Юрий Петухов - Влюбленные

— Артем Кузьмич, не все же через палочку прыгают.

— Еще на школу нашу я в большой обиде, — продолжал Артем Кузьмич, как бы не расслышав возражения. — Учат, учат, а чему?.. Школа в селе, дети наши, крестьянские, а что им в душу вливается?.. Полистал я эти учебники. Все там есть. И как серную кислоту добывать, и как уголь коксовать — все. А машины наши? Агротехника, зоотехника? Тоже не согласен?

— С этим я согласен.

— А про палочку я вот почему упомянул… — на морщинистое лицо Артема Кузьмича легла усмешка. — Ездил я как-то в наш областной центр. Мотался весь день. Счеты-подсчеты, Сельхозснаб, удобрения. Еле к вечеру до гостиницы дотянул. Месту рад. А места мне нет. Все занято. Ну, думаю, придется в кресле ночевать, если вообще не вытурят. Гляжу — по лестнице девица спускается в темных очках. В руке мешок на шпагате. Остановилась она напротив меня. «Артем Кузьмич!» Всматриваюсь, кто бы такая. «Очки-то, барышня, снимите». Батюшки, Танька Подымиглазова! Вот так раз! Радости большой не чувствую. Ленивая девка была в работе, помучались мы с ней. Но как-то на соревнованиях эта Танька прыгнула выше других. Ноги уж, видать, у нее так приделаны. Вот и стали ее возить! Туда-сюда! А тут и совсем куда-то года на три пропала. «Ну, Таня, — спрашиваю, — как живешь? Учиться куда поступила или работаешь? Может, замуж вышла?» Нет, ничего я не угадал! Отвечает, что за эти три года улучшила свой рекорд. Еще на сантиметр там или на два выше прыгать стала. Тьфу! — Артем Кузьмич враз стукнул кулачищами по сиденью. — А? Вот картина! Старый, намотавшийся человек сидит — ему нет места в гостинице! А для Таньки Подымиглазовой забронировано! И с ванной! Попрыгает — и пенсию государственную получит! А вот Игнатию Ермолаевичу мы платим считанные рубли. Ну там харч еще кое-какой да дровишек воз. Больше не можем. Да разве же он не государственный? Да он за свою жизнь такую высоту брал, какая той Таньке и не снилась!..

Машина пересекла границы прежнего Журавлевского колхоза и очутилась словно в иной климатической зоне — тощая рожь на выветрившихся угорах, и косить не надо — перепахивай; черепком торчащие пары, заросшие лебедой и осотом; кукуруза в отличие от той, мимо которой только что проезжали — двухметровой, с початками — торчит одинокими стебельками. Дома в деревеньках наполовину заколочены, кое-где подперты жердями, щели замазаны глиной. Угрюмо, как после бомбежки, стоят каменные дома, покинутые хозяевами. Рамы и двери сорваны, полы и крыши выломаны. Фермы — на двадцать — сорок голов каждая — развалюхами прилепились к косогорам.

— Ох, Константин, горько мне это видеть, горько… А ведь веселыми были деревеньки до войны. Наличники крашеные, народ гуляет. Поубыло мужиков — и осиротели гнезда. А сколько тут председателей перебывало, лихоимцев, прощелыг разных!.. Сумеем ли мы все это вернуть в прежний вид?

— А зачем в прежний? Я бы не восстанавливал. Снес бы остатки — и землю под пашню. Удобрена… А взамен этих деревенек — новые села.

Артем Кузьмич покачал головой. Сказал в раздумье:

— Нет у вас, молодых, почтения к старому. Ведь это же все древние русские селения. Может, каждому лет по триста — пятьсот. Сама история. Русиново, Светляки, Нагорное… А ты — перепахать!

— Да никто в них все равно не будет жить, если даже и восстановим в прежнем виде!

— Не будет? Почему?

— Артем Кузьмич, вот вы только что говорили — ищи дружков-товарищей, опору, чтоб на всю жизнь. А согласятся ли мои сверстники жить на этаких хуторках?.. Я в Москве, бывало, затоскую. Думается: нет ничего лучше рубленой избы с прохладными сенями, широкой доброй печкой. А приедешь, глянешь — старо уж это! И печка, и полати — раздолье для тараканов! Не хочу!

— Значит, на снос?

— На снос!

— Без телевизора и ванны — никак? — с ехидством спросил Артем Кузьмич.

— Никак! — рассмеялся Костя.

— Ну, валяйте, валяйте. Вам жить, вам и стены возводить. Только тоскливо как-то…

Они проехали по нескольким бригадам, и Артем Кузьмич сделался снова весел, подвижен, поражал Костю осведомленностью, напористостью в спорах. Но когда вернулись в Журавлево — вновь устало проговорил, сетуя:

— Да… вот ведь как… Он меня — Артем Кузьмич, а я не знаю… ну, первый раз вижу человека…

Старчески кряхтел, отряхивая пыль с брюк.

— Константин, — задержал Костю за руку. — Знаю, что у тебя отпуск, ну и… медовый месяц. Не имею права тревожить. Но если пораньше впряжешься, буду только рад. Жатва надвигается. И чем нас погода порадует, не то что богу, самому центральному бюро прогнозов неизвестно.

— Я готов начать хоть завтра.

— Сегодня в четыре часа партийное собрание. Если будет времечко, загляни.

— Обязательно приду.

— Передай привет жене.

— Спасибо.

— Что же ты меня не взял с собой? Обещал все показать! — встретила Костю у ворот Нина.

— Так уж получилось.

— С первого часу — один…

— Хочешь на тот берег на лодке сплавать?

— Хочу!

— К обеду только не припоздайте! Да не утоните, упаси бог! — прокричала им вслед из окна Александра Климовна.

Они бегом спустились к избушке бакенщика, взяли там лодку. За весла сели вместе и некоторое время гребли молча, испытывая во всем теле радостное напряжение.

— Ну ты, наверно, сразу подметил все недостатки, увидел массу нереализованных возможностей, и уже через год колхоз будет миллионером?

— Такое бывает только в книжках.

— За проявленную инициативу тебя переводят в область на руководящую должность, и ты уже наливаешься жирком, тучнеешь.

— Вот такое случается и в жизни! — рассмеялся Костя.

— Я возле тебя хожу тоже гладкая, сытая, с двойным подбородком. Оба мы в пальто с каракулевыми воротниками!

Они сбились в ударах, и лодку закружило, понесло по течению.

— Давай лучше я одна.

— Нет я.

— Ну как хочешь.

Она пересела на корму и, примолкнув, внимательно посмотрела на раскинувшиеся речные дали.

— Хорошо… — подобрала юбку, спустила ноги за корму в воду. — А я, пока ты ездил, узнала массу новостей. Оказывается, Пронька тетки Глаши сватался к Варьке, да она отказала. Уж больно он непрыток, из-за угла мешком ударенный. А дедушка Аверкий чуть не помер, речь у него отнялась, но по дому он все делает сам и даже сено грести ходил.

Костя смеялся, далеко откидывая назад голову.

— Полная изба баб набилась, и все на меня уставились, только что не щупают. Пришлось дать подробнейшее интервью, кто я и откуда. И знаешь, что я еще узнала… — повернула голову к Косте. — Валя замуж вышла. Валя, — повторила со значением.

— За кого? — для Кости это действительно была новость.

— За какого-то… Аркашу Марьина.

«Вот, значит, на что намекал Гурьян Антипович».