Баязит Бикбаев - Когда разливается Акселян

Тимера тронула забота о нем этой доброй женщины. Постаралась, словно для своего ребенка. Хоть он, оказывается, для нее и самый близкий человек.

Впервые за последнее время он с удовольствием спал у себя дома. Спал крепко — проснулся в десять утра. Сделав, как всегда, зарядку, умылся до пояса холодной водой, позавтракал и пошел в правление колхоза.

Начался его первый рабочий день на новом посту заместителя председателя сельского совета…

До сего времени у Гарея Шакманова не было твердых норм на сдачу хлеба.

— Сельсовет-то велит, но правильно ли это будет, — уклончиво говорил Сакай Султанов. — Надо посоветоваться с районом.

И «советовался»… А время шло.

Гарей же ходил с притворно кислым выражением лица. Мол, он никогда не отказывался от налогов, а в этом году у него с хлебом туговато…

Сельчане знали, что это не так, но ничего сделать, минуя председателя колхоза, не могли.

Тимер Янсаров первым делом решил этот вопрос.

— Вот тебе задание, как и всем, — сказал он Шакманову. — Сдай хлеб за три дня, иначе будут неприятности. Верни и семенной фонд, который брал у колхоза весной.

Для Гарея это было тяжким ударом. Как быть? Он решил тотчас же встретиться с Султановым, посоветоваться с ним. Однако каким образом? Председатель целый день сидит с Янсаровым в правлении, роется в бумагах, составляет какие-то планы… И счетовод там, и бригадиры частенько заходят. Придется встретиться либо поздним вечером, либо ночью.

Зайти в комнату правления Гарей не хотел, боясь случайной встречи с Тимером. Даже через стену с женой он разговаривал только шепотом.

Вечером снова все сорвалось: Султанова вызвали на какое-то заседание. Обсуждали и утверждали десятидневный график и план работы бригадиров…

Председатель стал было возмущаться:

— Что это за заседания круглые сутки?:

Но его не послушали.

В десять дней необходимо покончить с уборкой хлеба.

— Вряд ли нам это удастся, — сомневается бригадир Якуб. — Шутка ли: не убрано около ста гектаров. А сколько не заскирдовано, сколько лежит в скирдах? Янсаров постоянно говорит о дисциплине, а знают ли ее в колхозе «Куряш»?..

Заседали долго. У Гарея уже лопнуло последнее терпение.

Жена Сакая неоднократно посылала за мужем дочку: мол, суп остыл, лапша переварилась… Но Султанов не выходил из правления. Нервничал Гарей, сильно нервничал. Накричал на Кубару: «Что мычишь, как корова?..» Наконец, сказав, что идет совершать намаз, завернул не в мечеть, а к Сакаю домой. В конце концов, не всю же ночь заседать он будет, придет когда-нибудь домой.

Жена председателя Аскап, женщина прежде времени состарившаяся и чрезвычайно худая, возилась у очага. Увидев Гарея, она стеснительно опустила засученные рукава платья, спрятала под платок выбившиеся пряди волос.

Гарей не любил худых женщин.

«Ишь ты, — подумал он презрительно. — Засмущалась. Да кому нужна твоя сушеная фигура?»

Но вслух, улыбнувшись, сказал вкрадчиво и ласково:

— Ну и славная же ты хозяйка! Смотри, как выскребла пол, желтеет, ровно воск. А в доме, как в раю! Уютно, пища готова, и жизнь оттого светлая и хорошая…

Гарей — опытный мужчина, знает, как можно уластить женщину. Глядишь — и за него мужу замолвит доброе слово!

— Ах, Гарей-агай, вы меня совсем смутили, — хихикнула Аскап, обнажив блестящие и маленькие зубы.

— Разве это не правда? Славная ты хозяйка, слов нет, Сакай, к сожалению, этого не ценит…

— Мужикам никогда не угодишь!

— Вот-вот! А ведь если по-честному, то Сакай благодаря тебе стал человеком. Сколько приданого пришло, да дом большой…

На больших черных глазах Аскап показались слезы.

— Ничего, — поспешил успокоить ее Гарей. — И он человек достойный, народ не обижает, да и живете вы хорошо. Ему скоро пятьдесят, а в таком возрасте и дураки умнеют. Он же неглуп. Не грусти, хылу, есть еще на свете бабы, с лица которых не сходят синяки, а тело не носит приличной одежды…

Послышались тяжелые шаги Сакая. Гарею его походка известна: словно медвежье топанье.

— Ну, бай, и дел у тебя, видно! — воскликнул он, едва председатель вошел в комнату. — День и ночь заседаешь.

— Да, дел прибавилось, — внушительно заметил Сакай.

— Наверное. Нет тебе покоя последнее время. Вот пришел поговорить.

Сакай неопределенно хмыкнул, давая понять, что не собирается разговаривать при жене.

Старая лиса Гарей тут же сообразил это и направился в горницу. Хотя забитой и боящейся одного мужниного взгляда женщине было не до них. Лишь бы успеть сготовить ужин!..

— Эх, были времена! — пожаловался Гарей. — Славно жили, дружно жили наши отцы. Нам бы так! А что получается? Никакого житья! Дали мне сегодня задание: сдать двадцать пять центнеров хлеба. Двадцать пять центнеров! Шакманов придвинулся к председателю поближе. — Это же сто пятьдесят пудов!.. Шутка ли? Пришел к тебе за помощью: хоть убей, хоть повесь, а…

— Фу, голова что-то кружится, засиделся, видно, — вздохнул Сакай. — Да, радоваться нечему. Мимо меня, конечно, это не пройдет, но нужно быть очень осторожными.

Слова Султанова не успокоили Гарея. За целый день сердце его так измучилось! И в голове, как бараны без чабана, бродят, спутавшись, разные мысли. Даже посторонние заметили его волнение, спрашивали: «Что с тобой, Гарей-агай? На тебе лица нет, не заболел ли?..».

— Все этот Тимер мутит воду!..

— Да, он мутит…

— А если его темненькой да ночкой, а?..

— Что? — Сакай огляделся по сторонам и прошептал: — Тихо об этом! Здесь надо действовать осторожнее. И ни в коем случае не торопиться.

Не оставшись ужинать, Гарей заспешил домой. Какой уж тут аппетит, если на душе кошки скребут! С утра он не имел во рту ни маковой росинки…

— Постарайся на улице никому не попасться на глаза, — у крыльца предупредил его Султанов.

Председатель колхоза пекся прежде всего о собственной безопасности. К чему лишние разговоры?.. Сегодня и так Тимер с бригадиром Якубом да Шарафом ходили по домам, беседовали с людьми, разъясняли им важность своевременной сдачи хлеба…

Слова Сакая встревожили Гарея. Намереваясь пройти задней калиткой, он стукнулся головой о балку и совсем расстроился. Ходил раньше важно по центру улицы, и сейчас, как вор, пробирается темными дворами.

— Опять впереди бессонная ночь! — тоскливо пробормотал он, подходя к своему дому.

Скоро Якуб убедился, что сомнения его были напрасными. Утром же следующего дня, люди, не ожидая стука бригадира в ворота, дружно вышли в поле…

За Акселяном затрещали лобогрейки.

Десять дней, отведенных на уборку, уже заканчивались, скучать Тимеру было некогда.

Работа была в самом разгаре, как неожиданное событие всколыхнуло всю деревню: в бане повесилась заведующая молочно-товарной фермой Фагиля — молодая красивая вдова. Работала она хорошо, не слышали о ней ни одного худого слова. Внезапная смерть ее всем показалась странной: оставить пятилетнюю дочурку и без всяких видимых причин повеситься! Такое не укладывалось в головах сельчан.