Саттор Турсун - Три дня одной весны

Усмон Азиз умолк.

— Что еще? — грубо спросил Анвар.

Подавив вспыхнувшую ярость, с прежней мягкостью проговорил Усмон Азиз:

— Потом ты испортился немного. О н и тебя испортили. Но эта беда поправимая. Главное — послушайся моего совета. Что здесь сегодня случилось — выбрось из сердца, забудь. Пойдем со мной, я назову тебя своим сыном.

— Я еще не разлюбил свою родину! — выкрикнул Анвар. Позабыв о раненой ноге, он шагнул вперед — но боль пронзила его, и с коротким стоном он снова привалился к стене. — А потом… Что ты сделал с моим отцом — ты об этом скажи!

— Напрасно ты обвиняешь меня. Мне самому было жаль твоего отца, но так уж распорядился его судьбой рок. Не веришь — спроси у Курбана.

— Я спрашивал! И понял: ты его погубил! Ты! Зачем ты приказал им идти через перевал? Почему сам вернулся в село по Шерабадской дороге?

— У меня тысяча и одно дело было.

— Врешь! Ты испугался… Ты знал, что дорога через перевал опасна, прекрасно знал!

— Хватит! — гневно оборвал его Усмон Азиз. — Об этом завтра поговорим, в Нилу…

И, обернувшись, он громко позвал Курбана.

— Что ты собираешься делать в Нилу? — спросил Анвар.

— Я?! — изумленно спросил Усмон Азиз.

— Да, ты!

— Шкуру с тебя там спущу в назидание всем.

Войдя в кибитку и приложив руку к груди, Курбан спросил:

— Что хотели, брат?

— Так ты желаешь знать, — глухо проговорил Усмон Азиз, не отрывая взгляд от лица Анвара, — какое у м е н я дело в Нилу?

— Да!

Помолчав, Усмон Азиз горько рассмеялся и обратился к Курбану:

— Слыхал?

— Слыхал, брат.

Тяжелым взглядом Усмон Азиз с головы до ног окинул Анвара.

— Если забыл, напомню: Нилу — моя родина. Там мой дом, там родственники мои!

— Нет у тебя теперь в Нилу дома. Он стал школой, и в комнатах, где ты жил, учатся дети бедняков.

— Та-ак… — сдавленно протянул Усмон Азиз. — Кто постарался?

— Народ. Я.

— И ты?!

— Да. А твои родственники… Твоего зятя, Саидназара, как врага трудового народа, мы отправили в ссылку.

— Та-ак… — Усмон Азиз как бы с трудом понимал Анвара. — Стало быть, в Нилу теперь колхоз?

— Ты угадал.

— Я угадал не только это, — мрачно проронил Усмон Азиз. — Твоих рук дело, теленок поносный? Ты верховодил? И разрушал — ты?

— Мы новую жизнь строим, бай. И лучше бы ты не мешал нам.

— А ты бы свой дом под школу отдал? Не-ет, ты мой испоганил!

— Разве уместится в моем домике школа? Но успокойся — там, где я жил, сейчас правление колхоза.

— А зять твой, Юнус, тоже сослан? Ведь и он, подобно Саидназару, был дехканином-пахарем…

— Правда, мой зять — пахарь, бедняк. А Саидназар…

— Что Саидназар?!

— Скорпион — вот он кто. Двух своих волов забил и закопал в хлеву — только бы в колхоз не отдавать!

— И правильно сделал!

— Это ты так считаешь. А народ рассудил иначе.

— То есть Саидназар сослан, а твой Юнус гуляет?

— Не гуляет Юнус — трудится. Он председатель колхоза в Нилу.

Усмон Азиз молчал.

— Ты должен понять, бай, — спокойно продолжал Анвар. — Мир стал другим. У тебя был выбор — и ты выбрал свой путь. Но тебе лучше не появляться в селе, на которое однажды ты уже плюнул.

— Я?! Плюнул?! — с тихим бешенством проговорил Усмон Азиз и, вскочив с места, схватил Анвара за воротник кожанки и поднял кулак. Но в тот же миг сумел овладеть собой и, круто повернувшись, сказал: — Ты, бога не ведающий, разве ты достоин хотя бы прикосновения моего кулака? Вяжи! — приказал он Курбану.

Оставшись один, Усмон Азиз медленно опустился на прежнее место и подбросил в костер хворост. Опять потянулся дымок, и опять пробились сквозь него красноватые язычки пламени. И, глядя на них, Усмон Азиз ощутил вдруг такую тоску, что готов был завыть, как одинокий, обреченный на смерть волк.

И этим утром Таманно проснулась, едва забрезжил рассвет. Подоив комолую и выпроводив ее на улицу, она закрыла калитку и погнала козлят в нижнюю часть двора, на лужок. Вскипятила молоко, подмела айван, поставила чай для больной матери и, внезапно услышав цокот конских копыт, почувствовала, как часто и гулко застучало ее сердце. Первая ее мысль была конечно же об Анваре: приехал, наконец-то приехал!

Забравшись на кучу камней, она выглянула на улицу поверх стены, вымытой вчерашним дождем. Ноги ее ослабели, она едва не упала — между Усмон Азизом и Курбаном, как пленник, с низко опущенной головой ехал на своем гнедом Анвар. Усмон Азиз, Курбан и еще один человек, ехавший позади Анвара, были вооружены. Имам сельской мечети, мулло Салим, с посохом в руке вышагивал у стремени Усмон Азиза и с жаром что-то рассказывал ему. Чуть поотстав, шло позади еще несколько человек.

Первые лучи солнца осветили Нилу.

Таманно выбежала за ворота. «Что же это такое?» — в растерянности и страхе думала она, понимая, что Анвар попал в беду и всем сердцем сострадая ему. «Что случилось? И что мне делать?» Но пока она размышляла, ноги сами привели ее в дом Юнуса. Сабохат, сестра Анвара, кормила грудью младенца.

— Что с тобой? — увидев Таманно, спросила она. Оторвавшись от груди, громко заплакало дитя, и Сабохат принялась тихо и нежно уговаривать его, время от времени с улыбкой на утомленном и счастливом лице взглядывая на Таманно.

— Где Юнус? — едва сдерживая рыдания, спросила Таманно.

Нельзя, ни в коем случае нельзя было говорить Сабохат, что брат ее пленником приведен в родное село! И кем — Усмон Азизом и его слугами! Не дай бог иссякнуть молоку матери, питающему ее сыночка и укрепляющему в нем жизнь.

Так думала Таманно, на которую бессмысленным, мутно-голубым взором уставился младенец, — так думала и изо всех сил старалась удержать набегающие на глаза слезы.

— Юнус полчаса как уехал, — сказала Сабохат. — Собрался в степь, пахарей проведать. Да что с тобой?

— Ничего, — пробормотала Таманно и, повернувшись, быстро пошла за ворота, на улицу.

— Он, может быть, в конторе сейчас! — ей вслед крикнула Сабохат.

Теперь Таманно почти бежала. Увидев замок на калитке дома, где еще недавно жили тетушка Соро с Анваром и где сейчас помещалось правление, она миновала переулок и быстро, садами, вышла на зады двора Усмон Азиза. Солнце уже поднялось, но, ощущая его мягкую, весеннюю теплоту, Таманно дрожала, словно от холода. Анвар, ее любовь, ее надежда, ее счастье — Анвар, неужто эти волки не пощадят тебя?! Анвар, родной мой, я помогу тебе… я спасу тебя… я вырву тебя из их рук! Как молитву, пересохшими губами шептала эти слова Таманно.

Чужие громкие голоса доносились до нее со двора. Припав к широкой трещине в стене, она увидела Усмон Азиза, сидевшего на краю суфы. Каромат, худощавый смуглый молодой человек, почти год назад здесь, в доме Усмон Азиза, открывший школу и обучавший в ней детвору, стоял перед ним. Мулло Салима заметила она и еще нескольких человек. Только Анвара не мог пока отыскать ее взгляд, и Таманно страдала, предчувствуя беду. Затем во дворе появилась Ороста, сестра Усмон Азиза, и, подбежав к брату, обняла его ноги и завыла, будто плакальщица. Увидела потом Таманно, как Ороста кинулась на Каромата и как, что-то крикнув ей, остановил ее брат; дрогнув от ужаса, заметила высоченного, широкоплечего, темнолицего мужчину с винтовкой в руках — того самого, который ехал по улицам Нилу позади Анвара; и рядом с ним наконец-то увидела самого Анвара, шагнувшего в сторону от заслонявшей его подпорки айвана.