Олег Попцов - Свадебный марш Мендельсона

Прошло десять лет. Случай свел братьев вместе. И хотя каждый старался подчеркнуть — все забыто, тень разлада негласно стояла за спиной братьев. Смеялись через силу, шутили через силу. Никто не говорил вслух, но каждый думал: «Надо перетерпеть эту встречу». И то, что родители не поддержали старшего сына, а приняли сторону младшего, лишь усилило отчуждение. Азат любил свою жену, рассказал Нине о причинах ссоры с братом. Сейчас он об этом, может, и жалел, но изменить что-либо уже не в его силах.

— Зачем злой стоишь, садись, обедать будем, — сказал он примирительно и сам встал.

— Когда мужчины ведут разговор, женщина должна молчать. Дом, где женщина указывает мужчине, плохой дом, — ответил Тофик по-азербайджански.

— Разве она не права? — заступился за жену брат. — Найдется твой конь. В такой дождь куда увезешь, где продашь? Зачем хочешь поссориться? Ты приехал, я тебе рад… Твоя беда — моя беда. Ты к ней всегда был несправедлив. Не будем ворошить старое.

— Вах, седой весь, а глупый, как молодой, — брат повернулся и вышел на дождь.

Азат посмотрел на жену, лицо Нины оставалось безразличным, вздохнул:

— Нехорошо. Он мой гость. Что родители скажут?

— Что же ты сидишь? Беги догоняй его.

— Зачем спешить? Он мой брат. Жены две бывает, три бывает. Брат один. — Уже в дверях оглянулся и наставительно добавил: — Кинзы и перца положи.

— Слушай, как так нет результатов? Конь — иголка, да?

Тофик Ахметов вскидывает руки и начинает бегать вокруг стола, за которым сидит брат со своими ростовскими друзьями.

— День молчишь, да, два молчишь, да, на третий как жить будешь? — Глаза Тофика возбужденно округляются, руки сжимают голову, и он начинает монотонно раскачиваться.

Большой человек Рустам Керимович Шарифов, он же заместитель начальника таксомоторного парка, уронив тяжелый подбородок на пухлую волосатую руку, печально взирает на страдания Тофика, устало жует шашлык, выражая тем самым свое глубокое сожаление по поводу случившегося. Выразительные глаза большого человека печальны, наполнены состраданием. Сострадание так велико, что его тяжесть сделала взгляд недвижимым. Большой человек добр, и взгляд его добр, и кажется, что весь мир этой шашлычной потонул в его взгляде, все потонуло: и говорливые посетители, и трескучий аппарат автоматической кассы, и улыбчивая официантка Нюра. Она невпопад останавливается перед столиком большого человека, натыкается на его взгляд и с милой застенчивой нерешительностью теребит края ажурного фартука.

Брат знаменитого наездника Тофика Ахметова настроен минорно, переживает недавнюю ссору с белокурой женой Ниной. Итог ссоры печальный, брат полностью лишен кредита и сейчас предается суровым размышлениям на предмет неустроенности быта. Стол, по самым непрофессиональным подсчетам, стоил не менее ста рублей, из которых он мог возместить в лучшем случае третью часть.

— Пьем за нашего гостя, — сытно икнув, сказал большой человек, сосредоточенно посмотрел сквозь чайную акварель коньяка. — Моего большого друга. Да будут счастливы его дети. Салам!

Компания выпила.

Брат знаменитого наездника мельком глянул на порожнюю посуду — она отсвечивала затуманенной прозрачностью, шумно вздохнул и, успокоив жестом руки присутствующих, пошел разыскивать своего человека в этом шумном пристанище аппетита.

Свой человек работал на кухне. Брат знаменитого наездника с трудом пробрался в истекающий чадом закуток, откуда, как из дымовой завесы, выскакивали юркие официантки, вытирая на ходу обильно выступивший пот. Увидел широкую спину Гиви Карцеладзе и не менее выразительную — его помощника, убедился, что среди них нет спины своего человека, машинально бросил в этот чад:

— Скажи, дорогой, Али Алиев есть здесь, а?

Гиви Карцеладзе поправил поварской колпак, напоминавший чалму великого визиря, скосил глаза в сторону говорящего, узнал в нем знакомого своего знакомого, выхватил с раскаленного мангала вязку увесистых шампуров, на которых парусились подоспевшие шашлыки, бросил их на дребезжащий противень и только тогда спросил:

— А зачем тебе Али?

Брат знаменитого наездника смущенно потер щеку:

— Как тебе сказать, просчитался слегка. Друзей пришло больше, чем ждал. Хотел денег занять.

— Ай, дорогой! — И было непонятно, отчего слезятся глаза Гиви: от мангального дыма или от сочувствия к брату знаменитого наездника. — Плохо, когда мало друзей. Хорошо, когда много. Кто здесь не знает таксиста Ахметова! Кушай спокойно, дорогой. Мы запомним и немножко запишем. Завтра заплатишь.

Брат знаменитого наездника, обнадеженный, вернулся к своим друзьям и без особого труда заметил, что место за их столом, дотоле пустовавшее, занято.

Пока брат знаменитого наездника раздумывал, возвращаться ему назад или переждать столь неожиданный визит в тени развесистого фикуса, кто-то мягко взял его под локоть и довольно решительно подтолкнул в зал…

— А вот и вы, — сказал кто-то. Необходимость в дальнейших сомнениях отпала сама собой. Необыкновенная теплота неизвестного голоса тронула впечатлительную душу, и брат знаменитого наездника покорно пошел навстречу неизвестности.

— Товарищ Ахметов, — старшина ответственно кашлянул. — Если я не ошибаюсь, вы брат пострадавшего Тофика Икрамовича?

— Зачем спрашиваешь, старшина, глаза имеешь. Мы как два пальца на одной руке. Конечно, брат!

— Понятно. Тогда для выяснения дела прошу пройти со мной. Тут недалеко.

— Мы все как одна семья. Мы все пойдем.

— Понял вас, — старшина гулко прихлопнул по шаткому столу, перебросил костистое длинное тело через весь стол, загудел прямо в лицо большого человека: — Вы, Рустам Керимович, к этому делу касательства не имеете, так что попрошу не мешать следствию. Я вашему Сафарову права вернул? Дело закрыл? А то не ровен час, могу и переиграть. Ясно?

— Кха, переиграть. Зачем обижаешь? Я твою машину три года на яму бесплатно ставлю. Не переиграешь.

Минуту-другую они раздраженно разглядывают друг друга, пытаются уяснить, сколь серьезны намерения каждого, после чего старшина уже примирительно роняет:

— Ладно, после поговорим. Пошли, товарищи.

— Дождь, — сказал капитан и зябко передернул плечами. — Ресторан за углом, а вымокли до нитки — де-ела-а… — Капитан подышал на руки, стал их быстро растирать. — Лучше уж зима. А то ни то ни се, аж нутро сводит. И куда он только садит, окаянный! Да-а, — еще раз протянул капитан, явно прикидывая, как ему лучше настроиться на деловой тон. — Значит, вы и есть братья Ахметовы?

— Братья, конечно…

— Старшина, я полагаю, объяснил ситуацию? — Взгляд капитана скользнул по еще влажным лицам Ахметовых, после чего завис где-то в воздухе между окнами и плоской фигурой старшины…