Саттор Турсун - Три дня одной весны

— Нехорошо.

— Напротив, почтенный: очень хорошо! Весь мой скот хочет в колхоз забрать этот проклятый!

— А почему бы вам самому по доброй воле не вступить в их ряды?

Гневный румянец проступил на смуглом лице Хомида.

— Я не дурак, чтобы пару моих волов, овец и коз — весь мой скот, трудами приобретенный, делить с этими лентяями!

— Отчего же они лентяи?

— Не были бы лентяи, не слыли бы бедняками. Кто семь потов не прольет — тот непременно бедняком станет.

Усмон Азиз коротко усмехнулся. Разговор с Хомидом занимал его, и он спросил не без умысла:

— А если у человека нет земли, на которой он мог бы охотно пролить все свои семь потов? И нет денег, чтобы купить пару овец? Как тогда?

— Если всей душой будет стремиться — найдет, — непоколебимо произнес Хомид. — И землю найдет, и деньги… Будет трудиться — все будет!

— Возможно, — сказал Усмон Азиз. — А сами-то вы как — богаты?

— Нет, почтенный, я не богат. От покойного отца мне в наследство достался клочок земли. Тружусь на нем не покладая рук, проливаю пот — и жена, и дети мои поэтому живут в достатке.

— Хорошо. Но дальше как будете жить? Года на два — на три… ну, пусть даже на четыре советская власть оставит вас в покое. А дальше? По-прежнему будете стоять на своем и твердить, что колхоз вам не нужен? И так — всю жизнь?

Хомид опечалился.

— Не знаю, почтенный, — с болью вымолвил он. — Но есть все-таки над нами бог, и, может быть, наступят перемены. Вот, вы приехали. Поговаривают, что Ибрагимбек тоже…

Усмон Азиз презрительно махнул рукой.

— Сколько пустых надежд и шума из-за грязного конокрада!

Хомид обомлел.

— Но почему? Ведь и вы…

Натолкнувшись глазами на острый взгляд Усмон Азиза, он смешался и замолчал.

— Что — я сам? — с гневом спросил Усмон Азиз.

— Вы и сами… — запинаясь, пробормотал Хомид, — вступили в борьбу… повязали пояс…

— С чего вы взяли?

— Ну как же! — воскликнул Хомид. — Приехали… вооружены… тех вероотступников пленили…

— Наивность хороша до определенного возраста, — насмешливо заметил Усмон Азиз. — Вам она уже не к лицу. И вот что я вам скажу: мусульмане ли возьмут верх, неверные ли — мне теперь все равно.

На Хомида жалко было смотреть.

— Но почему, почтенный? — еле выдавил он из себя.

— Потому, что, соизволит бог, завтра мы уходим обратно.

— Вы уйдете, — растерянно сказал Хомид. — А я? Что делать мне? И тем, кто мне подобен?! Есть ли у нас надежда?

— Этого я не знаю.

— Не знаете… — как эхо, повторил Хомид. — Странно… Погодите! — воскликнул вдруг он, словно обрел, наконец, твердую почву под ногами. — А с теми что сделаете? — кивнул он в сторону хлева, где заперты были Анвар и Каромат.

— Истинные мусульмане определят, какого наказания они достойны.

— Вы знаете наше мнение, почтенный! И мулло сказал…

— Значит — смерть? Я вас правильно понял?

— Да, — жарко выдохнул Хомид, — смерть! Пусть бы какой-нибудь неверный все это сделал — колхоз организовал, школу открыл… Не так было бы обидно. Но ведь это потомки мусульман делали! Такие же, как мы! — Хомид умолк. Затем, будто вспомнив нечто важное, поспешно добавил: — Отец мой покойный все время одни стихи повторял. Они мне нисколько не нравятся, но я их запомнил.

— Ну-ка, — поощрил его Усмон Азиз.

Хомид глубоко вздохнул и произнес нараспев:

— Прекрасные стихи! — воскликнул Усмон Азиз. — Вот каким должен быть род человеческий!

Хомид пожал плечами.

— Терпеть, когда в тебя бросают камень?

— Хотите сказать, что Анвар и этот учитель бросали в вас камни?

— Не в меня… В других! В вашего зятя Саидназара, например. — Кровь кинулась в лицо Хомида, и он яростно отчеканил: — Всех бы уничтожить! Жаль, даже завалящего ружьеца у меня нет…

— Потише, мулло Хомид! — усмехнулся Усмон Азиз и отхлебнул из пиалы. — Любовь к оружию — вещь опасная. К горькому раскаянию приводит любовь к оружию, уж вы мне поверьте. Ненадежные поводыри сабля, винтовка и желание отомстить… Благодаря им стал я скитальцем меж двух миров.

Их разговор прервало появление мулло Салима. Хрипло дыша и постукивая посохом, он вступил во двор в сопровождении мужчины с короткой, начинающей седеть бородой. Пока мулло Салим, постанывая и жалуясь на здоровье, опускался на одеяло, его спутник, уважительно поздоровавшись с Усмон Азизом и осведомившись о его здоровье, сел рядом с Хомидом.

Усмон Азиз узнал его — это был местный пахлавон [30] Пахлавон — богатырь, силач, борец. Зариф Барака.

— Поторопились побелить бороду, — с улыбкой сказал ему Усмон Азиз.

— Стар стал, — тоже с улыбкой отвечал ему Зариф Барака, некогда с успехом боровшийся почти на всех празднествах и свадьбах в ущелье Охугузар.

— Как ваше здоровье? Дела, житье-бытье?

— Неплохо. От них, — Зариф Барака кивнул на мулло Салима, — услышал, что приехали. Подумал — пойду, повидаюсь, узнаю, как ваша жизнь…

Усмон Азиз просветлел — так был приятен ему этот простой, честный и добрый человек.

— И хорошо сделали! — проговорил он и широким жестом руки указал на дастархан. — Пожалуйста, лепешки берите… фрукты, мясо.

— Бульон принесу, — сказал Хомид и отправился на кухню.

— Во имя бога милостивого, — негромко произнес Зариф Барака и взял с дастархана кусочек лепешки.

Старая его одежда кое-где была аккуратно залатана. Со щемящим чувством отметил это Усмон Азиз и спросил:

— Борьбой больше не занимаетесь?

— Куда там! Пятнадцать лет не входил в круг.

— Сейчас, верно, в колхозе состоите?

— Да, бай. Удовольствием души стал колхоз. Землю дали. Работаем сообща.

— Когда говорят, — с ядовитой усмешкой вставил мулло Салим, — что все теперь равны, все братья, то Зарифу и ему подобным это, конечно же, нравится, почтенный.

— Что делать, имам, хорошее и плохое каждый понимает по-своему.

— Хвала вашему отцу, бай! — обрадовался Зариф Барака. — Хорошо сказали.

— Ну вот и ладно, — усмехнулся Усмон Азиз и повернулся к мулло Салиму. — Что в селе?

— Тихо, почтенный, будто водой поглотило. Почти все в поле. Халил и Ато на своих местах.

— Узнали, где Юнус?

— Да, почтенный. Зариф говорит, что он в долине Пойгахджо.

— Та-ак, — протянул Усмон Азиз. — К вечеру вернется?

— Трудно сказать, — промолвил Зариф Барака. — Он пахарей хотел там проведать.

— А вы почему в селе остались?

— А мне председатель другую работу поручил. Мастерил рукоятки для лопат и кетменей. — Зариф Барака улыбнулся. — Еще неделя, бай, и мы арык наверху села будем чистить! Лето скоро, надо сады поливать…