Николай Олейник - Жилюки

— Хватит! — чуть не взвизгнула Людмила и… заплакала.

Она плакала по-настоящему, порозовевшие на ласковом солнце плечи ее вздрагивали; Андрею вдруг стало не по себе, он пожалел, что зря обрушился так на девушку, и, не зная, как выйти из положения, оглядывался по сторонам, боялся, как бы кто не увидел и не подумал бог весть что.

— Извините, я не хотел… — заговорил он торопливо. — Не надо плакать, перестаньте, вы ведь взрослая… Вы ведь сами начали этот разговор. — Андрей даже взял ее за плечо, взял как только мог нежно, как не брал, может, никого в жизни, даже Марийку.

Девушка вскоре затихла, только всхлипывала да вытирала влажным платьем глаза.

— Все готовы только поучать, — промолвила она, — нет чтобы понять…

— Так вы же — будто улитка, — обрадованно заговорил Андрей, — замкнулись в себе, даже Галина Никитична, подруга ваша, ничего не знает.

— А что ей знать? — Людмила подняла на него влажные глаза. — Она может весь день бегать за своими досками, кирпичом, гвоздями, а я нет — слышите? — нет! В герои я не гожусь. Можете вы понять?

Андрей стоял ошеломленный, не думал, что эта неожиданная встреча, игривый разговор обернется таким образом, поставит его в какое-то странное положение. В душе еще звучала злость на эту воспитанную на всем готовом и, наверное, по чистой случайности направленную сюда, в глухомань, девицу, хотя и с комсомольским билетом, а здравый смысл уже подсказывал ему другое, убеждал в какой-то правоте ее. В самом деле, нельзя же одинаково от всех требовать. Эта, видимо, из тех, кому надо больше говорить приятных вещей, поддерживать. Галина — та способна работать при любых обстоятельствах, для нее — чем бо́льшие трудности, тем большее напряжение и отдача, а эта…

— Ну почему же? — сказал рассудительно Андрей. — Понимание тут простое: не готовы вы, Людмила Тарасовна, к трудностям, потому и привередничаете. Не знаете вы, почем фунт лиха. Может, и не ваша в том вина, не целиком ваша, но отвечать за свои поступки вам придется. Такое мое искреннее слово. Простите, если что не так… Поступайте, как подсказывает вам ваша совесть.

На следующий день вечером, когда они собрались все дома, Галина Никитична нарочито громко, чтобы слышала и Марийка, хлопотавшая в кухне, сказала:

— Будто кто-то пошептал моей Людмиле. То все рвалась, не могла дождаться конца учебного года, а теперь вот говорит — побуду, помогу по школе. Что бы это могло означать, Андрей Андронович, а?

— А я при чем? — равнодушно ответил он, хотя известие и заинтересовало его.

— Так-таки ни при чем? А Людмила говорит: просили вы ее и умоляли.

— Ну просил. Спасибо, если уважила, — схитрил Андрей. — Или вы не довольны, Галина Никитична?

— Почему же? Если бы и вовсе осталась, девушка она порядочная и учительница хорошая, один лишь недостаток, что с претензиями.

— А без претензий, да будет вам известно, людей не бывает.

— И то верно, — согласилась учительница. — Не знала, однако, что вы такой умелый агитатор. — В тоне ее звучало лукавство, чувствовалось, будто она чего-то недосказывает, однако Андрей упорно не замечал этого.

«Ну и хитрые женщины! — думал про себя. — Что одна, что другая. Видно, уже что-то наплели. Не изменят их ни звания, ни дипломы — женщина остается, женщиной, хоть ты ей что!..»

Все это сейчас вспомнилось ему, и Андрей улыбнулся. «Не слыхал ли и Николай, случайно, что-нибудь в этом роде… Ну и пусть. Хорошо, если учительница учла, не все, стало быть, у нее утрачено».

Раз или два они с Филюком наведывались к девчатам, помогали переставлять козлы, тяжеленные носилки с глиной или просто перекурить, и Андрей ловил себя на том, что взгляд его почему-то наталкивается на учительницу. Девушка была в стареньком, выцветшем платьице, маловатом для нее, и, когда они входили, торопливо поправляла его, одергивала, пыталась быть подальше, где-то в углу, чтобы меньше попадаться на глаза.

— Спасибо вам. — Андрей подошел к ней.

— Радуйтесь, — промолвила тихо.

— А я и в самом деле рад.

— Только не думайте, что ваша агитация повлияла.

— Неважно что, лишь бы повлияло…

— Лучше отойдите, а то забрызгаю глиной.

Людмила взяла большой комок, макнула его в воду и бросила в расселину, однако не попала, глина ударилась о стену, начала сползать, и девушка торопливо подбирала ее. Андрей понял, что ему лучше уйти.

В полночь, утомленные, закончили работу. Пока Андрей собирал инструмент, все как-то вдруг исчезли, остались они с Николаем, Наталка Гривняк — зоотехник и Людмила.

— Я с Наталкой, — тайком прошептал Филюк.

— А… учительница? — невольно вырвалось у Андрея.

Николай пожал плечами, дескать, я-то при чем, пожелал доброй ночи и заторопился.

«Вот те раз! — подумал Андрей. — Этого еще не хватало». Однако делать было нечего.

— Мне выпало провожать вас домой, — просто и как-то даже буднично сказал Людмиле.

— Если выпало, — подчеркнуто ответила она, — то я сама.

Она уже переоделась, в руках держала сумку, куда, наверное, спрятала старое платье и обувь.

— Нет, так не годится. Пошли.

— Почему же? Ночь лунная, не заблужусь. А то еще… — приумолкла.

— Говорите, говорите.

— Будто сами не знаете.

— Может, и не знаю, просветите.

— Жена просветит. — Сказала и снова притихла, выжидая его реакции.

— Ну, ну…

— Встретила ее однажды у колодца — посмотрела, будто огнем обдала. Вы что-нибудь говорили ей о нашей встрече?

— О нашей беседе, — поправил.

— Не понимаю.

— О беседе, говорю.

— Беседа без встреч не бывает, раз уж вы такой.

— Бывает. Ничего я дома не говорил. Это все Галина Никитична. Откуда она узнала?

— Я рассказала.

— И о том, что я просил вас, тоже?

— И об этом. Это вас удивляет?

— Нет, — засмеялся Андрей. — Однако я думал, что вы взрослее. А вы еще совсем ребенок.

— Вот и хорошо! Можете смеяться. Скажу больше: не уехала я только из-за вас.

— Эв-ва! — оторопел Андрей.

— Да, да. Появился у меня интерес.

Он смотрел на нее, озаренную голубым лунным сиянием, в отсветах которого зеленовато посверкивали волосы. Стояла близко, не скрываясь, смотрела ему в глаза. Вот уж чего не ожидал! Правду говорят: захочет бог наказать — на ровном месте споткнешься. «Появился интерес». Неуравновешенная девушка! Провоцирует или… насмехается? Бывают же среди них и такие: посмотришь — девушка как девушка, а оказывается — черт в юбке, того и гляди до беды доведет.

— Что, испугались? — Людмила откровенно смеялась над ним. — А почему бы и нет? Почему бы мне не влюбиться? В вас, скажем. Вот возьму и…

— Хватит! — решительно прервал ее. — Как вы можете? Вы, комсомолка… учительница…

— А комсомольцы, учителя не люди? Они что, каменные, вместо души у них пустота? — Голос ее задрожал, Людмила отвернулась, закрылась ладонью.