Юрий Петухов - Влюбленные

— Мне нужно кое-что взять с собой.

— Зачем?

— Я уезжаю.

— Куда? — спросил он, стараясь говорить спокойно, без раздражения.

— К его матери.

— Так вы пожени… решили пожениться?

— Я тебе уже говорила об этом. Вернее, пыталась сказать, но ты… — голос ее снова задрожал.

— Нина!.. — ему вдруг стало так жаль дочь, запутавшуюся, подпавшую под влияние этого чужого им человека. «С кем не бывает ошибок?.. А я и в самом деле был с ней резок». — Нина, я верю, что ты любишь его. Верю. И не хочу оскорблять твое чувство. Но зачем такая поспешность? Надо всем поближе узнать друг друга. Ехать куда-то из дому…

— Не куда-то, а на его родину. И как же ты поближе узнаешь его, если выгнал?..

— Да, я погорячился, но… Ты преувеличиваешь…

Нина, не отвечая, тяжело дышала.

— Вы зарегистрировались?

— Нет… И какое это имеет значение?

— Конечно, никакого. — «Они не зарегистрированы. Еще не поздно повлиять на нее». — Послушай меня, Нина. Я вовсе не хочу тебе зла. Вы с ним длительное время были вместе. Так?.. Но, чтобы испытать чувство, необходима и разлука. Пускай он уедет один, а ты поживешь дома. И если…

— А нам не хочется разлучаться! Не хочется! И все это у нас уже было: и разлука, и проверка!.. — по ее щекам текли слезы, и она утирала их ладонью. — Ты ведь даже не поинтересовался, давно ли мы дружим. А предлагаешь, советуешь!

Она была права, и Дмитрий Антонович умолк, не зная, как вести разговор дальше.

Нина наконец-то увидела свой чемодан, полуспрятанный в углу, за столом, и торопливо раскрыла его. Щелкнули замки, крышка, откинувшись, стукнула по стеклу книжного шкафа.

— Значит, едешь? — спросил Дмитрий Антонович, не решившись сделать ей замечание.

— Да.

— Совсем?

— Совсем.

— А как же направление?.. Тебя направили в распоряжение облздравотдела. Чтобы затем… ко мне.

— Все это легко исправить.

— Ты так думаешь?.. Когда тебя направляли сюда, то, очевидно, знали, где ты нужнее.

— Я от работы не укрываюсь. Наоборот, еду туда, где врачей недостает. А здесь на мое место охотники всегда найдутся.

— Не сомневаюсь. Но ты недооцениваешь того, что для тебя, молодого врача, полезно некоторое время поработать бок о бок с опытными специалистами. Твои знания теоретические, и ты постоянно будешь испытывать необходимость совета знающего человека. Вот Андрей Олегович: поговори-ка с ним! Как это благотворно сказалось на его работе!..

Дмитрий Антонович пристально посмотрел на Нину, но упоминание имени Андрея Олеговича никак не отразилось на ее лице.

«Неужели у нее не было к нему никакого чувства?» — с горечью подумал он.

— Если ты считаешь, что молодому врачу так необходимо посидеть под крылышком старшего, то почему же это не учитывается при распределении? — уже овладев собой, заговорила Нина. — Наоборот, большинство отправляется на самостоятельную работу. В аймаки, в дальние селения, где больницы, только что открываются. Я не хочу быть исключением.

— Я не собираюсь тебе создавать условия исключительные. Но ведь ты сама не очень уверена в своих знаниях и обеспокоена этим. Плохо, когда в душе страх. Профессия врача ответственна. За нашу ошибку люди порой расплачиваются жизнью…

Дмитрий Антонович понимал, что пользуется приемом запрещенным, нечестным, но он уже не имел иных средств.

Думая только об одном — удержать, во что бы то ни стало удержать дочь, он упустил из виду то, что Нина свободно двигалась по комнате — от чемодана к шифоньеру и обратно, рассортировывая вещи: что взять, что оставить, — и спохватился лишь тогда, когда она вдруг замерла спиной к нему. Глянул сбоку — в руках у нее было платье Маргариты Алексеевны.

Дмитрий Антонович глотнул воздух, оборвав фразу на полуслове. Наступило тягостное молчание. Нина не оборачивалась, ни о чем не спрашивала. Руки, сжимавшие платье, тоже замерли. Ну вот, сейчас произойдет еще одно объяснение, которого все равно не миновать. И кто знает, — может, это даже сыграет добрую услугу…

Он сделал шаг к дочери, но тут Нина резко обернулась к нему.

— Папа! — громко воскликнула она, и ее глаза вновь наполнились слезами. — Папа! — повторила она. — Я же не вмешиваюсь в твою жизнь! Не вмешиваюсь! Живи, как считаешь нужным! Но позволь и мне распоряжаться своей жизнью! Я давно не ученица! Я отвечаю за себя, и…

Он растерялся, не зная, что сказать. Нина смотрела на него глазами, полными горя и еще чего-то… пожалуй, упрека — да, упрека! И все те слова, которые он приготовил, показались ему ненужными.

Все последующее произошло в считанные секунды. Нина зачем-то кинулась в его кабинет, быстро вернулась и, схватив чемодан, выбежала из квартиры.

— Нина! Нина!..

Он бежал по маршам лестницы, чтобы догнать, все объяснить. И когда очутился у подъезда, — увидел, что Нина стоит рядом с Костей.

Костя взял из рук Нины чемодан, и они быстро пошли прочь, не оглядываясь.

Дмитрий Антонович вернулся в квартиру, прошел в кабинет. Бросилось в глаза: фотографии матери Нины — в рамке орехового дерева — на рабочем столе нет.

— Тезка Саня-я! — орал Санька на всю улицу.

Он сидел верхом на каурой кобыле, ударяя голыми пятками по ее лоснящимся после купания бокам. Сзади трусил тонконогий жеребенок.

Александра Климовна распахнула створки, чтобы отругать непутевого, — ишь, взял моду «тезкой Саней» кликать. А Санька прямо с лошади бухнул ей на подоконник два связанных ремнем чемодана.

— Откуда это? — удивилась она, а сердцем уже обо всем догадалась.

— Костя приехал! С пристани идет! — Санька неказисто-клещеног, посинел от купания. — А с ним…

Лошадь дрогнула, испугавшись кота, выпрыгнувшего из подвального окошка, и понесла. Александра Климовна не расслышала последних слов.

Повязав голову выутюженным — из сундука — платком, побежала огородом к реке. Остановилась на крутизне, возле иссохшей, искривленной ветрами сосенки, приставила ладонь к глазам, но нигде не могла увидеть сына. Солнце полудило реку; берег был пуст; вниз по течению, за остров, бойко убегал пароход.

«Где же он?»

А Костя с Ниной тем временем не спеша поднимались в гору, но не тропой, а логом.

Сойдя с парохода, они разулись на теплой гальке и по колено вошли в воду. Умылись, почистили зубы, положив мыло и пасту на корягу-осьминога. Вода была по-утреннему ласковая, прозрачная. По-над берегом носились стрижи, торопясь позавтракать нерасторопным комарьем.

Мелкая рыбешка набежала стайкой из глубины на запах мыла, тыкалась носами в корягу.

— Как мне одеться для встречи? — спросила Нина.. — Какую форму прикажете? Платье, кофточку?

Она немного волновалась.

— Останься в том, в чем есть.

Нина засмеялась.