Леонид Почивалов - Сезон тропических дождей

— Я ничего такого и не знала! — заметила Катя с удивлением, когда Антонов, выдохнувшись в своем красноречии, примолк. — Мне говорили об обстановке в Асибии совсем другое — анархия, разброд, некомпетентность власти…

Антонов зло усмехнулся:

— Еще бы! А что могут говорить об этом прогрессивном режиме западные фирмачи и западные дипломаты, среди которых вы, Екатерина Иннокентьевна, вращаетесь? Уж извините за резкость, им этот режим как кость в горле. Кенум Абеоти все их карты перепутал — и политические, и коммерческие. От него им сплошной убыток.

— А вы хотите искренне и бескорыстно им помочь?

— Разумеется. У нас политика такая.

Она подняла руку, как бы отвергая его слова:

— Я не о том. Я не о государственной политике. О вас, Андрей Владимирович, лично о вас. Видите ли вы лично в помощи этой стране свой долг, ну как бы вам сказать… свое призвание, что ли? И нет у вас никакого другого интереса, никакой личной выгоды?

Он взглянул на нее с недоумением:

— Бог с вами, Екатерина Иннокентьевна! Ну какая тут может быть личная выгода? — рассмеялся он от души. — Одни только неприятности. Если бы вы знали, сколько у меня от этого неприятностей!

Катя задумчиво прикусила губу.

— Извините меня, ведь я вращаюсь в среде, в которой говорят прежде всего о личной выгоде.

Стало заметно темнеть. Солнце ушло в гряду облаков, вдруг вставшую на его пути к горизонту, подожгло облака торжественным всеиспепеляющим небесным огнем и вскоре скрылось в них, уступая мир вечерней тени. Пора было возвращаться домой.

— Моя Матильда, должно быть, сейчас уже закончит свой семинар, — сказала Катя, взглянув на часы. — Как бы не заставить ее ждать! Она всегда торопится в Дагосу — кормить мужа.

— А вы скажите ей, что в город отвезу вас я, — предложил Антонов. — Не возражаете?

— Конечно, нет!

Когда они сели в машину и поехали к административному корпусу, Катя вдруг спросила:

— А когда приходит в Дагосу «Арктика»?

— Четвертого ноября. Как раз перед нашим праздником. Но нам могут такой праздник устроить, что жарко станет!

Из белостенных учебных корпусов, расположенных на разных уровнях агурийского холма, к главной аллее, ведущей к общежитию, тянулись цепочки студентов. Все проходящие мимо бросали любопытные взгляды на Антонова, прохаживающегося под пальмами аллеи, и на его машину с синим квадратом дипломатического номерного знака.

— Здравствуйте! — произнес за его спиной кто-то по-русски.

Антонов обернулся и увидел благодушную физиономию Личкина.

— Мое почтение!

Нет, вступать сейчас в острый разговор с Личкиным он не будет. Ни в коем случае! И Лене обещал, и теперешнее настроение не для конфликта. Лучше потом вызовет в консульство и даст дрозда.

— С лекций?

— С них самых! — Личкин собрал у глаз пучки мелких, почти старческих морщинок, доверительно улыбнулся Антонову. — Да ну их, эти лекции!

— Что так?

— Разве это лекции! Никакого толку. Уровень! Уж вы-то, Андрей Владимирович, представляете себе, какой здесь уровень!

Конечно, надо было бы сдержаться, обуздать внезапную вспышку гнева, но если бы Антонов умел в нужный момент сдерживать свои эмоции! Если бы!

Он не сдержался.

— Не тот уровень, говорите? — Почувствовал, как от напряжения сводит скулы. — Понятно! Куда им тут! Ведь они «шурики». Так, кажется, их называют некоторые? А что от «шуриков» можно ожидать?

Внутри Антонова все бурлило, но говорил он спокойно, даже с этакой легкой веселостью. И Личкин поначалу обманулся, понимающе, по-свойски кивал, мол, вы все сами отлично знаете. Но на какой-то фразе мгновенно погасил улыбку, вдруг распознав в интонации собеседника что-то для себя опасное.

Антонов взглянул прямо в глубину его серых, ясных, широко раскрытых глаз и с расстановкой произнес:

— Вот что, Личкин! Если еще раз от вас услышат «шурик» или что-либо в этом роде, если вы хотя бы намеком, хотя бы словцом или гримасой проявите неуважение к людям, которые вас сюда пригласили как порядочного человека, мы вышвырнем вас отсюда первым же самолетом.

Простодушное лицо Личкина стало красным, губы задрожали:

— Почему вы так со мной говорите? Почему? — Его звонкий фальцет перешел на крик; — Кто вышвырнет? Кто это «мы»?

Антонов медленно поднял руку, призывая парня сбавить тон.

— «Мы», — произнес спокойно, — это посольство Союза Советских Социалистических Республик в Асибии.

Он четко выделял каждое слово, словно вбивал его в мозг Личкина. Всего несколько минут назад благодушный, улыбчивый, уверенный в себе, Личкин вдруг обмяк и даже вроде бы стал меньше ростом.

— Вам понятно? Или повторить еще раз?

— Понятно…

— Тогда до свидания!

Личкин почти по-солдатски повернулся на сто восемьдесят градусов, чуть ли не щелкнув каблуками. Глядя на его обтянутую тенниской спину, под которой равномерно двигались крепкие лопатки, Антонов с неприязнью подумал:

«Хотя бы возмутился, попытался оправдаться. Тогда можно его даже пожалеть. Но нет, как с гуся вода. Холоп всегда останется холопом: слабого давит, перед сильным пасует».

Торопливо подошла Катя.

— Я не задержала? Матильда хотела с вами познакомиться, но я сказала, что вы торопитесь. Я правильно сказала?

Он улыбнулся:

— Конечно, правильно! Зачем нам сейчас Матильда?

Катя внимательно взглянула на Антонова:

— Мне кажется, что вы, Андрей Владимирович, чем-то расстроены, уж не из-за меня ли?

Антонов подошел к машине и открыл дверцу:

— Прошу вас, Катя!

Он впервые назвал ее по имени.

От университета ехал медленно, позволяя другим машинам обгонять себя. По сторонам дороги мелькали коренастые, с толстыми голыми ветвями баобабы, изящные тонкоствольные пальмы и красные можжевельники.

Когда Антонов вывел машину на главную магистраль и до улицы, на которой живет Тавладская, оставался один квартал, на перекрестке его задержал красный свет. Вдруг рядом с антоновским «пежо», скрипнув тормозами, лихо затормозила синяя «Лада». За ее рулем сидел Борщевский. Быстрым глазом он тотчас усек в соседней машине Антонова и рядом с ним Катю, вытянул шею, силясь разглядеть ее получше. Даже издали Антонов заметил, как в бархатных глазах Борщевского вспыхнул острый хищный огонек. Он чуть склонил хорошо причесанную, с аккуратным пробором голову, приветствуя Антонова. Красивые, сочные губы его растянулись в гуттаперчевой улыбке. Антонову показалось, что сейчас он поощрительно подмигнет, но в это время вспыхнул зеленый свет.

Антонова разбудил долгий и настойчивый телефонный звонок, когда за окном еще стыла мгла. Звонил Камов.

— «Арктика» пришла в порт ночью. Стоит у причала.

— Откуда вы это знаете? — изумился Антонов, с которого мгновенно слетела сонная одурь.