Александр Грачёв - Сторожка у Буруканских перекатов [Повесть]

Дело в том, что в характере Вальгаева были скрытность и подозрительность. Он словно боялся, что у него выкрадут секрет его изобретения. Когда Вальгаев докладывал на Ученом совете о своем аппарате, он характеризовал его такими общими словами, столько недоговаривал, что приобрел множество недоброжелателей среди специалистов. В сущности, толком никто не знал всех деталей и тонкостей его изобретения, а тот, кто хотел узнать, получал маловразумительный ответ: аппарат должен заменить рыбоводные заводы, так как очень прост, не требует капитальных затрат и может быть заложен на любой нерестовой речке любым мало-мальски сведущим человеком. Среди сторонников заводского рыборазведения кеты он тем самым приобрел себе ярых противников.

Управившись с икрой и ожидая, пока она «набухнет», Вальгаев подозрительно спросил Колчанова:

— Ты по какому делу?

— По самому важному, — ответил Колчанов, улыбаясь. Он уже знал характер Вальгаева. — Познакомиться с твоим аппаратом.

Вальгаев долго молчал, помешивая икру. Потом коротко бросил:

— Он еще не готов…

— Ты же летом говорил, помнишь, когда были на Ученом совете, что хотел испытать его в производственных условиях.

— Ну, говорил. Так что же? Я сам, что ли, не в состоянии испытать его? — он покосился на Колчанова.

— Ну ладно, Матвей, — примирительно сказал Колчанов. — Об этом потом, на досуге поговорим, а сейчас хоть покажи, как и где ты закладываешь икру.

— Хочешь, обижайся, Алексей, хочешь — нет, — решительно заявил Вальгаев, — а показывать тебе ничего не буду.

— Да ты это серьезно?

— А почему же не серьезно?

— Так это же смешно!

— Кому смешно, а мне нет. Я не понимаю, что тут смешного? — вдруг возмутился Вальгаев. — Изобретение мое, никто мне не помог, когда нужно было, а теперь…

С этими словами Вальгаев подхватил таз с икрой и по-медвежьи зашагал к выходу. У дверей оглянулся, увидел Колчанова, идущего следом, недовольно спросил:

— Идешь все-таки?

— Иду.

— Ну и черт с тобой, иди, все равно главного секрета не поймешь.

— Так я уже знаю его, Матвей, ты же летом сказал мне о нем.

— Разве?

— Ты что, не помнишь?

Вальгаев только громче засопел и ничего не ответил. У входа в следующий цех буркнул:

— Теперь помню. Но я в соавторы тебя не возьму, понял?

— Да мне вовсе не нужно это, Матвей, как ты не поймешь?

— Какая же тогда нужда пригнала тебя?

— А вот сейчас расскажу.

Вальгаев прошел со своим тазом в самый дальний угол цеха, и Колчанов увидел в полумраке штук тридцать небольших ящиков, стоявших в проточной воде. Одни были заполнены галечником, другие стояли еще пустыми. Вальгаев достал один из них. На дне ящика Колчанов увидел сетку, поверх которой из стенок торчали два кончика резинового шланга. Вальгаев быстрыми привычными движениями устелил дно песком, потом галечником и, захватив пригоршню икры, рассыпал ее по галечнику. Так он проделал несколько раз…

Выслушав тогда рассказ Колчанова о причинах, приведших его сюда, Вальгаев, как всегда, долго молчал. Потом сказал:

— Испытывать — это дело другое. Иди пиши расписку, что заимствуешь у меня этот метод и не претендуешь на соавторство. Переодевайся и будешь мне помогать, а заодно и изучишь все дело. Только учти, у меня еще не найдена одна важная штука. — Он засопел, опустил в воду ящик, до краев наполненный галечником. — До весны! — сказал он, словно прощаясь с икрой.

— А не раздавит икру, которая внизу находится? — спросил Колчанов.

— Ты не знаешь разве, что одна икринка выдерживает груз в девять килограммов? — Вальгаев недовольно покосился на Алексея.

— Знаю, и потому подумал, что груз-то большой слишком.

— Не-ет, тут все рассчитано.

— Так какая же штука не найдена, говоришь?

— Выход малька из ящика. Приходится освобождать его.

— Найдем, — уверенно сказал Колчанов. — Что-нибудь придумаем.

Почти неделю прожил в ту пору Колчанов на рыбозаводе, помогая Вальгаеву закладывать опыты и изучая все тайны его изобретения. А тайн этих оказалось немало. И главная из них состояла в том, что в производственных условиях, в натуре, аппарат должен был быть совсем не таким, как сейчас. Если в ящик закладывалась икра одной кеты — до трех тысяч икринок, то в аппарат, сооружаемый на нерестилище, предполагалось закладывать до одного-двух миллионов икринок. Интересно было решение и такого, можно сказать, главного элемента инкубации, как снабжение икры чистой проточной водой. Известно, что кета закладывает свой нерестовый бугор только там, где имеются родники, обеспечивающие поступление к икринкам чистой воды без механических примесей — ила, песка, мелкого мусора. Вальгаев в точности воспроизводил родник, который бил снизу, приспособив для этого надежный фильтр — слой чистого речного песка.

Но было и такое, что вызывало серьезные сомнения в пригодности аппарата вообще, когда он будет заложен в производственных условиях. Как уже сказал сам Вальгаев, еще не решен был вопрос самостоятельного выхода малька из аппарата. Если он не мог выйти из ящика сравнительно маленького, то вдесятеро труднее решить это в аппарате, вмещающем один-два миллиона икринок. Ведь в естественных условиях нерестовый бугор является не только «родильным домом» лосося, но и его убежищем в первый месяц жизни. Отсюда он выходит на поиски пропитания и здесь же укрывается при появлении опасности. Далее, неясно было, как организовать питание одного-двух миллионов мальков на маленькой площади. В естественных условиях нерестовые бугры, как правило, рассеиваются на сравнительно большой территории. Часто пищей малькам служат не только хирономиды, растительные крохи, но и разложившиеся тушки прошлогодних лососей. В новых условиях нужна будет искусственная подкормка. Из чего она должна состоять и в каком количестве потребуется, — этого не знал и сам Вальгаев. Наконец, не найден был способ защиты аппарата от промерзания.

И вот Колчанов вновь едет к Вальгаеву. Чем-то Матвей встретит его? Что теперь у него нового? Ведь прошла зима, закончена еще одна серия опытов. А вдруг техника инкубации икры уже отработана окончательно? Ведь тогда нужно немедленно начинать подготовку к закладке аппарата, а Колчанов связан по рукам и ногам руководством экспедицией. Да и после завершения ее работы ему придется немало повозиться с научным отчетом. Ах, как нескладно все получается!..

Поезд вышел из Хабаровска во втором часу дня. Прогрохотав по гигантскому мосту через Амур, он вырвался на бескрайний простор припойменных лугов и перелесков левобережья.

Колчанов и Пронина стояли у окна в коридоре, любуясь зеленым привольем березовых рощ, первыми цветами, пробегающими мимо вагона.