Леонид Степанов - Бранденбургские ворота

В непосредственной близости от этого «вавилона» располагался полицей-президиум — штаб берлинской полиции. Базарно-панельные скандалы он переносил спокойно, но если на центральных площадях: столицы появлялась демонстрация под красным флагом, то полицей-президиум действовал незамедлительно. Из казарм выскакивали мордастые «быки» в каскетках и принимались лупить дубинками по тощим спинам рабочих, по головам интеллигентов и всех прочих, кто попадался под руку. Случалось, гремели выстрелы и горячая кровь поливала булыжную мостовую.

В 1933 году в тюрьму на «Алексе» был брошен народный кандидат в президенты республики Эрнст Тельман. За него проголосовали шесть миллионов немцев, и хозяева концернов перепугались не на шутку. Тут уж не до болтовни о «демократии» и «гражданских правах», записанных в Веймарской конституции! Она была отменена, и вместо нее принят указ об «Охране народа и государства» — начала действовать банда Гитлера. Главный удар был направлен против коммунистов. Из трехсот тысяч членов КПГ сто пятьдесят тысяч были убиты или арестованы, многие вынуждены были покинуть Германию.

По плану берлинского Совета полуразрушенные дома на «Алексе» пойдут на слом. Вместо них построят здания современной архитектуры, центр столицы будет преображен неузнаваемо. Но когда начнется реконструкция и строительство, пока неизвестно. Средств у молодого государства не хватает даже на самые насущные нужды — во многом потому, что через огромную брешь в Западный Берлин продолжают утекать десятки миллионов марок. Положение напоминает школьную задачку с бассейном и двумя трубами. Через одну трубу вода вливается в бассейн — через другую одновременно вытекает…

Однако в историческом плане ГДР взяла верный курс, идет в кильватере обновленных стран Европы и обязательно пришвартуется к социалистическому берегу. Но это, понятно, произойдет не сразу. Путь долог, судно надо перестраивать и чинить на ходу. На него налетают бури, ему угрожают рифы и мели. Не у всех хватает мужества выдержать плавание, есть среди пассажиров и такие, что норовят тайком продырявить судно и сбежать на чужой берег. Вот реальная, действительная обстановка.

Немецкие коммунисты, и среди них Вернер Бауэр, верят в конечную победу социализма. Поэтому открыто говорят и пишут о том, что республика стоит перед грозным испытанием. Указывают на огромный урон, который приносят республике засылаемые диверсанты и шпионы, подкупленные саботажники и шписбюргеры [84] Шписбюргер — мещанин, филистер. , «голосующие ногами» против народного строя, против новой Германии.

И такие люди, как советник Паленых, правды не боятся. По отчетам Кондрата Тимофеевича, которые он направляет в Центр, можно ясно представить себе экономическую и политическую обстановку в ГДР.

А Кыртиков навряд ли информирует свое начальство объективно. Он полагает себя ответственным за «полный порядок». В его личных интересах докладывать, что «все в ажуре».

Центральный дом Общества германо-советской дружбы стоит в начале Унтер-ден-Линден. Раньше там помещалось правление крупного банка.

Первых немцев, посещавших Дом дружбы, ожидали подчас большие неприятности от знакомых и соседей. В глаза и за глаза их называли «предателями», «лакеями русских», «платными агентами Кремля». В ряды любопытствующей, но довольно робкой поначалу публики часто затесывались горластые провокаторы. Они допекали выступавших ядовитыми вопросами, глумливыми репликами, грубыми хулиганскими выходками, поджигали химические шашки с удушливым дымом. А однажды перед выступлением известного советского ученого дежурные извлекли из-под стены подложенную бомбу.

В прошлый раз, когда Бугров по приглашению актива Дома дружбы пришел сюда, чтобы согласовать тему доклада, он заинтересовался книгой для почетных гостей и обнаружил в ней записи, оставленные Всеволодом Вишневским, Константином Фединым, Константином Симоновым, другими советскими писателями, поэтами, учеными, композиторами, художниками и артистами. Все они придавали большое значение возрождению культурных связей, прерванных с приходом к власти фашистов. Следовать примеру таких крупных людей — для начинающего журналиста Бугрова большая честь.

Поднявшись на сцену, где стояла кафедра и висела карта Европы, Андрей увидел много молодых ребят и девчат в синих блузах. Среди них он узнал своих знакомцев с завода EAW — Линду Кампе, Пауля Дозе, Макса и еще двух парней, имена которых не запомнил. Они встретили Бугрова дружными аплодисментами, улыбками, что-то оживленно сообщая на ходу своим соседям. Видно, рассказывали, как он брал у них «коллективное интервью».

Бугров тоже улыбался и приветственно махал рукой синеблузым. Прежде чем начать доклад, пошутил насчет того, что у него, словно у модного тренера, завелись постоянные слушатели. При этом он подпустил нарочно несколько словечек из берлинского диалекта: знал уже, что это производит на аудиторию хорошее впечатление. И в самом деле, легкая шутка и умение говорить «по-берлински» сразу расположили к докладчику большую часть присутствующих.

О серьезных и не слишком приятных вещах Бугров говорил без напускной учености — просто и доступно. Доклад в целом понравился, хотя по окончании аплодировали не все. Немало было замкнутых лиц.

Главное еще предстояло — ответы на вопросы. Это куда труднее. Спросить могут обо всем, ответ ты должен дать самый точный, а для обдумывания — считанные секунды. Андрей старался держаться так, словно он не страшится никаких вопросов: чем труднее вопрос, тем он охотнее ответит на него. Ему даже доставит удовольствие разъяснить, например, не слишком популярное среди немцев постановление Контрольной Комиссии, расчихвостить злостную антисоветскую выдумку, сбросить щелчком небольшой, но ехидный «факт».

После особенно удачных ответов синеблузые громко хлопали в ладоши. Больше всех старалась Линда. Крепко сцепив пальцы, она подняла руки над головой: держись, геноссе Бугров! Мы на твоей стороне!

Вдруг в задних рядах возникла тень. Тощий, плохо одетый человек вышел в проход и поднял для вопроса руку-протез.

Все насторожились.

— Вы меня узнаете? — раздался вибрирующий голос.

— Кажется… нет, — ответил Бугров, вглядываясь издалека в бледное лицо с выгнутым хрящевым носом.

— Как же так? — насмешливо воскликнул инвалид, обращаясь к аудитории. — Он меня не узнает! Ведь вы воевали, мой любезный?

— Воевал, — ответил Бугров.

— Конечно! — воскликнул инвалид. — Я вас сразу узнал! Это вы изуродовали мне руку!

Он с треском оторвал пуговицу на манжете рубашки и задрал рукав, чтобы все увидели протез из кожи и железных пластин.