Олег Попцов - Без музыки

А вечером, когда Кропов рассказал о телефонном разговоре с Угловым, настроение Василия Константиновича стало еще хуже. Углов обещал приехать в конце недели. Ему сообщили о неприятности со статьей по каналу. Он мало чему удивился, а в конце разговора даже сказал:

«Вот и хорошо. А то сидим, как в норе, будто и нет такого журнала «Пламя». Скандал, он тоже на пользу. Реклама — дай бог!»

Подобной реакции Шувалов не ожидал. Теперь Василий Константинович лежал на кровати и невесело думал, что работать с таким заместителем ему, хроническому гипертонику, никак нельзя.

Воспоминания накатываются волнами, он даже не успевает их обозначить во времени, так скоро они проходят мимо. Никакой избирательности, все подряд: горькое, радостное, однако ж виденное отчетливо. Совсем молодой Чередов и он, Шувалов, уже отвоевавший, идут по коридору редакции, медали позвякивают в такт шагам. И Чередов косится на эти медали, будто их звон предвещает что-то необычное. Идут они не просто так, идут на смотрины. Сегодня вечер фронтовиков, настроение приподнятое. Шувалову страсть как хочется удивить главного редактора, обрадовать его. Газета дала полосу стихов. Их перечитывали тысячекратно. Девчонки плакали в коридорах. И главный тоже плакал, скупо сжав зубы, и слезы непослушно падали на исписанные листы бумаги. Он только и смог сказать:

— Разыщите автора, обязательно разыщите.

И вот они идут: заведующий отделом Шувалов, а рядом моложавый, с курносинкой, парень — неоперившийся поэт — Валентин Чередов. Им улыбаются, что-то бросают вдогонку. Чередов не слышит, он оглушен этим шумом, ему не в привычку. А Шувалов все слышит, ему положено слышать:

«Опять Вася кого-то раскопал. Нюх у него на таланты».

Он повернулся к Чередову, хотел что-то объяснить ему. Однако Чередова нет, Чередов пропал, а рядом с ним, подстраиваясь под быстрый шаг, чуть припрыгивая, бежит Кропов. Он успел подумать, что голос у Кропова какой-то не свой, гнусавый, и твердит он что-то несуразное:

«Ты меня породил, а убивать тебя я буду. Я… Я… Я…»

Василий Константинович вздрогнул, видение исчезло. С трудом различил в полумраке циферблат часов. Было без десяти четыре. Кольнуло сердце, один раз, другой. Шувалов поморщился, на ощупь взял таблетку валидола, сунул под язык.

— Как всегда, — сказал он в притихшую трубку.

— Как всегда, — согласилась она.

Они не стали уточнять, где именно. Уже год встречались только там, у желтовато-серых колонн Большого театра.

Впопыхах купил букет цветов и теперь не знал, что с ним делать. Люди проходили мимо, замечали цветы, что-то говорили друг другу. Гречушкин поспешно убрал букет за спину. Однако люди продолжали оглядываться, а кто-то вслух сказал: «Смущается, чудак».

Сегодня утром он вспомнил, что прошло три дня, как они не виделись. Не поверил, пересчитал по пальцам: среда, четверг, пятница. Все верно, сегодня — третий день.

Такое случалось и прежде: он уезжал в командировки, заканчивал срочную работу. Она разыскивала его, или он это делал сам, битый час они болтали по телефону. А вот эти три дня ничего подобного не было.

Она пришла с опозданием. Похоже, что в их отношениях начинается новый этап. У него еще будет время поразмыслить на этот счет.

— Почему такая спешка? Сгорела редакция? Похищены секретные документы?

Ему не хотелось начинать с колкостей, иначе весь разговор мог пойти насмарку.

— В августовском номере… — он помолчал. — Статья называлась «Неутоленная жажда», помнишь?

— Разумеется. Три академика. Ты этим очень гордился.

— Возможно. Так вот, у нас большие неприятности. Статья оказалась ошибочной.

— Разве это была твоя инициатива? Ты выполнял задание редакции, — Лада поправила прическу. — Видимо, эти цветы ты купил для меня?

— Да, да… извини.

— Ничего, я уже привыкла.

— В том-то и дело — идея статьи принадлежит Углову.

— Ах, вот оно что? Ты пригласил меня, чтобы начать сбор пожертвований?

— Невыносимая женщина. Когда я тебя спрашиваю, что было между вами, ты пожимаешь плечами — ничего.

— Странная логика. Неужели тебе будет приятней, если я скажу, что была его любовницей? У тебя найдется закурить?

Гречушкин не ответил.

— Ты многого не знаешь, Лада. Когда я готовил статью, у меня возникли сомнения. Эти трое, они говорили какие-то странные вещи. Дескать, в утвержденном проекте, по которому идет строительство, кто-то лично заинтересован.

— Вполне вероятно, — Лада зевнула. — Только какое отношение это имеет к тебе?

Они шли не спеша, нарочно выбирая безлюдные переулки. Девочка в красном платье стояла на балконе и поливала цветы из игрушечной лейки. Вода проливалась мимо и редкими брызгами падала в пыль. У девочки были загорелые руки и дымчатый бант в волосах, похожий на большую бабочку. Ветер раскачивал цветы, и тогда бант тихо вздрагивал, словно собирался улететь.

— Ты — большой ребенок, Гречушкин. Вон как та девочка.

— Я должен был рассказать о своих сомнениях. Когда я приехал из института, Углов спросил меня: «Ну, как статья? Надеюсь, мы будем выглядеть авторитетно?» Я смутился, сказал, что статья есть, и статья острая. Он засмеялся: «Вот и отлично. Нам не помешает один маленький скандал». И я подумал: может, мои опасения несколько преувеличены и нам действительно нужна такая статья?

— Успокойся. У тебя есть моральное алиби. Он хотел получить эту статью, и он ее получил.

— Нет-нет, он шутник. У него вообще странная манера говорить. Короче, я ничего не сказал ни тогда, ни после. Статья уже была набрана, когда я случайно узнал: был такой проект. Два года назад его забраковали. Авторы опротестовали это решение. Однако проект отклонили повторно. Тогда-то они и написали статью.

— Ты узнал это официальным путем?

— Нет, чисто случайно. Один мой знакомый, он работает в министерстве. Я ему не поверил. Стал наводить справки, оказалось, все точно.

— Фу… — Лада облегченно вздохнула. — Милый мой, ноты мог и не встретить этого знакомого.

— Мог, но я его встретил.

— Пустяки, информация знакомого — твое личное дело.

— Возможно. Но я должен был предупредить.

— Почему же ты этого не сделал?

— Видишь ли… — Гречушкин с трудом подыскивал нужные слова. — Я собирался. Честное слово, собирался. Но тут эта история с улыбинскими письмами. Ты же знаешь, должен был ехать я. Внезапно все переиграли. Он даже не объяснил причины.

— И ты разозлился. Маленькая месть. Он — мне, я — ему. Бывает, — Лада сочувственно посмотрела на Гречушкина.

— Не совсем так, но что-то в этом роде. В конце концов, статья о канале — его затея. Пусть он и расхлебывает, решил я.

— Но ведь ты все делал, как он просил.

— Да, в точности.

— В таком случае вы квиты, тебе нечего волноваться.