Екатерина Шевелёва - Испытания

«Вацлав Воровский» уже подходил к норвежскому городу Варде, занимающему весь островок того же названия.

Еще раньше, десять дней назад, Крылатова обратила внимание на огромные гладкие шары, увенчивающие невысокий холм острова. Справа от них, на светлой колонне, был еще один шар, поменьше. А почти рядом с первыми двумя — две узкие башни или, может быть, широкие мачты?

Что это за окружности и перпендикуляры? Какие-нибудь локаторы? Бензохранилища? Станции «наведения и предупреждения»?

Потом пассажиры советского теплохода заметили, что возле сооружения с шарами и башнями прогуливаются солдаты в натовской форме с белыми поясами.

Во вновь увиденных Люцией Александровной — теперь уже с рейда, на пути домой — перпендикулярах и окружностях не было, казалось, ничего устрашающего. Отдаляясь, они становились все более и более игрушечными. Их очертания заставили художницу вспомнить не о натовских солдатах, не о военных маневрах — нет, совершенно о другом: «Не купила я для Миши конструктор!»

Еще перед отъездом должна была купить Люция Александровна в «Детском мире» «Конструктор № 4», чтобы Миша принес его первого сентября в школу. «Учительница сказала, что обязательно нужно!» — твердил внук. «Ну конечно куплю!» — повторяла она. В предотъездной суматохе обещание вылетело у нее из головы. И в течение всей зарубежной десятидневки Люция Крылатова не вспомнила о «Конструкторе № 4».

Впрочем, в душе художницы лежала не только хмурая тень от собственной забывчивости, но и досада на житейские обстоятельства, снова, как уже не раз в прошлом, отвлекающие от любимой профессиональной работы, затягивающие в паутину всяческих дел. Задумала интересный этюд — «Несколько сантиметров лабиринта», а надо, вместо того чтобы встать перед мольбертом или хотя бы раскрыть рабочий блокнот, сочинять телеграмму в Москву с поручением срочно купить «Конструктор № 4».

Кому телеграмму? Ну конечно Алексею! В подобных экстренных случаях Люция Крылатова надеялась только на него — давнего Лешку-гармошку, нынешнего Алексея Ивановича Горелова, у которого пристрастие к стакану водки удивительным образом сочеталось с обязательностью.

Люция Александровна настолько была уверена в обязательности Горелова, что одновременно со срочной просьбой к нему послала телеграмму зятю Сергею Чекедову: «Конструктор куплен зайди возьми Наташе трудно оставлять детишек».

«Вацлав Воровский» уже скрылся за горизонтом, Фрэнк Юхансон уже читал полосы вечернего выпуска газеты, когда секретарь сказала, что звонит советский консул.

Юхансон по различным официальным мероприятиям был знаком с прежним консулом, который недавно закончил свою зарубежную службу и отбыл на родину. Тот был воплощением известного вольтеровского афоризма, утверждающего, что, говоря «да», дипломат имеет в виду «возможно», говоря «возможно», имеет в виду «нет», а если дипломат скажет «нет», то он — не дипломат.

Прежний консул в течение всего срока своей службы ни разу не позвонил редактору «Полярного Экспресса», крупнейшей газеты страны. По-видимому, не считал для себя возможным полагаться на личные переговоры по телефону, предпочитая пользоваться более традиционными каналами дипломатических связей.

О новом консуле говорили, что он молод, образован, эмоционален. Передавали — почти как анекдот — его высказывание на официальном обеде у мэра города: консул якобы провозгласил тост за правдивость и точность журналистики, родной сестры дипломатии.

В том, что господин Станислав Мирандов эмоционален, Фрэнк Юхансон убедился в первые же секунды их телефонного разговора. Новый консул явно не признавал традиционной этики, согласно которой проявление и выражение личных переживаний не входит в обязанности сотрудников дипломатических миссий.

— Да, я сожалею, что наша газета допустила ошибку в сообщении о времени отплытия теплохода «Вацлав Воровский», — сказал Юхансон по-русски. Впрочем, поймет ли новый консул, прекрасно владеющий родным языком Фрэнка, изысканную вежливость собеседника — переход на русский язык?

— О, да! Отсутствие провожающих, естественно, не могло не огорчить ваших соотечественников, наших уважаемых гостей. Они, — Юхансон ни на йоту не изменил любезно-делового тона, не позволил себе ни малейшего намека, на иронию, — были вправе предположить, что в отступлении от законов гостеприимства скрыт протест.

Пауза. Обоюдная. И — кажется эмоциональность советского консула была заразительна — Фрэнк Юхансон закончил с неожиданным для себя вздохом:

— Каким другим способом могут выразить простые граждане свое негодование, вызываемое политикой Советского Союза?!

Советский консул горячо говорил что-то — Юхансон не слушал, удивляясь наивности, да, именно наивности, молодого дипломата. Неужели тот предполагает возможность изменения расстановки сил в мире посредством олимпиад, форумов, симпозиумов или каких бы то ни было взволнованных сентенций?!

— Мы можем дать исправление ошибки, — предложил Юхансон любезно-деловым тоном. Он прекрасно понимал, что сообщать правильное время отплытия уже ушедшего теплохода бессмысленно, и с интересом ожидал реплики собеседника. Фрэнк знал, что ответить, если реплика будет такой, как он предполагает. Она была именно такой.

— Сейчас исправлять данную ошибку поздно, господин Юхансон! — сказал консул.

— Насколько я знаю, господин Мирандов, ваша пресса считает, что всегда поздно исправлять ошибку, — сказал Фрэнк Юхансон.

Советский консул поблагодарил за приятную беседу. Редактор «Полярного Экспресса» выразил аналогичную благодарность.

Итак, размышлял Фрэнк Юхансон, завершена разработанная акция, на первый взгляд совсем малозначительная. Да и подсказанная-то ему совершенно случайно американским коллегой на журналистском коктейле за несколько дней до завершения форума. Американец спросил, не превратятся ли проводы «Вацлава Воровского» в многотысячную демонстрацию? И рассказал полуанекдотичный случай, как в другом европейском городе аналогичная демонстрация не состоялась потому, что накануне в полночь время было изменено с зимнего на летнее, многие, по зимней инерции, пришли к назначенному месту на час позже!

Размышляя об удачно завершенной акции, Фрэнк Юхансон придирчиво спросил себя: уверен ли он в том, что якобы случайный подсказ американского коллеги не был тонким психологическим ходом? Напоминанием об имеющихся в распоряжении редактора таких простых средствах воздействия на массы, как, допустим, опечатка в сообщении об отправлении теплохода. Ведь завершенная акция только казалась малозначительной.