Саттор Турсун - Три дня одной весны

Или в ветвях ее пробежал благоухающий ветер?

Очень скоро, однако, иным, тревожно-угрюмым взглядом принялся он осматривать свой сад, повсюду отмечая несомненные признаки упадка и запустенья. Не скошена трава, не обрезан виноградник, не вскопана земля возле абрикосов и яблонь — нет теперь хозяина в этом саду! Да ведь и деревьев абрикосовых как будто стало меньше… и орешников… Не ошибается ли он? Усмон Азиз склонил голову. Не ошибается. Там нет трех деревьев… и там тоже… и там. А вот здесь кто-то взял и у самого корня спилил шесть орешников. Но з а ч е м губить сад? Кому это нужно? Пусть в аду сгорит тот, кто взял в руки топор и пилу и на деревьях принялся вымещать свою давнюю злобу!

Он кружил по разоренному саду, и жажда мести все сильней разгоралась в его сердце. Видит бог, он не хотел проливать кровь. Единственное желание вело его в Нилу — в последний раз поклониться родной земле и навестить родные могилы. Но его стали преследовать и он был вынужден защищаться; он добрался до отчего дома — и нашел его разоренным, а сад — прозябающим.

Усмон Азиз перевел дыхание. Сама судьба словно выталкивает его на дорогу несчастья! Он как бы мечется в заколдованном круге и не может найти выход. Надо ли было ему покидать отечество? Надо ли было брать в руки оружие? Обольщение ли властью и собственностью обмануло его или ему всего дороже был его народ, святая вера и поруганная земля? Как на Страшном суде спрашивал он себя и мог отвечать лишь коротким, тихим, отчаянным стоном. Не понял времени, не постиг его дух, не расслышал его зов!

Погоди, вдруг остановил он себя. Что сделано, то сделано, и нет смысла в позднем раскаянии. Не вечно же будет тянуться в его жизни черная полоса! Сейчас надо побеспокоиться о дне завтрашнем.

Усмон Азиз дошел до конца сада, задумчиво и ласково касаясь ладонью стволов и ветвей встречавшихся ему деревьев. Затем он повернул обратно и через некоторое время увидел во дворе сестру и ее детей — одного с паласом, другого с одеялом, третьего — с подушкой в руках…

Вскоре он уже лежал на айване, вытянувшись на одеяле, с подушкой под локтем. Ороста, племянники и мулло Салим были рядом. Встретившись взглядом с маленькими, не лишенными проницательности глазами мулло, Усмон Азиз сказал:

— И к вам будет просьба, имам.

— Рад вам служить, почтенный, — с готовностью ответил тот.

— Узнайте, где Юнус, этот председатель… чтоб сгорел его дом.

— Я вам говорил, как вы прибыли: рано поутру проехал мимо мечети на осле, торопился.

— Говорили. Но мне надо знать: куда направился, когда вернется… А если сегодня-завтра не вернется — где будет, с кем.

— Хорошо, почтенный, — произнес мулло Салим и, сложив на груди руки, склонился в поклоне.

Днем тетушка Соро не находила себе места, а ночью не могла заснуть. Тревога за Анвара лишала ее покоя и сна. Где он сейчас? Что делает? Почему не вернулся? Она уже забыла, что, уезжая, он говорил, что его не будет дома два, а может, три дня. Она помнила лишь, что он собирался в Нилу, и высчитывала, сколько времени надо ему, чтобы добраться до их родного селения и вернуться назад. Получалось, что Анвар задерживался. Хорошо, если в Нилу его задержали только дела. А если какие-нибудь недруги — вроде тех, которые однажды сломали ему руку? Ведь говорила она единственному своему сыночку: до каких пор быть целым кувшину, каждый день отправляющемуся по воду! Вдруг и сейчас случилась с Анваром беда…

«Прости меня, глупую, Создатель!» — прошептала тетушка Соро и тут же, в знак покаяния, схватилась за воротник. Наверное, из-за Таманно остался он еще на один день в Нилу — остался, чтобы условиться о дне свадьбы, предупредить Сабохат и оповестить друзей. Дай бог!

Утреннее солнце стало пригревать, мысль о предстоящей свадьбе сына ободрила тетушку Соро, и она неожиданно решила пригласить, не откладывая, двух-трех старух, творящих молитву в память Бибимушкилкушо [23] Бибимушкилкушо — имя легендарной святой, отводящей беду. , и зажечь семь свечей. Кто знает, быть может, услышит святая молитву и в трудную минуту придет Анвару на помощь.

Достав скатерть, тетушка Соро замесила тесто в большой чашке, развела на кухне огонь и испекла в котле две пресные лепешки. Затем она добавила к ним немного кишмиша и отправилась звать трех старушек, в добром нраве и благочестии которых успела убедиться за прожитый ею здесь год.

Старушки охотно откликнулись на приглашение, немедля явились и чинно расположились вокруг дастархана. Проворно скрутив из ваты фитиль, они разделили его на семь равных частей, обмакнули их в масло, положили на камень и зажгли. Все теперь было, как подобает в таких случаях: семь огней, пара пресных лепешек, две-три горстки муки и горстка кишмиша на скатерти. Одна из старушек тихо прочла оят [24] Оят — стих из Корана. — причем остальные внимали ей, слегка опустив головы; затем, сложив руки для фатихи [25] Фатиха — благодарственная молитва. — что, вслед за ней, сделали тетушка Соро и две другие гостьи, — она так же тихо произнесла молитву и лишь после этого приступила к повествованию о старике хоркаше [26] Хоркаш — человек, собирающий колючку, чтобы продать ее на базаре и заработать на жизнь. .

Потрескивали и чадя горели на плоском камне семь свечей.

«Жил некогда бедный старик, — начала рассказчица. — Он был настолько беден, что каждый день отправлялся в степь или на холмы, чтобы собрать три вязанки колючек, продать их и тем самым заработать себе и любимой дочери на пропитание. Дочь у него, надо заметить, была работящая, миловидная, стеснительная — правда, несколько простодушная. Это-то ее простодушие и стало всему причиной — однако, улыбнулась рассказчица, — не будем забегать вперед.

Так вот: однажды утром, когда дочь падишаха в сопровождении сорока подруг и, наверное, сотни служанок отправилась на прогулку в горы, простодушная девушка принялась умолять старика отца, чтобы тот разрешил ей присоединиться к роскошному шествию. Старик хоркаш, само собой, не соглашался и, вразумляя любимое чадо, говорил, что дочери бедняка надлежит держаться подальше от знатных особ, тем более — принцесс. Как бы ни случилось беды, внушал дочери старик, — но понапрасну. Девичьи слезы растопили отцовское сердце, он махнул рукой и отпустил свою дочь вслед за принцессой и ее многочисленной свитой.

Ах, как прекрасно проводили они время в ущелье с целительным воздухом, на берегу реки с прозрачной водой! Простодушная девушка, полуоткрыв в изумлении свой ротик, любовалась играми и танцами, которые затеяли служанки и подруги принцессы, слушала музыку и внимала чудеснейшим сказкам. Затем, испросив разрешение своей госпожи, служанки и подруги с веселыми криками устремились в воду. Глядя на них, захотела искупаться и принцесса. Она разделась, с особой бережностью сняв со своей прекрасной шеи ожерелье, которое стоило богатств семи государств.