Леонид Почивалов - Двое в океане [Хроника одного рейса]

От кромки бухты кривые улочки с трудом забирались к вершинам господствующего над городом хребта, на котором даже издали была видна светлостенная вилла губернатора. На верхних ярусах города среди торжественных куп деревьев торчали шпили потемневших от тропических дождей церковных колоколен.

Смолин шагал по булыжным мостовым, и городок ему казался удивительно знакомым. Вроде бы давно, еще в детстве, видел он эти замшелые черепичные крыши, эти розовые облачка цветущей бугенвиллеи в палисадниках, эту пеструю, разноликую, голосистую толпу, выхаживающую маленькое пространство приморской кромки города. И конечно же, когда-то и где-то он видел этого единственного в городе постового полицейского в белом пробковом шлеме, длинными осторожными руками с тонкими, как у скрипача, пальцами он дирижировал маленьким оркестриком местной уличной жизни, и руки его никого не звали к торопливости и суете. Ведь жизнь одна — зачем суетиться?

Может быть, это гриновский Зурбаган или Лисс, города счастливых людей? Но существуют ли в мире в самом деле города счастливых людей? Мы о них только мечтаем. Оказывается, здесь, в этом славном тихом городке, проходит передовая линия огня. Так сказал Гарри Бауэр. А деловой озабоченный Шевчик запросто отыскал эту линию своим вездесущим объективом.

Дорога, упрятанная под ветвями могучих хлебных деревьев, казалась проложенной в зеленом узком туннеле, она, не торопясь, увела Смолина в район вилл и особняков, возле них дремали жирно лоснящиеся лаком лимузины, а из садов, за которыми белели свежевыкрашенные и ухоженные стены, слышался мерный гул кондиционеров — в этот послеобеденный час они насыщали прохладой спальни состоятельных гренадцев. Вот в сад вышла молодая женщина в сарафане с роскошными смуглыми плечами, стала развешивать на веревке пестрое, как корабельные флаги, белье. Прекрасная женщина, прекрасные дома, прекрасные сады! Прекрасный мир, полный тишины и покоя!

Побродив по верхним улицам и не найдя базара, Смолин снова спустился к бухте.

На обочине шоссе привычно взглянул налево — дорога была пуста, и он шагнул на асфальт. В тот же миг раздался пронзительный визг тормозов, кто-то схватил его за руку, с силой отшвырнул назад, к обочине. У самого лица промелькнула металлическая скоба запора на кузове промчавшегося грузовика. Смолин быстро обернулся: рядом стоял худощавый темнокожий человек. Должно быть, лицо Смолина было все еще искривлено внезапным испугом, и казалось странным, почему этот человек, глядя на него, так спокойно улыбается, словно секунду назад ничего серьезного и не произошло. В его угольно-черных глазах дрожали веселые искорки, а в морщинах на лбу прятались такие густые тени, что чудилось, будто это не морщины, а глубокие надрезы.

— Спасибо! — сказал Смолин.

Человек отмахнулся:

— Чего там! Я сразу понял: приезжий! Движение-то у нас левостороннее. Для многих непривычно. А наши шоферы гоняют по горным дорогам как оглашенные. Торопятся. А зачем торопиться на Гренаде? Вы-то куда бежали?

Смолин объяснил: искал базар, да заплутался.

— Базар? Так он недалеко, сэр! Вон там! — Гренадец выкинул вперед сухую, черную, как коряга, руку и корявым пальцем ткнул в красочную панораму тропического города. — Сперва идите по правому берегу бухты — мимо кинотеатра, пожарной части, сувенирных магазинов, а за зданием телефонного узла курс держите вправо и вверх, все время вверх, в гору. Там и базар. Видите домик под шифером? Это и есть телефонный узел. Вы поняли меня, сэр? У домика под шифером свернете направо. И в гору! Слева увидите наш городской музей — старинные чугунные пушки у входа. Кстати, советую посетить! Очень интересно.

Человек хотел было уйти, но задержался, в раздумье поскреб щетину на щеке, сокрушенно покачав головой, словно говоря: ох уж эти мне приезжие!

— О’кэй! Провожу! Вы все-таки гость, сэр, — сунул Смолину жесткую с шершавой, словно чешуйчатой кожей руку, представился: — Филипп!

Они не спеша пошли по набережной. Миновали похожее на обшарпанный сарай здание городского кинотеатра. С аляповато намалеванной афиши на стенде страшно пучил глаза совсем нестрашный Джеймс Бонд. За кинотеатром возвышался дом пожарной части. Под навесом стояли две старенькие красные пожарные машины. Из распахнутых окон второго этажа доносился торжественный, жизнеутверждающий грохот барабанов, звон литавр и радостные вопли медных труб.

— И так каждый день с утра до вечера, — охотно пояснил Филипп. — А что им делать-то? Играй себе! Пожаров почти не бывает. Все же музыка! Пройдешь мимо, постоишь, послушаешь… Музыка мне по душе.

Он был жизнелюбом, этот неожиданный знакомый Смолина.

У берега бухты, в которую ясными окнами смотрелись нижние кварталы города, медленно покачивался густой частокол мачт. Борт к борту стояли под разгрузкой старые обшарпанные, видевшие виды шаланды. Одни пришли от недалеких отсюда берегов Южной Америки, другие с соседних Антильских островов, третьи из морских просторов с путины.

— А моя скорлупка вон там! — сказал Филипп и снова выбросил руку вперед, только теперь уже в сторону горловины бухты. Рука у него была широкопалая, с белесыми разводами на запястье от навсегда въевшейся в кожу соли. От одежды Филиппа пахло рыбой.

— Вы рыбак?

Он выставил вперед желтые, не очень здоровые, словно тоже разъеденные солью, зубы, изображая улыбку, — вопрос Смолина показался ему нелепым.

— А кем же мне еще быть в этом мире, сэр? Море греет, море кормит. Правда, в последнее время кормит не так уж щедро. А кто вы, сэр?

Смолин представился. Филипп не столь уж удивился.

— Ах, вот кто! Русский! Значит, с того большого белого корабля, что стоит у главного причала? Однако ж издалека прикатили, сэр, издалека… — поглядел в раздумье на грязный замусоренный асфальт дороги и вдруг спросил: — А у вас в России сейчас снег?

— Сейчас там начинается лето. Снега нет.

— А я думал, снег у вас всегда.

Он шел рядом со Смолиным, громко пришлепывая размякший от жары асфальт деревянными подошвами старых разбитых босоножек.

— А что, если нам промочить горло? Как насчет пива, сэр?

Смолин не возражал, и они пошли кривобокой улочкой с темными морщинистыми от старости и морских ветров каменными домишками. Улочка снова привела к берегу моря. На небольшом мыску стояла портовая корчма. За барьером ее террасы тихо плескалась вода, кричали чайки и уныло стрекотал мотор медленно ползущего к порту баркаса. За замызганными столиками сидели люди, похожие на Филиппа, одновременно похожие на старые дома на набережной, на темные горы, окаймляющие долину. Все они были с дублеными корявыми лицами, молча курили, но даже горький дымок дешевых цигарок не мог одолеть душноватый запах рыбы, который источала их одежда. Они медленно потягивали из щербатых глиняных кружек пиво и лениво поглядывали на море, в котором ничего не происходило.