Николай Олейник - Жилюки

— Пропустить можно, дело нехитрое, а только я к тебе, Андрей, по другой причине. Как к комсомольскому вожаку.

— Слушаю, Николай Федорович.

— Со школой дела плохи, вот что. Людей не хватает, и негде их взять. Вчера с Гуралем малость поцапались. Уперся старик: нет незанятых рук — и все. Будто я не понимаю… Молодежь надо чтоб подсобила, Андрей.

— Да она уж и так просвета не видит, — заметил Андрей.

— Все равно. Дальше будет не легче, жатва пойдет. А к сентябрю школа должна стать в строй.

— Никого ведь лишнего нет…

— Так только кажется, — улыбнулся Грибов. — Вот, к примеру, ты. Сегодня ты мог бы там поработать? Мог бы.

— Но ведь…

— А это уже ни к чему. Собирай своих комсомольцев, советуйтесь, и пусть два-три человека придут, и то помощь будет. Кстати: как это вы миритесь с тем, что девчата от вас убегают? — Лицо Грибова озарилось улыбкой.

— Имеете в виду учительницу?

— Кого же еще? Девушка как девушка, а собирается убегать. В районо обращалась, Хомина уговаривала, чтобы не возражал как председатель сельсовета.

— Не по душе ей наш климат, Николай Федорович. Привыкла к городским удобствам, ничего больше знать не хочет.

— Заинтересовать ее надо.

— А Галина Никитична, видите, без всяких фокусов трудится.

— Э-э, Галина Никитична, скажу тебе, свое на уме имеет. Пожалуй, скоро твоей родственницей станет.

Андрей посмотрел изумленно:

— Родственницей?! Это как же?

— А так. Ночевала, говорят, у Степана. Была ведь недавно в Копани? Ну вот.

— Не может быть. Она ведь совсем молодая…

— Этому, брат, преград нет, — рассмеялся Грибов. — А Степан Андронович — мужчина видный. Да и казак еще.

Андрей стоял в задумчивости, перед его мысленным взором вдруг промелькнул тот вечер, когда Степан был у них, ужинал… Но ведь тогда вроде бы ничего такого не случилось. Впрочем, кто его знает. И неплохо было бы, если б они поженились, зачем ему всю жизнь в одиночестве? И так досталось на веку…

Школа вырастала в центре села, на месте, где когда-то стояла управа. Сруб и крыша ее были готовы, оставалось оштукатурить стены, настелить пол, приладить двери, завезти парты, классные доски… Одним словом, как говорил Хомин, начать да кончить.

— Снаружи штукатурить можно и потом, — поторапливала Галина Никитична, — главное внутренние работы.

Она прибегала на стройку утром и возвращалась с наступлением сумерек, когда уже ничего не было видно. Не хватало то глины, то извести, то дранки, то всего вместе, не говоря уже о мастерах или обыкновенных рабочих руках. Несколько учительниц, которых она просьбами и угрозами, на собственный страх и риск, не пустила в отпуск, каждый день вместе с нею месили, мазали, заделывали щели. С согласия родителей и опекунов на помощь были приглашены и старшие ученики.

— Вот закончим, обязательно всех на экскурсию повезу, — обещала ребятам Галина Никитична.

— Ур-ра-а! — дружно кричала детвора.

— Тише вы! — прицыкнул на школьников Роман Гривняк. — Пани учительница, скажите им. Голова кружится от крика.

— Ой, не от крика это, Роман, — отозвался Иллюх.

— А от какой еще холеры?

— Выпил же, наверное, вчера на радостях? По случаю возвращения дочери.

— Почему бы и не выпить? — обрадованный тем, что сельчане заметили такую его радость, добродушно ответил Роман.

— Вот и нечего на детвору сворачивать!

Верно, верно, праздник нынче у Гривняков! Наталья, дочурка младшая, возвратилась. Из самого Копаня. Да не как-нибудь, а с гербовой бумагой. В бумаге же этой, слышите, пропечатано: такая, мол, и такая, Гривняк Наталья Романовна, отныне зоо… И не вымолвишь, как следует!.. Зоо-тех-ник. Словом, все должны ее отныне слушать, даже Гураль. Так как это, радость или нет?

— Радость у вас, конечно, — подтвердил Иллюх. — Я бы на вашем месте, Роман, ничего не делал сегодня.

— Э-э, глупости говорите, Никита. Как это ничего не делать? Счастье ведь к нам постучалось.

— Так запри покрепче, чтоб не убежало.

— Это почему же? — удивился человек.

— А потому: женится на твоей Наталке тот же Микола Филюк, посадит ее на трактор, вот и поминайте, как звали.

Гривняк не ожидал такого поворота, приумолк, и вокруг все засмеялись.

Внеочередное комсомольское собрание, где не было ни президиума, ни протокола, а велось оно самим секретарем, приняло предложение Андрея создать пусть небольшие, из нескольких человек, бригады для помощи школе.

И вот несколько юношей и девушек во главе с Андреем явились после работы к Галине.

— Ну, я спокойна, школа теперь наверняка будет, — сказала она в тот первый вечер.

— А вы, между прочим, можете идти домой отдыхать, — улыбнулся Андрей. — А то Марийке одной боязно.

— В самом деле, Галина Никитична, — поддержали его остальные, — вам и днем хватает работы.

Андрей с напарником, Николаем Филюком, настилали пол, а несколько девчат мазали стены. В классах пахло свежей стружкой, глиной, мякиной, которую подмешивали, чтоб крепче держалась штукатурка, сквозь незастекленные окна дышала ночная влага.

— Как это тебе удалось сагитировать эту паненку? — спросил Николай, имея в виду учительницу Людмилу. — У нее ведь только и разговоров было что об отъезде.

— А что ее агитировать? Должна отработать законных два года там, куда ее послали, вот и все. Сказал, напишу в министерство, родителям, так сразу присмирела…

На самом же деле все было не так. Рассказывая, Андрей кривил душой. Учительницу он встретил однажды возле речки, когда поил коня, она то ли стирала (в руках было мокрое белье), то ли возвращалась после купания. Эта Людмила была такая свежая, такая роскошная, что Андрей даже застеснялся, увидев ее близко, невольно уставился на свои видавшие виды штаны, на посеревшие от пыли сапоги и огрубевшие на ветрах руки; хотел было отвести коней подальше — сделать вид, что не заметил, но девушка сама зацепила его. Ответил что-то, закинул на коней повод, пустил по бережку.

— Вы вроде боитесь меня? — улыбнулась учительница.

«С чего бы это она?» — подумал неприязненно. Однако ответил:

— Отчего же я должен бояться? Вы ведь не русалка.

— А вдруг?

— А вдруг и я в лешего обернусь, что тогда?

Рассмеялась, по-детски мило закидывая курчавую головку.

— Вот было бы интересно: леший — комсомольский активист!

— Ну знаете, шутки шутками… — не совсем учтиво прервал ее Андрей.

— Ой, какой грозный! Надеюсь, на собрание за это не потащите?

— Лучше скажите, почему надумали убегать? — вдруг прямо спросил Андрей. — Трудностей испугались?

— Хотя бы и так! Не всем же быть героями. Герои — это единицы, избранные, а я, видите, обыкновенная.

— Обыкновенная, — не найдя другого слова, повторил Андрей. — Между прочим, обыкновенные и становятся героями. — Они так и маячили на берегу, на мураве, в реке отфыркивались кони, не выгнать их было из воды. — Как вы, девушка, комсомолка, можете убегать от сирот, от родителей, которые потеряли детей и ждут от вас хотя бы ласкового слова?