда случалась простуда, варила в котле сено, сажала нас над этим котлом, укрывала теплым одеялом, и мы сидели там до тех пор, пока с нас не начинал бежать пот в три ручья. И все болезни проходили».

— Папа, почему ты столько дней не приезжал? — спросил Далгатик.

— Не отпускали с работы.

— А почему папу Мурада отпускают каждый вечер?

— Потому что папа Мурада работает здесь, в городе, а я работаю в Балъюрте.

— Хочешь, с папой поедем? — без энтузиазма спросила сына Яха.

— А что там есть? — заинтересовался Далгат.

— Папа говорит, что там будет квартира, большая квартира с балконом, — натянуто улыбаясь, сказала Яха и выразительно посмотрела на мужа.

— Тогда поедем! — обрадовался Далгат.

«Да, квартира — дело важное, — подумал Казбек. — Завтра же надо пойти к Сергачеву, рассказать о работе редакции и поставить перед ним вопрос о квартире ребром».

— Все будет в свое время. — Он строго взглянул на Яху.

Василий Иванович Сергачев принял Казбека подчеркнуто официально, сухо. И одет он на этот раз был строго: темный костюм, белая рубашка, спокойного тона галстук.

— Заходи, заходи, — встретил он Казбека. — Садись, выкладывай. — Крепко пожал протянутую ему руку, уже знакомым Казбеку движением поискал под ворохом бумаг на столе коробок со спичками, закурил свой неизменный «Беломор».

Казбек подробно изложил обстановку в редакции, сказал, что считает целесообразным сделать внутри коллектива ряд перестановок.

— Дело твое, дело твое, — подбадривающе кивнул Сергачев.

Сказал он и о том, что хочет изменить название газеты.

— Ну, это не в нашей компетенции, — улыбнулся Сергачев.

Сказал, что семья живет здесь, в городе, на частной квартире, а там, в Балъюрте, он ютится у дальней родственницы почти к чулане.

Сергачев слушал его не перебивая, только пыхтел дымом, как паровоз, и показался Казбеку похожим на старого деда, играющего с внучатами в поезд. Продолжая говорить о квартире, Казбек мысленно представил Сергачева с оравой внучат и невольно улыбнулся.

Сергачев не обратил внимания на его улыбку, может быть, он и не слушал Казбека, а думал с эти минуты о чем-то своем. Но когда Алимов окончил свою речь, Сергачев выпрямился, кашлянул в кулак: