Геннадий Семенихин - Взлет против ветра

— Это тот, кто очень много ходит по земле и умеет видеть жизнь.

— Значит, ты не естествоиспытатель…

— Почему? — растерялся отец.

Аркадий задумчиво вздохнул:

— Да ты все летаешь и летаешь. Когда же тебе жизнь замечать? Ты даже мне сказки перестал рассказывать.

Антон Федосеевич грустно рассмеялся и посадил сына на колени.

— Бедненький мальчик… Тебе бывает очень невесело в одиночестве… Слышишь, Староконь, какое нам брошено обвинение?

— Слышу, Антоша, — откликнулся его помощник. — Тяжкое обвинение. Растет детиночка и по суткам батьку своего не бачит. Хиба ж це розумно?

Твердая рука полковника гладила светлые волосы сына. «Кажется, темнеют, — машинально думал комдив. — Значит, не в Анку, в меня волосами пошел. А вот глаза от нее передались. Чистые, светлые».

— Ты про себя лучше расскажи, пап… как ты с фашистами дрался.

Баталов задумался и неожиданно сказал:

— Уговорились. Я тебе про воздушный бой с одним бароном расскажу.

— А барон кто? Он фашист?

— Нет, сынка, — задумался Баталов, — : скорее всего, все-таки не фашист. Просто немец, которого заставили воевать за Гитлера, а он был глупый и думал, что воюет за какую-то великую Германию.

— А почему он барон?

— Вечером расскажу, сынка.

Но вечером Баталов не пришел. На соседнем аэродроме потерпел аварию истребитель, и полковнику пришлось срочно вылететь туда для расследования. Вместо него вечернюю сказку маленькому Аркаше рассказывал Староконь. Никто из них и предвидеть не мог, что произойдет с их маленькой дружной мужской семьей в ближайшее время. Будто где-то прорвало плотину и на равнину хлынула вода — так хлынули на нового комдива неприятности одна другой хуже. Только-только вошла дивизия в норму по выполнению плана летной подготовки, только навел он образцовый порядок в частях, нашел общий язык с командирами полков и эскадрилий, как случилась авария. Правда, летчику удалось выпрыгнуть с парашютом, но машина погибла, и обо всем этом пришлось докладывать в вышестоящий штаб. А неделю спустя в довершение всего произошло новое ЧП. Антон Федосеевич, выкроив в послеобеденное время свободный часок, заскочил на квартиру проведать сына. Аркашка температурил, на щеках у него горел лихорадочный румянец. Завидев отца, он капризно протянул:

— Папа, сказку почитай… Про солдата, ведьму и огниво.

Баталов взял сказки Андерсена и, поправив на мальчике одеяло, стал листать книгу. За окном было тепло, пригревало весеннее солнце, в голубом небе слышался гул взлетающих и садящихся самолетов. В самом начале взлетной полосы ревели истребители, собирающиеся взлетать. «Сейчас заревут громче и помчатся по бетонке», — мысленно отметил Антон Федосеевич, прекрасно определявший по тому, как работают двигатели, что в данную секунду делают летчики. И действительно, стекла в гостиной задрожали от нарастающего рева, белой тенью взмыл в небо один самолет, за ним оторвался от летного поля второй. И вдруг, словно голос певца на самой высокой ноте, гул второго самолета оборвался, так что стало как-то поразительно тихо, а секунду спустя огромной силы взрыв потряс стены их дома. Подбежав к широкому окну, Антон Федосеевич увидел, что над островерхими шиферными крышами провинциального немецкого городка черным столбом колышется густой концентрированный дым, остающийся от взрыва авиационного бензина. И тотчас же ненужно резка и неожиданно потряс комнатную тишину звонок телефона:

— Товарищ полковник, дежурный по управлению майор Кравец. На западной окраине аэродрома упал и сгорел истребитель.

Баталов отложил в сторону сказки Андерсена и немедленно уехал на аэродром. У догорающих обломков уже толпились летчики, только что отъехала санитарная машина, Командир летавшего в этот день полка, высокий подполковник Баранов с желтоватым, усталым лицом, угрюмо доложил:

— Лейтенант Бабушкин потерял на первом развороте скорость и врезался в землю, не успев выброситься с парашютом. Погиб, а машина, как видите…

— Как вы предполагаете, что могло быть причиной?

Баранов подавленно вздохнул:

— Личное горе. От лейтенанта Бабушкина пять дней назад ушла жена, оставив короткую записку. Я ее наизусть выучил и в гробу после такого ЧП буду помнить. «Лучше правду в лицо, чем лгать. У меня есть другой. Не жди, Юра. Ты сильный, ты вытерпишь!»

— Спасибо за столь оперативную информацию, — процедил сквозь зубы Баталов.

— Что поделаешь, — вздохнул Баранов, — мы тоже до последнего часа ничего не знали. Если бы знали, кто бы ему разрешил взлетать. Сами понимаете, в каком состоянии ушел лейтенант Бабушкин в воздух. Зазевался, не проследил за скоростью — вот и катастрофа.

На следующий день Баталов уже сидел в большом кабинете командующего. Шел дождь, и за наполовину зашторенными окнами серело беспросветно однообразное небо. Командующий вызвал звонком адъютанта, не поднимая головы, приказал:

— Никого не впускать. Все вопросы пусть решает мой заместитель.

И они остались втроем: командующий, Баталов и только что назначенный в их Группу начальник политотдела полковник Пушкарев, невысокий рыжеволосый крепыш с крутым веснушчатым лбом и спокойными, внимательными глазами. В этих глазах Баталов не прочел осуждения, в них была лишь строговатая настороженность. Зато командующий, генерал-полковник авиации Столетов, был переполнен гневом. Шапка седеющих волос воинственно дыбилась на его голове. Чисто-синие глаза смотрели с холодным бешенством, холеное бритое лицо было непроницаемым. Столетову шел пятьдесят седьмой. В конце войны он женился вторично на госпитальной медсестре, тридцатитрехлетней красавице Шурочке Золотовской, и с тех пор строго следил за собой. На всех приемах и товарищеских ужинах ничего не пил, кроме минеральной воды, играл в теннис и бегал по утрам по четыре круга на стадионе. Образ жизни помог ему сохранить и стройную фигуру, и некоторую моложавость. У него была идеальная выправка строевого командира. Самолеты командующий уже несколько лет не пилотировал, но за новой боевой техникой следил и знал ее до тонкостей. Положив на зеленое сукно письменного стола тонкие ладони с поблескивающим на одном из пальцев обручальным кольцом, Столетов высоко держал голову, не спуская с комдива синих отчужденных глаз. На педантично прибранном столе Баталов увидел папку в красной обложке и безошибочно угадал, что это личное дело разбившегося лейтенанта Бабушкина.

— Вы погибшего хорошо знали, полковник? — не поздоровавшись, сухо спросил Столетов.

— В общих чертах, товарищ командующий.

— Ну, а все-таки?

Баталов неопределенно пожал плечами:

— Лейтенант Бабушкин. Юрий Тарасович. Родом из Молдавии. Окончил Чугуевское училище. Военный летчик третьего класса. Талантливый летчик. Несколько нервный и экспансивный.