Леонид Почивалов - Сезон тропических дождей

На сей раз вдруг решили провести экономию валюты — такие кампании случались периодически, срочно завинчивались гайки до упора, но проходили месяцы, и гайки постепенно ослаблялись, вроде бы сами по себе.

Получив распоряжение об экономии, поверенный подсократил число участников приема. А значит, количество спиртного и закусок. Результаты этого решения были налицо: в списке приглашенных рядом с фамилией Антонов дополнение «с супругой» не стояло.

Антонов поднял от бумаги глаза и встретился с внимательным, напряженным взглядом Клавы, она боялась антоновских действий сгоряча, может наворотить такое, о чем потом пожалеет — бывало, и не раз. Антонов почувствовал, как от обиды кровь приливает к щекам, но тут же овладел собой. Клава глазами показала на дверь кабинета поверенного: мол, его штучки. Она знала об отношениях Демушкина с Антоновым. В посольской колонии, как на деревенской улице, все симпатии и антипатии на виду, все заприметит и оценит любопытный праздный глаз, а праздных много, почти половина коллектива — это жены сотрудников, не занятые постоянным делом. И все молодые, все полные сил. На что им расходовать психическую энергию, чем насыщать жизненное любопытство, особенно если учитывать здешние условия: на улицу прогуляться не выйдешь — жарко, да и некуда, в городе всего один крохотный музей, ни парков, ни клубов, ни театров, куда себя денешь?

То, что Ольги не оказалось в списке, нетрудно было предвидеть заранее. Ольга принадлежала к немногим женщинам в колонии, которые говорили на иностранном языке, она почти свободно изъяснялась по-английски, вполне сносно по-французски — учили в детстве в профессорской семье. Да еще умна, начитанна, раскованна в обращении с любым собеседником. Все это отличало ее от многих женщин посольской колонии, и неудивительно, что посол проявлял к ней повышенное внимание, даже старомодно, по-стариковски слегка ухаживал за Ольгой. Жена посла, Анна Ивановна, скромная, серьезная женщина, тоже симпатизировала Ольге. Большую часть года Анна Ивановна проводила в Москве, занятая внуками, и лишь на два-три месяца приезжала к мужу. Оказавшись в Дагосе, она обязательно приглашала Ольгу к себе — «посудачить», как говорила она, но судачили они совсем не о тряпках. У посла было убеждение, что женам дипломатов отводится незаслуженно малая роль в работе посольства. Он считал, что, готовя к отправке за границу молодых дипломатов, нужно готовить к дипломатической работе и их жен, обучать иностранным языкам, проводить для них специальный цикл лекций по принципам посольской работы, по истории, культуре и политической обстановке в стране, куда они направляются, по современному этикету. Умная, хорошо подготовленная, а тем более обаятельная женщина порой сделает в дипломатии больше, чем несколько мужчин-профессионалов. Так считал посол и приводил многочисленные примеры из истории дипломатии, особенно современной. А ее он знал хорошо — в свое время работал в Нью-Йорке при ООН, это была отличная дипломатическая школа и в теории, и в практике. Как-то Кузовкин сказал Ольге:

— Я уверен, что из вас, Ольга Андреевна, мог бы получиться превосходный дипломат.

Ольга была польщена, но попыталась отшутиться:

— Какой же дипломат из занудного биолога, который в мир всматривается лишь через микроскоп!

— А почему бы и нет! — серьезно настаивал Кузовкин, словно в самом деле предлагал Веснянской дипломатический ранг. — В Америке была актриса Ширли Темпл, и довольно известная. Она переменила профессию, пошла по дипломатической стезе и очень даже преуспела — дослужилась до ранга посла.

Василий Гаврилович неизменно требовал, чтобы Ольга присутствовала на всех главных приемах, на показах фильмов и коктейлях. Он вроде бы гордился, что в колонии есть такая эффектная женщина, которую он неизменно представлял важным иностранцам как «доктора Веснянскую», хотя Ольга была пока еще только кандидатом наук.

Сама же Ольга ко всей посольской, как она выражалась, «колготне» относилась безо всякого интереса, больше того, со скрытым пренебрежением. Все это — топтание на приемах, наводящие вопросы, многозначительные улыбки, вроде бы ничего не значащие разговоры, за которыми скрывается служебный интерес, казалось Ольге делом ненастоящим.

Однажды на коктейле в шутливой форме она высказала все это Демушкину. Таких шуток Демушкин не принимал. «А что же настоящее, по вашему мнению?» — нахмурился он. Разговором этим, сама того не подозревая, Ольга задела самую чувствительную струну в душе Демушкина. Приемы, коктейли и всякие другие рауты для Демушкина и его жены были апофеозом всей их заграничной деятельности. Демушкины готовились к ним, где бы они ни происходили — в посольствах, во дворце президента или в министерстве иностранных дел, заранее, тщательно, можно сказать, любовно, как готовятся к свадьбе или к полувековому юбилею. Жена, Алевтина Романовна, ездила к лучшему в Дагосе парикмахеру, шила новые туалеты, чтобы как-то скрасить свою невыразительную внешность.

И Ольга, подогретая выпитым, с шутливым вызовом ответила:

— Кому что! Мне, например, настоящее — в лаборатории, за микроскопом. Там делаешь дело, там от твоей работы прок людям, очевидные результаты. А для вас «настоящее» — вот здесь, в топтании на месте с бокалами в руках…

Демушкин взглянул на Ольгу сбоку выпуклым безжалостным глазом.

— Можно «топтаться» и без бокала, — произнес он сухо. — Лично для вас, Ольга Андреевна, как раз лучше бы без бокала.

И, кивнув, с каменным лицом отошел в сторону.

Антонову припомнилось, как был уязвлен Демушкин неуместными словами Ольги, и он подумал, что, может быть, на этот раз поверенный прав, вычеркнув Веснянскую из списка: коль считаешь пустяковым топтанием приемы — не ходи, без тебя обойдемся.

Понятно, отсутствие в списке «обязательных» будет для Ольги щелчком по носу, и поделом! Что ни говори, а быть центром внимания на приеме приятно любой женщине. Тем более что на этот прием Ольга наверняка собиралась надеть новое платье, которое Антонов выписал ей из Лондона по дипломатическому сертификату. Он заранее предвкушал удовольствие увидеть в этом платье жену в почетном окружении черных смокингов. Они вместе выбирали подходящую модель по рекламному журналу фирмы, Ольга нехотя листала журнал и говорила, что вечернее платье ей ни к чему, в Москве его носить будет негде, а здесь ей совершенно безразлично, во что одеваться. За этим угадывалось: не такие у них сейчас отношения, чтобы дарить друг другу столь роскошные подарки. Но когда посылка из Лондона пришла и платье извлекли из картонки, эффект превзошел все ожидания. Почти невесомое, свободное, благородного рисунка темно-бордовое платье было необыкновенно красиво. Ольга вышла из спальни, где переодевалась, принцессой — гордой, величественной, неотразимо прекрасной. Медленно спустилась по деревянной лестнице в холл, подплыла к большому зеркалу и замерла, пораженная своим видом. Никогда ничего подобного у нее не было. Элис, молоденькая девчушка, племянница Асибе, убиравшая в это время в холле, увидев Ольгу, всплеснула руками и воскликнула: