Альберт Усольцев - Есть у меня земля

Хорошо знал трассу Борис. На бешеной скорости он вел машину не везде. Иногда останавливался, не глуша мотор, вылезал из кабины и лопаткой прощупывал — не ловушка ли тут уготована. Возвращался мокрый с головы до ног, веселый и довольный: «Прорвемся!»

Алексей невольно залюбовался им — какой-то дьявол сидит за рулем, а не человек. Словно ведет не по талой воде свой грузовик, а по сухому грейдеру катит. И километры отмечает, как речной лоцман: «Бедяйкин ключ прошли… Выходим на Антоновскую заводь…»

Когда со льда вывернули на грейдер, Барабин остановил машину. Сразу обмяк, расслабился. Едва передвинулся на место стажера и тут же заснул, пробормотав в полусне;

— Двигай, Алексеюшка, до Заготзерна. Остановишься у Дома приезжих.

И храп у него был богатырским, чему Алексей позавидовал. Он хоть и дремал речную дорогу, но все время чувствовал движение. А тут человек будто мотор — выключили зажигание, и он сразу отошел в мир сна.

Грейдер осклиз, но глубокая колея не давала колесам сползти в кювет. На подходе к элеватору, у самой железнодорожной станции, увидел Алексей сползшую с дороги полуторку, шофер и не просил о помощи, устало сидел в кабине, нахохлившись как воробей в крещенский мороз, и жевал мерзлый хлеб, заедая его ледяными сосульками, замерзшими на кабинке.

Алексей остановился:

— Трос есть, земляк?

— Есть, — лениво, сонно ответил шофер полуторки.

— Ну, так цепляй!

— Не выдернешь, парень, — крепонько я вдрязгался. «Студебеккер» до тебя тянул, не выдернул. Буду ждать трактора…

— Попытка не пытка, корона не свалится, — ответил Алексей, сам не веря, сумеет ли он вытащить полуторку, завязшую аж по самые ступицы колес.

— Можно зацепить, да какая ягода получится! — сказал шофер и, размотав лежавший в мерзлой грязи трос, зацепил его за заднюю серьгу ЗИСа.

Алексей попробовал тянуть, но ничего не вышло. Тогда решил: «раскачкой», резкими рывками своей машины — надо было свести полуторку с дифера.

От резких толчков и натужного воя мотора Барабия проснулся:

— Ты чего, корешок, никак, буксуешь на ровном месте? — спросил Борис, рассмотрев в окно светляки сигналов переезда.

— Полуторку вытягиваю.

Сон с Барабина мигом слетел.

— Ты что, рехнулся?

— Надо помочь, застрял товарищ…

— Коленчатый вал новый я поставил, шесть поллитр окромя цены угрохал!

— Вот и хорошо, — сказал Алексей. — С новым коленчатым вытянем…

— Слушай, корешок, ты на чьей машине стажируешься! На своей или на моей? — грубо спросил Барабин.

— На государственной.

— С такой грамматикой — лучше расстаться. Я без лишней четвертной обойдусь. Я тебя не приглашал.

— А я к тебе не просился.

— Глуши мотор! — закричал Барабин, хватаясь за руль.

— Руки убери!

— Салага, без году неделя за баранкой, а учить меня?

— Ударю, Борис! — спокойно сказал Алексей.

Это ровное «ударю, Борис» сразу отрезвило Барабина. Он откинулся в угол кабины, пригрозив: «Завтра же ссажу, салажонок несчастный!»

Вытягивая полуторку, Алексей немного не рассчитал и задел железнодорожный шлагбаум.

— Хрен моржовый! — выругался Барабин. — Мало мотору перегрузку задал, так еще инспектора накликал!

Мотор и в самом деле начал работать с перебоями. Едва-едва дотянули до элеватора. Рядом с весовой располагался Дом приезжих. Барабин уже остыл:

— Ладно, пошли в гостиницу. Я тебя устрою. Там хозяйкой моя невеста работает.

— Еще невеста?

— Еще… Переночуешь. А я буду ждать автоинспектора, не зазря же ты шлагбаум шарахнул. Такое дело мимо инспектора никак не может пройти.

В Доме приезжих не было мест. Но Барабин устроил стажера легко. Стоило ему только постучать в дверь комнаты хозяйки.

— Невестушка, здравствуй, родненькая. Малышку одного надо устроить. Нет панцирной сетки, разверни раскладушку…

И «невеста», красивая, сорокалетняя женщина, спокойная и рассудительная, сразу стушевалась:

— Ну, Борис, видишь, на ногах спят люди, чего барабанишь…

— Так ведь, Мария, пусть спят, лошади тоже стоя отдыхают.

— Сколько мест тебе?

— Одно.

— Сделаю… Чего не заезжаешь-то?

— Работа, Мария, работа окаянная, окрутила всего.

— Не женился еще?

— Никто не берет.

— Балаболь, так уж и никто?

— Никто, Мариша. Разборчивые ныне невесты пошли: одной подавай большую зарплату, другой — великое образование, а у меня, сама знаешь, ни того, ни другого.

— Прибедняйся!

— Точно, Мариша, вот взяла бы ты меня замуж, не мигая согласился.

— Ну балаболка, ну балаболка, за что я тебя и люблю, — смеялась Мария, ставя для Алексея раскладушку в подсобке. — Чего приехал-то? Вроде редко в дороге на ночлег останавливаешься…

— Машинка забарахлила.

— Это не ты на переезде шлагбаум столкнул?

— Уже известно?

— До меня известия поперед милиции доходят.

— Я шарахнул.

— Че он тебе не понравился?

— Пускай дорогу не закрывают, когда Барабин едет!

— Достанется, чай, за железку-то?1 Строгие там правила.

— Промигаюсь.

— Да, у тебя слеза ни в одном глазу не задержится. А это че за паренек, коль ты о нем так хлопочешь? — показала Мария на Алексея.

— Стажер мой. Ты его приветь.

— А все приветы-то на виду; кипяток, сушилка, домино.

— Все равно. С тяжелой мы дороги.

— А ты не станешь отдыхать?

— Да я когда разве отдыхал?

— Точно, — согласилась Мария, — чумной ты, робишь, будто у тебя семеро по лавкам сидят.

— Сын есть, алименты плачу аккуратно и добровольно.

— Че же не сойдешься, хорошая, я слышала, бабенка…

— Мариша, ты как сельсовет, все-то тебе известно.

— Положено. На веселом месте моя гостиница стоит. Вот и знаю, что дом ты завел себе на пять комнат, с водяным отоплением.

— Правильно, ни одна кошка не ловит мышей во имя бога. Так, кажется, турки говорят.

— Но ты же не турок.

В подсобке, где Мария устанавливала раскладушку для Алексея, приторно-кисло пахло из соседней сушилки колесной мазью, сыромятиной, разопревшими валенками. Перед тем как уйти, Барабин отозвал стажера в сторону:

— Большое мы совершили, договоримся о малом. Я сидел за рулем, я за все и отвечаю. Тебе портить характеристику не резон, так я думаю. Мы по дороге никуда не заезжали и ничего не пили, понял? Понял! — сказал Барабин и, не дожидаясь ответа стажера, быстро вышел из подсобки, по окнам чиркнула лучом фара мотоцикла районного автоинспектора.

Алексей выпил горячего кипятку. Разделся и лег в постель. Не спалось. Не выходили из головы последние слова Барабина: «Ты, Алексеюшка, не унывай, я и не из таких переплетов выходил. От тебя требуется одно: сказать инспектору, что мы по пути никуда не заезжали. Не переживай, корешок, подумаешь — железнодорожный шлагбаум! Сколько их еще на пути будет. Если из-за каждого «шлагбаума» убиваться, жизни не хватит. Сходи в душ, сегодня в Доме приезжих дают горячую воду».