Баязит Бикбаев - Когда разливается Акселян

Когда-то родители Фатимы работали на полях помещика Соколова. И вот ребенка этого богача однажды ужалила змея. Мать Фатимы, очень любившая детей, недолго думая, подбежала к мальчику и начала высасывать из раны кровь. Единственное средство в то время от змей. Ребенок остался жив. Безмерно счастливая барыня не знала, как отблагодарить женщину. Сняв с ушей своих серьги, она протянула их ей. Мать не хотела принимать такой подарок. Смешно, действительно: на ней ветхое платье, на голове рваный платок, а тут золотые серьги!.. Но барыня настояла на своем. Конечно же, мать Фатимы никогда не носила сережки, хранила в сундуке: мол, дочка вырастет, будет носить. Она не должна быть бедной, как мы!.. Но и Фатиме не довелось их носить. В голодный год серьги пришлось продать Сакаю Султанову за мешок картошки и полтора пуда лебеды. Для того времени и это было спасением. Но к весне помер отец, за ним ушла из жизни мать, в живых осталась лишь Фатима…

— Серьги, Сакай Султанов, что в этом странного?..

— Погоди, я не все сказала! Эти серьги не носила и жена нашего председателя колхоза, она тоже хранила их для дочери…

— И вот вернулись они к тебе? Что ж, носи на здоровье, ты красивая, тебе они пойдут…

— Не смейся, Тимер, мы ведем с тобой серьезный разговор, — нахмурилась Фатима.

— Я не смеюсь, — смутился Тимер.

— Вчера я искала платья Гульдар в сундуке Фагили и обнаружила вот эти серьги, завернутые в бумагу. Не кажется ли тебе…

— Да-да, тут что-то не то!

— Вот и я о том же говорю. Не обманул ли Фагилю этот жеребец Сакай, сманил подарком? С него станется… И меня он однажды пытался облапить своими грязными руками, да так получил по щекам, что искры из глаз посыпались. Целую неделю хныкал. Ха-ха! А Фагиля была мягкой, доверчивой…

— Ты об этом ни с кем еще не говорила? — быстро спросил Тимер.

— А кому я скажу?

— Тогда вот что, пусть разговор останется пока между нами, мне кое-что нужно обдумать.

— Хорошо…

На току обмолачивали последний стог. Гул, веселые возгласы… Фатима встала у веялки. Магуза, вязавшая мешки, глянула на нее исподлобья:

— Вы только посмотрите! Теперь она на работу не одна ходит! Смотри, как бы чего не вышло, как бы не вскружилась голова у парня.

— Не твое дело, поняла? — отмахнулась от нее Фатима и, поплевав в ладони, крепко взялась за ручку веялки.

Потихоньку начали выравниваться дела в колхозе «Курят». Настроение бригадира Якуба Мурзабаева, еще недавно человека желчного, замученного вечными спорами и уговорами, улучшалось с каждым днем. На работу колхозники стали выходить дружно и охотно. Первые успехи ободрили людей, вместе с ними росла и уверенность в своем завтра.

Кажется, только Гарей совсем потерял покой. Он походил на извивавшуюся змею, которую больно ударили кнутом. Гордость его начала сдавать, хотя он старался виду не подавать. Закрывшись в своем доме, он запил. Но лучше не стало, скорее, наоборот: голова раскалывалась, руки дрожали… Что делать? Сакай Султанов меж двух огней, дрожит за свою шкуру: сместить могут, а то и давние темные делишки всплывут… Нет, нет, во что бы то ни стало надо ударить по Тимеру, иначе крышка самому!..

Как-то приехав в Кулсуру, Султанов остановился у своего старого друга по медресе, ныне председателя райисполкома Сафы Аминева. Женившись после медресе, Сакай увяз в хозяйственных делах и заботах и не стал дальше учиться. Сафа же поступил в знаменитое медресе «Хусаиния», в Оренбурге. Мальчиком он был несмелым, но старательным: божественными науками не увлекался, спину в молитве гнул не очень сильно, увлекался литературой, только что созданным татарским театром… Словом, вел себя довольно свободно. После Октябрьской революции Аминев вернулся в родные места, окончил двухгодичные курсы учителей, вступил в партию… Всегда вежливый, рассудительный, умеренный в своих потребностях, он довольно быстро приобрел в народе хорошую репутацию.

Руководителям кантонного исполкома вскоре стало казаться несправедливым держать такого способного человека простым сельским учителем. Его рекомендовали председателем волисполкома. На этой должности он был очень активен и потому стал председателем райисполкома. Того и гляди пригласят в обком!.. Аминев избегал нарочито красивого ораторства, говорил негромко, но по-деловому…

Поздоровавшись с председателем райисполкома, Султанов перешел к делу: полушутя-полусерьезно заговорил:

— Ну, мой друг, и послал ты нам человека!

— Кого же это?

— Тимера Янсарова.

— Хороший парень.

— Дюже хороший, все подмечает.

— И прекрасно! Результаты налицо: улучшилась работа Кайынлинского сельсовета, резкий перелом в коллективизации…

— Так-то оно так!..

— А что тебя смущает?

Сакай Султанов странно усмехнулся и, раздумывая, покрутил свои усы.

— По-моему, он слишком влево гнет. Комсомол, молодой еще…

— Мы ничего о нем плохого не слышали.

— Плохое сверху не увидишь.

— Не знаю, не знаю! Вы уж на месте сами смотрите, вам виднее, — сказал Аминев. — Ну а если начнет зазнаваться — приструним!

— Я, собственно, и не жалуюсь! Только так… Сомнения разные.

— Без причин сомнений не бывает. В общем, думайте сами, а я пошел, — председатель райисполкома быстро оделся, взял под мышку портфель и открыл дверь.

С этого времени председатель колхоза стал выискивать повод, чтобы скомпрометировать Тимера. Открыто действовать он боялся, выбрал окольный путь: похвала, частая, по любому поводу, — вот что вскружит голову молодому человеку. Тут и сам черт не устоит!..

И началось…

— Молодец, Тимер! Так держать!

— Ну и Янсаров! Да он один стоит всего колхоза!

— Что ни говори, а наш заместитель председателя сельсовета дело свое знает прекрасно…

Султанову стали вторить и некоторые колхозники, приписывать Тимеру все успехи колхоза. И большинство из них, конечно, не знало истинных целей Сакая.

Время шло… И надо сказать, оно изменило Тимера, не устоявшего перед славословием: он стал самоуверенным и даже высокомерным.

Случай, показавший это, не заставил себя ждать.

Булат Уметбаев все затягивал со сдачей хлеба государству. Узнав об этом, Тимер рассвирепел и, сильно ударив кулаком по столу, приказал:

— Вызовите сейчас же его ко мне!..

Султанов, бывший в правлении, нарочито вздрогнул от стука и крика и, заикаясь, пробормотал:

— Ты, браток, того… На прежних старшин вроде походить начал.

— Со злыми людьми и самому злым надо быть!

Султанов промолчал. Тимер все равно ему противоречит, не соглашается с ним. Это необходимо как-то использовать. Пусть поершится молодой петушок, сколько бы он ни хохлился, а орлом все едино не станет.

А Тимер продолжал говорить резким тоном: