Леонид Почивалов - Сезон тропических дождей

Быстро определились позиции гостей. Одни приехали по необходимости: не явиться — расценят как вызов. Такие, прибыв в числе самых последних и потолкавшись с полчаса, вроде бы испаряются. На советском приеме оставаться слишком долго таким, как они, нельзя — так диктует политика, хотя некоторым очень хотелось бы задержаться в столь представительном собрании — развлечений в Дагосе мало.

Многих из приглашенных на сегодняшний прием Антонов знал. Вон тот высокий с седой шевелюрой и молодым смуглым черноглазым лицом — посол Болгарии. Он, как всегда, уедет с приема в числе последних, дождавшись часа, когда в опустевшем саду останутся только самые близкие посольству, чтобы отметить по-свойски «наш общий праздник». У фонтана оживленно разговаривает с корреспондентом ТАСС Рыбаковым молодой поверенный в делах Польши в безукоризненном черном костюме. У него коричневое, продубленное солнцем лицо, хорошо ухоженная шотландская бородка и почти белые, выгоревшие на солнце волосы. Он только что вернулся из африканской глубинки, кажется, из Нигера, где участвовал в сафари и, говорят, подстрелил там по лицензии то ли антилопу, то ли крокодила. Сейчас он что-то рассказывает завороженно слушающему его тассовцу, при этом выразительными движениями руки помогает описанию необыкновенных событий, случившихся с ним в саванне. В паузах его вдохновенное лицо на минуту становится холодным, глаза отчужденно скользят по лицам окружающих, и весь вид поверенного свидетельствует о том, что скучно ему в подобной обстановке, что он вынужден участвовать в этом, к сожалению, обязательном, но никчемном времяпрепровождении. То ли дело там, в саванне, где мужчина может показать свои лучшие качества! Его классически красивая супруга с роскошными, предельно обнаженными плечами в некотором отдалении от мужа на превосходном французском языке непринужденно болтает с женой египетского посла, у которой миндалевидные, с поволокой глаза Шахерезады.

Но более всех обращают на себя внимание жены африканских дипломатов. Под светом фонарей сверкают их расшитые золотом и серебром бубу, браслеты, бусы, кольца, некоторые черные женщины прикрыли свои кудряшки золотистыми париками, контраст лица и волос придает им особую пикантность.

Антонов прошелся по саду и в другом его конце увидел Ольгу, увлеченную разговором с послом Ватикана. Про себя усмехнулся: подружились! Ольга была в том самом платье, которое он выписал для нее из Лондона, и Антонов невольно отметил, что его жена — одна из самых красивых женщин на приеме.

Но где Литовцев и Катя? Неужели раздумали приехать?

Он подошел поближе к воротам, чтобы их встретить, встал за деревьями аллеи. В этот момент у ворот мягко замер огромный, похожий на автобус черный лимузин. Из него вышел высокий черный человек, величественный, как султан. На нем был сверкающий серебряной ниткой кремовый просторный балахон — агбада — с широкими прорезями под мышками, ниспадающий почти до колен, такого же цвета, тоже пронизанные серебром, шаровары и лаковые штиблеты. Лобастую густокурчавую голову украшала небольшая круглая, кокетливо примятая спереди и тоже в серебряных блестках шапочка. Направляясь к послу, двигался он вразвалку, с купеческой ленцой, выставив вперед мощное чрево. Его превосходительство посол Нигерии, собственной персоной!

Гости продолжали прибывать. Кажется, давно на приемах в советском посольстве не было столько лиц, заинтересованных в присутствии здесь. Наверное, это объяснялось сегодняшней ситуацией в Асибии. В среде дипломатического корпуса росло убеждение, что правительство, слишком рьяно взявшееся за преобразования, не сумело завоевать в стране настоящей опоры и неминуемо падет в ближайшее время. И сегодня здесь было немало тех, кто рассчитывал на этом широком представительном сборе в посольстве страны, поддерживающей нынешний режим, попытаться в разговорах кое-что прояснить для себя в сложившейся обстановке. Вон, к примеру, мистер Прайс, признанный босс какао-бобов. Ему совсем не безразлично, кто будет у власти в Асибии, хотя при любых режимах он рассчитывает сохранить свои позиции в этой стране. Походка у него мягкая, легкая, как у пантеры, но уверенная. Он щурится в свете иллюминации, а на губах уже заранее приготовлена дружеская, свойская улыбка, давно обкатанная Прайсом на подобных раутах, куда его, видного в Дагосе коммерсанта, неизменно приглашают. Он имеет в экономических сферах страны давнее непоколебимое влияние. Какао-бобы — главное богатство Асибии, и многие с какао связывают свое благополучие. А Прайс тот, кто эти бобы покупает, платит за них валютой.

«Нужно попозже подойти к Прайсу», — подумал Антонов. Несколько месяцев назад, при встрече на бензозаправочной станции, Прайс явно намекал на возможность переворота, а он, Прайс, зря словами не разбрасывается.

Но где же Литовцев и Катя?

Больше получаса прошло с начала приема, а их до сих пор нет. И Камова почему-то не видно.

Посол и его советники по-прежнему стояли в начале пальмовой аллеи, дожидаясь самых главных гостей. Даже издали можно было определить, что посол нервничает, то и дело поглядывая в сторону ворот.

Внезапно за оградой сада коротко и властно взвыла сирена, и все на мгновение замерли, даже как бы подтянулись. Президент!

Но президент не приехал. Прибыли сразу три комиссара правительства, и среди них главной фигурой был Эду Дамфо, комиссар по внутренним делам и национальной ориентации, невысокий крепыш с крупным грубоватым крестьянским лицом, самый старший в группе офицеров, захватившей в день последнего переворота власть — уже тогда он был подполковником — и после Кенума Абеоти самый авторитетный к влиятельный в стране. Ему отводили второе место в правительстве. Как и президент, на приемы в иностранные посольства он не ездил, и сегодняшний визит можно было рассматривать как исключение. Вместе с ним прибыл комиссар по иностранным делам Силас Акопови, молодой, изящный, в идеально подогнанном мундире с капитанскими погонами. Третьего все узнали уже издали по лихо сдвинутому набок берету парашютиста и усам — Яо Сураджу.

Дамфо, пожимая руку вышедшему ему навстречу послу, что-то объяснял, посол без улыбки кивал ему в ответ и затем, пожав руки двум другим комиссарам, повел прибывших к остальным гостям. Было ясно, что президент не приедет, что он остался верен своим правилам. Возможно, поначалу собирался — иначе бы не приезжали заранее осматривать сад офицеры его личной охраны, а потом раздумал. Как известно, президент человек неожиданных решений. Но могли быть и другие обстоятельства, посерьезнее. Антонов вспомнил примечательный разговор, который однажды произошел на совещании у посла. Речь шла о каком-то внезапном и нелепом капризе Яо Сураджу во время его переговоров с экономическим советником Рябинкиным. «Держится порой как мальчишка, — жаловался Рябинкин. — Иногда руки опускаются. Спрашиваешь себя: зачем мы тратим на эту помощь столько сил и средств, а в результате…» Посол вдруг насупился и отрезал: «Мы, товарищ Рябинкин, помогаем не Сураджу, не президенту, не его комиссарам. Мы помогаем этому народу. Именно он и нуждается в нашей помощи. И в этом высшая цель нашей политики. На личные нужды никто из здешних правителей не получает от нас ни копейки. Да они, слава богу, и не стремятся к этому. А с капризами власть имущих приходится считаться, если нужно, не замечать их, на то мы и дипломаты».