Олег Попцов - Без музыки

Увлекаемый собственными мыслями, Глеб Кириллович не заметил, как очутился на автобусной остановке. Очередь быстро продвигалась. Створчатые двери лязгнули за спиной и закрылись наглухо. Автобус 24-го маршрута повез Глеба Кирилловича в заданном направлении.

…Вызова в райком партии могло и не быть. Посреди недели к нему зашел Углов:

«Криминальное, моральное и все прочие виды расследования проведены. Комиссия в своих выводах едина и исполнена желания пролить свет на…» — Углов не договорил, но по выражению его глаз было видно, что ему есть о чем сказать.

Кропов почувствовал, как у него засосало под ложечкой:

«На что именно?»

Углов непривычно хрустнул пальцами:

«На прошлое, настоящее и будущее человека несобранного, но преданного Советской власти, Диогена Анисимовича Гречушкина».

«Я даже не знаю, удобно ли проводить собрание без главного. Да и Флатов в экспедиции. — Глеб Кириллович заметил гримасу заместителя, почувствовал себя несколько увереннее и для убедительности добавил: — Какую мелочь без него решишь — потом разговоров на месяц».

«Удобно. Редакторское настроение к делу Гречушкина не имеет никакого отношения. В данном случае мы выполняем волю партийного собрания, а не редактора».

Углов в упор посмотрел на Глеба Кирилловича. Кропову даже показалось, что взгляд заместителя буквально прилип к его лицу. Как же он не любил этих прищуренных глаз! Никогда не поймешь, что он скажет в следующий момент.

«Мне казалось, — Кропов растерянно оглянулся, — вы могли быть более уважительны к шефу».

Углов ничего не ответил, давая понять, что не настроен обсуждать с подчиненными своих отношений с Шуваловым.

«Вы ведь неглупый человек, Кропов. Ваше усердие можно истолковать по-разному. Вам думается — вы охраняете авторитет редактора, а мне — наоборот, вы преднамеренно хотите впутать его в эту историю».

Глеб Кириллович вспомнил угловский смешок, поежился.

Невеселые раздумья Глеба Кирилловича оборвались внезапно.

— Следующая остановка — рынок!

Кропов вздрогнул и стал поспешно пробираться к выходу.

Уже поднимаясь по райкомовской лестнице, задевая непослушными ногами ковровую дорожку, он еще раз вспомнил, что идею о партийной комиссии подсказал не кто-нибудь, а он сам. Не рассчитал. Думал, угомонится Углов, остынет. Будь он на его месте, так бы и поступил. А этот нет. И прет, как танк, и риск большой, и с редактором не в ладах, а все равно прет. А может, Кропов не знает каких-либо частностей?

Перед комнатой номер девяносто три Глеб Кириллович остановился, опасливо оглядел дверь. Постучал.

— Войдите!

Глеб Кириллович неуверенно нажал тяжелую ручку и оказался в просторной комнате. Совершенно лысый человек поднялся ему навстречу. В глубоком кресле у самого окна сидел Углов.

Им вряд ли хотелось домой возвращаться вместе, но так получилось.

Молча вышли на улицу, постояли, хотели привыкнуть к вечерней прохладе. Они жили в разных подъездах одного и того же дома.

Мимо, отсвечивая пустыми окнами, спешат троллейбусы.

— В парк! — простуженно хрипел динамик. — Машина идет в парк. — Двери со вздохом закрываются, словно сожалеют, что не нашлось смельчаков аллюром промчаться по всему проспекту. Наконец к остановке одна за одной подплывают утомленные дневной сутолокой машины-трудяги с запыленными фарами, обжитые и уютные. Электрические плафоны на потолке похожи на выбеленный мрамор. Не сказав ни слова друг другу, они садятся рядом и едут через притихший город в разные подъезды одного и того же дома.

— Вот видите, там тоже не советуют, — говорит Кропов примирительно, когда они уже почти дома.

— Не советуют, — кивает головой Углов. — Но это еще ничего не значит. Нелепо судить человека за проступки, совершенные подростком. В партии должны быть кристальные люди. Красиво звучит, не правда ли? Красиво, но не более того. Дед не глуп — это факт. Но он допускает одну ошибку. Вы знаете какую?

Глеб Кириллович неопределенно пожал плечами.

— Он поучает нас. А учить и поучать — понятия разные. И вообще, что за критерий — «кристальные люди»? Я понимаю — деятельные, честные, мужественные. В понимании примитивного администратора кристальный — значит похожий на него. Впрочем, я обращаюсь не по адресу…

Кропов уже был настроен распрощаться, однако последняя фраза показалась ему обидной. Ему вдруг захотелось сказать что-то оскорбительное, злое. «Нет, нет, лучше уйти, — убеждал себя Кропов, — какой из меня бунтарь?» Однако чувство требовало выхода. Глеб Кириллович осторожно облизал губы, лицо стало еще бледнее, чем обычно.

— Вы слишком категоричны. Кристальный — всего-навсего собирательный образ. Он с таким же успехом мог подразумевать вас. Или вы находите это рискованным?

Углов сложил ладони лодочкой, подул на них: «Отчего Кропов так раздражен? Если первый раунд выиграл я, то второй, бесспорно, за ним».

Становилось прохладно, Максим поежился.

— Именно мое и ваше присутствие делает этот довод несостоятельным.

— Ну, знаете ли…

— Не суетитесь, это же наивно. Скажите лучше, почему вы меня так не любите?

«Интересно, очередная уловка или желание узнать правду?» — Глеб Кириллович даже попробовал улыбнуться.

— Вы максималист. Всему даете крайнее толкование. Мы не дружны, это справедливо. Работа всегда работа.

— Нехорошо! — Глеб Кириллович почувствовал цепкую руку на своем плече. — Вы намерены выиграть партию в расчете на зевок противника? Это возможно, но неинтересно. Мне помнится, я был маленьким и, чтобы обмануть партнера, брался за одну фигуру, а ходил совсем другой. И еще одна хитрость: обдумывая ход, я смотрел на противоположный край шахматной доски, хотя настроен был нанести удар совсем в ином месте. Наивное детское коварство! А суть проста: я не умел играть в шахматы. Это был мой путь к познанию человеческой психологии. Собственная теория маленькой лжи.

— Я вам напоминаю незадачливого шахматиста?

— Отчасти, когда я слушаю вас, меня подмывает крикнуть: «Я уже взрослый и чему-то научился. Ну, скажем, жертвовать легкие фигуры и ставить детский мат».

Кропов поправил очки:

— Надо полагать, ваша откровенность — это тоже жертва во имя будущих побед?

— Вы меня переоцениваете, Кропов.

Углов закидывает руки за спину и начинает ходить вдоль небольшого газона.

— Мой приход в журнал нарушил ваши личные планы — допускаю.

Глеб Кириллович протестующе поднял обе руки:

— Нет, нет, вы заблуждаетесь.

— Заблуждаюсь? — Углов отрывистым движением поднимает воротник плаща. — Черт возьми, действительно прохладно. Поверьте, я не готовил себе этого места. Мне предложили работу в журнале, предложили неожиданно — я отказался. Потом это сделали еще раз, но уже более настойчиво. И я уступил.