Юрий Петухов - Влюбленные

— К кому к вам?

— В отдел культуры.

«Ну вот, — усмехнулась про себя Нина, — и здесь, наверное, меня будут наставлять, что я не имею права заниматься в клубе, не числюсь у них в штате…»

Они вошли в комнатку, почти сплошь заставленную конторками. Узкие проходы позволяли двигаться только боком. На стене — карта района, утыканная флажками, множество кинореклам. Под улыбающимся Жераром Филиппом сидел в углу язвенного вида седой мужчина и «прорабатывал» паренька-киномеханика за срыв сеанса в одном из колхозов. Одутловатая женщина в платке щелкала костяшками счет, время от времени поглядывая на хозяйственную сумку, стоящую у самых ее ног.

— Садитесь, Нина Дмитриевна, — маленькая женщина протянула ей руку. — Очень рада, что встретила вас. Хотела даже ехать в Журавлево, чтобы познакомиться. Хорошо, что вы оживили там работу в клубе. А то ведь Кругликов… Да что с него взять! Приезжала девушка из культпросветшколы — тоже не справилась. Сбежала. И знаете, куда устроилась? В чайную! Я вот буду в области на совещании, так скажу, какие кадры они там готовят!

— Платили бы больше, так не сбежала бы, — проговорил киномеханик, теребя фуражку. — Там хоть сыта.

— Ты, Метелин, помолчи! — тотчас же оборвала она его. — Тебе-то на заработок грех жаловаться, а работы тоже не видать! — И с внезапным переходом к Нине: — Уж мы так добиваемся, чтоб учителя и медработники принимали участие в клубной работе! Не скажу, что везде плохо. Есть положительные примеры. В Новожилихе, в Кругляшах. Нынче все лето агитбригада по колхозам ездит. Фая, где она сегодня? — обратилась заведующая к только что вошедшей девушке с веселыми голубыми глазами.

— В Петровках, Раиса Семеновна.

— Держи в поле зрения. И чтобы никуда не отклонялись от утвержденного маршрута. Так и скажи Груздеву! Пускай не своевольничает!

Девушка подошла к телефону, с интересом рассматривая Нину, а заведующая продолжала жаловаться:

— Клубов много, а работать некому. Мала зарплата, верно. И приезжим, у кого огорода нет, трудно. Вот и в «Прогрессе», и в «Ленинском» нет работников.

— В Поляковском, — подсказала бухгалтерша, не поднимая головы от ведомости.

— А Пенкин?

— Продавцом в сельмаг ушел.

— Ну! А я что говорю? — вдруг взбодрился киномеханик. — Не по моей вине сеанс сорвался! Пенкин и афиши даже не расклеил! Я приехал, а там никто и не знает, что кино сегодня!

— Алло, алло, мне Петровку! Алло! Почему не даете Петровку? — как аккомпанемент всему этому разговору звучал голос девушки.

Заведующая сидела расстроенная новым сообщением, пригорюнившись и покусывая ноготь.

— Евсталия Ивановна, где вы мясо покупали? — обратилась она к бухгалтерше, глядя на ее сумку, но явно думая о другом.

— На базаре. Только что телку разрубили. Бегите, так успеете!

Но Раиса Семеновна не тронулась с места, словно не расслышала ее слов, и вновь перевела взгляд, беспомощный и усталый, на Нину.

— Меняются кадры, уследить не успеваю… Раньше на моем месте Евгений Данилович был, энергичный такой, напористый, так его секретарь живо заприметил и в инструкторы перевел. — Снова покусала в задумчивости ноготь. — Один пианист на весь район. В шести местах ведет хоры. То тут сорвет репетицию, то там. Жалобы не успеваю разбирать. Семинар общественников второй год не можем провести. У нас ведь везде — хоры. Ведущий жанр. Помогли бы вы нам этот семинар провести!

— Хорошо, я согласна.

Нину тронула искренность маленькой женщины. Видно, что бьется человек.

— У нас есть хор, организованный еще до революции, — с гордостью произнесла Раиса Семеновна. — Более ста песен у них в репертуаре. На все смотры в область ездят!

— Это в каком селе?

— В Елани.

— Далеко отсюда?

— Километрах в двадцати. Песни поют все старинные.

— Я, пожалуй, съезжу туда.

— В Елань ходит автобус.

— У меня мотоцикл.

— Ну, тогда вы мигом! Фаечка! Фая! Объясни Нине Дмитриевне, как проехать. Там вас встретят хорошо! Настасья Михайловна, руководительница хора, женщина приветливая.

— Могу я от вас, Раиса Семеновна, в Журавлево позвонить?

— Ну конечно.

Нина взяла трубку из рук голубоглазой девушки и заволновалась. Всего четыре часа, как она рассталась с Костей и уехала не бог весть куда, а такое ощущение, будто они на разных концах света.

— Алло! Мне Журавлево, пожалуйста. Правление. Главного агронома… Костя! — и уже ни стука счетов, ни быстрого говорка заведующей не слышала она — только радостный голос Кости, звучащий в этой удивительной трубке, крепко зажатой в кулаке. — Да, я, я!.. Была у Самарина. Неудачно. Подробности все расскажу при встрече. Я не отчаиваюсь. Туда заходил Артем Кузьмич, обещал посодействовать. А знаешь, почему произошла неудача? — Нина засмеялась, почувствовав, как там насторожился Костя, и произнесла чуть слышно: — Пропал наш грачонок. Да-а… Теперь и ты жди неприятностей. Ведь он у нас общий… Что? Где мы его потеряли? — Нина еще больше приглушила голос. — А ты не догадываешься?.. Река, тропинка к полянке… — Чтобы подавить волнение, снова засмеялась. — Ну, разве найдешь… Но ты не трусь! Не пропадем! Или и ты поверил в его всемогущество? — Костя тоже смеялся в трубке. — Костенька, я сейчас еду не домой, а в Елань. Там, говорят, интересный хор, поет старинные песни. Мне тоже хочется дела! Де-ела!..

Вышла на крыльцо, сопровождаемая голубоглазой девушкой.

Глянула на небо. Вот через эти крыши, через эти деревья долетал сюда Костин голос. Ах, денек-то какой погожий! Вынырнувший из белого облака реактивный самолет тянет через все небо раскручивающуюся нить… А какие красивые глаза у этой девушки — весенние, другого слова не подберешь! Почему она так смотрит на меня, словно чему-то завидует?

Нина сняла с шеи шарфик и подала его девушке.

— Возьмите!

— Зачем? — удивилась девушка.

— Очень идет к вашим глазам.

Нина была уже метрах в ста от крыльца, когда девушка, не сразу опомнившись, побежала вслед, размахивая голубым шарфиком и крича:

— Все прямо и прямо по шоссе! Спасибо вам! Спасибо-о!..

Накалившийся на солнце железный конек, фырча, мчал ее мимо бревенчатых и каменных домов, взлетел на холм, где под раскидистыми березами кривились кресты и белела полуразрушившаяся кладбищенская церковь. Встречный ветер гонит седую пыль, поднятую грузовиками. По тропинке бредет старик с палкой, девочка с туеском собирает землянику возле берез. Березы кряжистые, екатерининских времен. У некоторых выжжены дупла — то ли молниями, то ли мальчишками-пастухами. Сидит на вершине ворон и словно ударяет клювом по металлической пластинке.

— Спасибо-о-о, — это уже не голос девушки, это ветер в ушах. «О-о-о», «а-а-а». Он звучит на все лады, как вокализ, только что рожденный вот этими разметнувшимися полями, зелеными расплывами лугов, светлой ленточкой реки. Как хорошо, что перед глазами не геометрические линии улиц, утомляющие, закованные в камень и бетон, а холмы, рощи. Хочется взлетать на угоры, спускаться в ложбины, мимо незнакомых деревень, лесных опушек, озер, заросших осокой, и слышать это нескончаемое: