Юрий Петухов - Влюбленные

— А вон и шерстневские!..

Узнавали по удали, по главарям, по игре на гармонях.

Каждая группа проходит улицу из конца в конец, будто с вызовом на бой. Гармони пронзительно режут воздух, и каждая играет свое. По бокам едут велосипедисты. Девушки, сцепившись шеренгами, не отстают от парней, и у них тоже боевой вид. Сделав «почетный круг» и как бы представившись, все мирно останавливаются. Договорившись о месте и часе встречи, расходятся по родне, кто с кем гостится.

Нину захватила стихийность, разноголосица.

— А мне это нравится!

— То ли еще будет, — усмехнулся Костя.

— Пойдем на улицу!

— Чтобы завтра в райкоме разбирали персональное дело коммуниста Журавлева?

— За что?

— За участие в религиозном празднике.

— Да что же тут религиозного?

— А вот. У нас так: не смей показываться!

— Тогда я пойду одна.

— Ну хорошо. Авось больше выговора не влепят.

Костя накинул на плечи куртку — надеть новый костюм отказался, как мать ни просила, и это ее обидело; долго ворчала вслед:

— Пошли обтрепышами, будто и нарядиться не во что. От соседей стыдно…

За распахнутыми настежь окнами на столах дымятся только что разрезанные рыбники. Кувшины с пивом, вынутые из холодных погребов, отпотели. Водка уже разлита по граненым стаканам. Идет чинный, обстоятельный разговор. Гости передают приветы от стариков, сверяются о здоровье, о заработках. Хозяйкам все кажется, что никто ничего не ест.

— Гости дорогие! Беседа беседой, а еда едой! Ужо вот мы придем к вам в ильин день да так же будем кочевряжиться, — ну-ка, по нраву ли будет?

— Степан! Илье-то Митричу наливай, Степан! С пустым сидит! Он, чай, не баба, чтоб очередь соблюдать!..

В избах душно, тесно, и девушки — им за столами не сидится — первыми выпархивают на улицу.

Нина вдруг почувствовала, как Костя потянулся вперед взглядом и тут же с кажущимся безразличием стал смотреть куда-то в сторону.

Навстречу им шел кадыкастый парень в хромовых, до блеска начищенных сапогах и вел под руку жену — круглолицую, наверно, на пятом-шестом месяце беременности.

«Она! Валя!» — как-то необъяснимо догадалась Нина.

Они поравнялись. Нина спокойно посмотрела на нее — ей просто интересно было увидеть первую любовь Кости, — а Валя с какой-то надменностью глянула на разлучницу, но это у нее не получилось, и она, смутившись, вдруг запела высоким, раненым голосом:

Нина и прежде знала, что деревенские переговариваются частушками, но эта откровенность поразила ее. Ведь муж все поймет! И зачем она в таком виде вышла на гулянье? Живот у нее приподнял платье, обнажились колени…

Нина ничего не сказала Косте, но по его лицу видела, что и на него эта встреча произвела тяжелое впечатление.

Народу на улице все прибывало, появились первые пьяные.

— Виталий! А ну, остановись! — Костя шагнул наперерез двигающимся парочкам.

Длинношеий паренек, увидев агронома, кинулся было от девушки, с которой шел об руку, но понял, что бегства не поможет — попался, и замер, страдальчески морщась.

— Как же это ты… кинул лафет?

— Ничего не кинул…

Паренек потянул носом воздух, как при насморке.

— Почему же не на работе?

— Почему?.. Поломка произошла.

— Поломка?

— Да.

Было видно, что парень врет.

— Тогда поехали, посмотрим. Слесаря захватим.

— Константин Андреевич! — кто-то из-за спины заступился за паренька. — Пускай погуляет. У него залеточка из Шерстней. Когда он ее еще увидит, если не сегодня!

Широкоскулый верзила с лицом, словно нахлестанным крапивой — так оно все горело и вздувалось от возлияний, положил руку Косте на плечо.

— Ты, журавлевский, нашего Витюшку не замай. Сам-то ты на гулянку пришел!

— Руку убери.

— Ну-ну!

— Силы у тебя, я вижу, как у трактора, а вот с рулевым управлением что-то не слава богу.

— Ты!.. — парень хотел было взъяриться, но все вокруг засмеялись, и это охладило его пыл.

Вдруг Борька Демьянов, низкорослый, но страшной силы человек, кинулся к клубу, рассекая толпу, крича и матерясь.

— А где Кругликов? Где Кругликов? Почему клуб закрыт? Народ веселиться хочет!

И все скопом хлынули туда.

— Устраивай танцы!

— Давай оркестр! Радиолу! На наши кровные куплены!

— Ишь, спрятался! Ищите его у бабы под юбкой!.. Ха-ха-ха!..

И кто-то уже колотил сапогами в двери кругликовского дома.

— Ну, насмотрелась? — спросил Костя Нину.

— Да…

— Я же говорил, что не надо было идти.

— Но ведь все это есть! Существует! И мы не можем, как страусы, прятать от этого голову.

— Я и не собираюсь прятать.

Косте было обидно, что жизнь села, которую он любил и в своих рассказах немного идеализировал, вдруг обернулась для Нины неприглядной, дикой стороной.

Геннадия они встретили на полпути к Кувшинскому. Он сидел на бугорке, возле межевого столба — метрах в ста от дороги — и разминал в ладонях колосья. Рядом валялся велосипед с моторчиком.

Костя остановил мотоцикл и прямо через рожь пошел к нему.

— Ты чего тут? Мы тебя с повертки увидели.

Геннадий смахнул с брюк мякину и ответил совсем не то:

— Был в Шерстнях — шерстил, в Светляках — просветлял. Двенадцать лафетов вышло и три комбайна. А как у тебя?

— Выехать-то выехали. Но надолго ли?

Геннадий пробуравил Костю маленькими настороженными глазками. Густоволосый, широкобровый, он походил на крепко сбитого медвежонка.

— А я немного погодя еще раз проеду, проверю.

— Побереги нервы.

— Поблажки никому не дам!

— У каждого над душой с утра до вечера стоять не будешь, Геннадий…

— Так что же делать?

— Об этом вместе давай подумаем.

Геннадий собрал все зернышки в кучку и швырнул их в рот.

— Да ты ел ли сегодня?

Костя вдруг понял его положение: дом, наверное, полон гостей, и ему, парторгу, нельзя показаться.

— Смешно? — спросил Геннадий, хотя Костя и не думал смеяться. — Я теще строго-настрого наказал: никаких гостей! А тут вижу — косяком прут! Свояки, свояченицы… Попробуй явись да не сядь с ними за стол!..

Теперь Костя не мог не рассмеяться: уж очень нелепа была эта обида, как и то положение, в которое попали они, вожаки. Толкнул Геннадия в грудь, но тому было не до шуток.

— Ну я молодой работник! Не тяну. Знаю, — продолжал он. — Но ведь Артем-то Кузьмич тридцать лет на этом месте! Куда он смотрел?.. У него в доме приготовления к «престолу» за месяц начались! А колхозники на кого равняются?

— Слушай, Гена, — Костя сел рядом с Геннадием на бугорок и сорвал былинку. — Давай не будем очень-то наседать на Артема Кузьмича. Спасибо ему за то, что в такие годики дело свое тянет. И неплохо. Да и не по его вине те приготовления велись! Знаешь ведь, каково ему живется в семье.