Леонид Почивалов - Сезон тропических дождей

Но все-таки не от барского фанфаронства такое. Скорее от неуверенности, которая в вычурной позе ищет себе защиту. И еще от неосведомленности, от незнания: что это такое за Африка и как в ней держаться. Не было у нашей страны традиционных связей с Черным континентом, как у Запада. Там, на Западе, Африку знают давно и досконально, как свою недавнюю вотчину, ее дороги и тропы еще в минувшие века вытоптаны каблуками солдатских сапог. У России же в Африке не было ни фортов, ни невольничьих лагерей, ни торговых факторий. Россияне об Африке имели самые приблизительные представления.

Всерьез Африка стала входить в жизнь советских людей в начале шестидесятых годов, когда недавние колонии одна за другой объявляли о своей независимости. И каждой из них наша страна сразу же протягивала дружескую руку. Мы стали чаще говорить об Африке и африканцах и на страницах наших газет, и в наших семьях. Постигали Африку и на собственном опыте. Каждый год уезжали туда дорожники и врачи, учителя и коммерсанты. Африка уверенно утверждала себя в нашем сознании. И наверное, много способствовал этому утверждению своей мученической смертью Патрис Лумумба, имя которого у нас стало в один ряд с именами наших собственных героев.

Но двадцать лет познания слишком короткий срок для многомиллионного народа. И командированный, собираясь в дальнюю дорогу, озабоченно думает: что ждет его там, в Африке, на неприютной для северянина тропической земле? И действительно, для большинства наших соотечественников здешний мир поначалу выглядит странным, непривычным, почти непостижимым, порой вызывающим настороженность. Ко всему в нем надо выработать свое отношение: от попрошаек возле универсама до малярийного комара, который награждает тебя бедой.

Каждый по-своему вписывается в этот неожиданный мир. Вписал себя и Личкин. По-своему. Чтоб ему! Не из-за него сломя голову мчался в этот университетский городок советский консул. Не из-за него!

Когда Антонов, наконец, вошел в книжный магазин, Катя, присев перед стеллажом на корточки, листала снятую с полки книгу. Он торопливо пробрался к ней сквозь толпу покупателей и встретился с ее радостно удивленным взглядом. Катя выпрямилась и стояла перед ним тоненькая, стройная, похожая на гимназистку:

— Вот удивительно, Андрей Владимирович, когда я входила в этот магазин, подумала: вдруг встречу вас? — Тон ее был дружеский, будто и не случилось утренней телефонной размолвки.

— Я бываю здесь иногда, — почему-то смутился Антонов. — В этом магазине можно купить хорошие книги. Но, по правде сказать, сегодня приехал специально, чтобы встретиться с вами. У меня к вам, так сказать, служебный разговор. А не отправиться ли нам, Екатерина Иннокентьевна, на вершину холма, если, конечно, вы не заняты…

Она с шутливой значительностью округлила глаза:

— Ну, коли разговор служебный, я подчиняюсь. Матильда освободится только через полтора часа. Извольте — я к вашим услугам!

Он улыбнулся этому «извольте», и улыбка не ускользнула от ее внимания.

В машине она сказала:

— Вам, Андрей Владимирович, должно быть, мой русский кажется старомодным?

В машине она свободно откинулась на сиденье, расположившись уютно, по-домашнему, будто ездила с Антоновым давным-давно. Он подумал, что главное в Кате — ее естественность и прямота. Во всем — в словах, жестах, поведении. Взрослая девочка! Ее легко ненароком обидеть, а защищаться, наверное, не умеет.

На вершине холма, на площадке для стоянки автомашин Антонов оставил свой «пежо», и они пошли по дорожкам парка.

— Наш посол поручил мне сообщить Николаю Николаевичу и вам мнение посольства по поводу альбома… — начал он.

Катя шутливо всплеснула руками:

— Боже мой! Как высокопарно! Будто мы с вами заключаем международный договор…

Он весело, ей в тон, подтвердил:

— Вот именно, почти так оно и есть. Высокие договаривающиеся стороны… В общем, альбом вызвал интерес, и посольство готово вести переговоры о его приобретении, естественно, за компенсацию.

Он сделал паузу и осторожно закончил:

— В разумных пределах…

Лицо Тавладской вдруг помрачнело.

— Мне это не очень-то приятно слышать, Андрей Владимирович, — сказала она с грустью. — Не думайте о моем дяде плохо. С ним бывает такое. Заносит. В сущности, он добрый, открытый и неудачливый человек. Иначе бы не торчал в этой африканской глуши…

Она шла, глядя себе под ноги.

— …Мы уже говорили с ним по поводу альбома. Это вовсе не фамильная ценность, не портреты наших предков. В нем история русской авиации. Значит, России он и принадлежит. Какая тут может быть компенсация? Берите альбом и делайте с ним что хотите. Мы будем только счастливы, если он действительно пригодится. Напрасно вы поспешили прислать его обратно.

Антонов испытал радостное облегчение:

— Спасибо! Я не сомневался, что вы скажете именно это.

На самой вершине холм у края обрыва росли акации, за их кривыми стволами открывался вид на зеленый простор приморской долины, которую прочерчивала у берега узкая белая полоска дагосских кварталов, а за ней простиралось серо-голубое, трепещущее, живое полотнище океана. У края обрыва в жидкой тени акаций стояли скамейки. Вечерами их обычно занимают студенты, заезжие иностранцы — полюбоваться, как за городом в океане тонет солнце. Сейчас никого не было. Они присели на одну из скамеек.

— Красиво! — сказала Катя, бросив долгий взгляд вниз, в долину.

Он сбоку взглянул на соседку: интересно, как она отреагирует на самое главное, что он сейчас сообщит ей.

— Но переговоры между высокими договаривающимися сторонами еще не завершены, Екатерина Иннокентьевна. — Он возвратился к прежнему шутливому тону. — Есть еще одна важная статья нашего соглашения, которую мы не обсудили…

Она смешно, по-детски прикусила нижнюю губу.

— Не обсудили… — повторил он. — А как вы относитесь к тому, чтобы вам вместе с Николаем Николаевичем поехать в Москву и самим передать там альбом?

Катя взглянула на Антонова с откровенным недоверием:

— Вы не шутите, Андрей Владимирович?

— Такими вещами не шутят.

Она долго молча глядела вниз, в долину, потом тихо произнесла:

— Даже не верится… Чудо какое-то!

— Почему чудо?

— Потому что давно мечтаю о такой поездке. Недавно уговаривала дядю взять туристические путевки и поехать.

— Хотите увидеть родину своих предков?

— Разве можно не хотеть?

Они опять помолчали.

— Извините меня, Екатерина Иннокентьевна, но мне кажется, что у вас жизнь не так-то просто складывалась… Я чувствую это… — Он легонько дотронулся до ее руки: — Только, пожалуйста, извините…

Продолжая смотреть в долину, она кивнула: