Александр Грачёв - Сторожка у Буруканских перекатов [Повесть]

— У тебя борода тоже жесткая, как у меня. Мне бриться — прямо пытка.

— На хорошей почве — хорошая растительность, — шутил Толпыга, подставляя подбородок под помазок и выпячивая острый, смуглый кадык.

Когда одна щека уже была выбрита, Владик вдруг спросил:

— Вот ты, Шурка, говоришь, что тебе нравится Васена. Я тоже по уши влюбился в Веру. А за что тебе нравится Васена?

— Ну как — за что? — удивился Шурка. — За красоту. — Он помолчал, потом, пока Владик вытирал бритву, скороговоркой объяснил: — Понимаешь, она мне нравилась с самого детства. Такая тихая, скромная и простая. А очень умная девушка. Понимаешь? — слово «понимаешь» он повторял обычно тогда, когда ему трудно было что-то объяснить.

— А ты говорил ей об этом? — с укоризной спросил Владик.

— Не умею я, понимаешь. — Шурка сокрушенно вздохнул. — Вот иной раз думаю: пойду, отзову прогуляться и скажу, а когда до дела доходит, у меня начинают, понимаешь, поджилки дрожать.

Владик рассмеялся:

— Видно, плохо любишь, если тянешь. Гляди, кто-нибудь уведет ее у тебя из-под носа.

— Да? Надо, понимаешь, что-то делать, — покорно согласился Шурка. Дождавшись, пока Владик выбрил ему подбородок, он усмехнулся, сказал: — Знаешь, чего я боюсь? Выслушает, посмеется и даст от ворот поворот. Вот будет обидно. А мне больше никого не надо…

Потом он брил Владика, прикусывая нижнюю губу и посапывая. Когда дело было закончено, Владик предложил:

— Отнеси зеркало в лабораторию, оно оттуда.

Дверь в лабораторию вела из кухни-прихожей. Едва открыл Толпыга ее, как сразу же и остановился; там у микроскопа сидела Васена… Отступать было поздно, и Толпыга смело перешагнул порожек. Лицо его полыхало румянцем.

— Слышала?.. — опуская глаза, тихо спросил он.

— Слышала, Шура, все слышала…

Только теперь Толпыга увидел на ее глазах слезы.

— Ты чего, Васена? — с испугом спросил он, — Я тебя обидел?

— Нет, Шура…

Она решительно встала и смело подошла к нему. Лицо ее сияло счастьем и было такое светлое, такое бесконечно дорогое Шуркиному сердцу…

Осень роняла в реку золото кленовых и березовых листьев. Холодные, хрустально-прозрачные потоки Бурукана, играючи, ткали из них на коловертях ковры, а потом, в ближайшей заводи, выбрасывали на галечник. Вороха былого наряда прибрежных лесов лежали теперь ненужной рухлядью по берегам реки. Но в иной день вся река вновь покрывалась яркой пестрядью листвы, и тогда зеркальная гладь воды не столько отражала пламень разряженной тайги, сколько сама как бы надевала свой последний предзимний торжественный убор.

На Сысоевском ключе страдная пора — идет закладка икры в аппараты Вальгаева. У сооружения, похожего на миниатюрные шлюзы, спускающиеся двумя уступами вниз по течению, копошится почти вся бригада. Из палатки, стоящей рядом на берегу и громко называемой «цехом», то и дело выносят тазы с оранжевым горохом «набухшей» икры. Икру высевают в воду на галечник, толстым слоем рассыпанный по металлической сетке. Сев ведут только двое — Вальгаев и Колчанов. Из-под галечника, едва заметно, бьют ключики прозрачной как слеза воды. Такой она стала после того, как прошла у верхней стенки «шлюза» через фильтр — толстый слой песка. Вальгаев работает молча, только громко сопит. В болотных сапогах-бахилах он по-медвежьи бродит вокруг «шлюзов» выше колен в воде, горсть за горстью искусно бросая оранжевые зерна в воду. Следом идет Владик с ведром, засыпая икру ровным слоем галечника, — так это делает рыба. Тереха и Дундук — на подноске галечника.

Из «цеха» то и дело слышится голос Кешки Гейкера или Сергея Тумали:

— Кончилась кета!

Они и Лизутка Калинкина под руководством Петра Григорьевича заняты тем, что извлекают из кетин икру и молоки, перемешивают в небольшом деревянном лотке и выдерживают ее там до «набухания». Рядом с ними Шурка Толпыга; ловко орудуя ножом, он вырезает у кетин жабры, а рыбу укладывает в бочонок и посыпает солью. Васена и Верка подносят кету от садка-ловушки к «цеху».

Садок-ловушка — на самом устье Сысоевского ключа. Это нехитрое сооружение сделано так, что кета, заходящая в ключ, никак не минует садка — туда ее направляют два ряда вбитых в дно кольев. Медленно накапливается кета в садке. Слишком мало ее заходит в Сысоевский ключ, чтобы можно было бесперебойно засевать икрой инкубаторы, — ведь каждый из них рассчитан на два миллиона икринок. У садка-ловушки все время дежурят Гоша Драпков и Тамара Бельды — неразлучная пара. Детская непосредственность и беззаботность в их отношениях сразу бросаются в глаза, если понаблюдать со стороны за ними. Вот они сидят рядышком на корме лодки, склонив головы над водой. Говорок, то и дело пересыпаемый смехом, журчит, журчит, как веселый поток звонкоструйного ключа.

— Зашла! Кетина зашла! Тише! — шипит Гоша.

В прозрачном потоке видна крупная рыбина, которая, как тень, скользит в треугольной загородке садка. Она прошлась вдоль ряда кольев и, заметив движение вверху, бешено заметалась. Гоша и Тамара замерли, и кета успокоилась.

— Самка, — шепчет Тамара. — Уже восемьдесят третья, — добавляет она, записывая в тетрадь. — А самцов — сто два…

— Значит, если считать по три тысячи икринок в кете, — рассуждает Гоша, — то заложили уже двести пятьдесят тысяч икринок. А нужно шесть миллионов, — озабоченно вздыхает он. — Не наберем тут…

На этом деловой разговор кончается. Тамара подперла ладонью подбородок, в упор влюбленно смотрит в лицо Гоши, спрашивает:

— Гошенька, почему у тебя один глаз уже, а другой — шире?

Гоша растерянно моргает глазами, с удивлением смотрит на Тамару.

— Не-ет, у меня правильные глаза, — уверяет он. — Это, должно быть, от солнца…

Тамаре, может, и в самом деле так показалось, но ей хочется смотреть на него, и ее миловидные темные глаза останавливаются на каждой черточке Гошиного лица.

— Еще, еще кета… — шепчет Гоша, беря за руку подругу. — Тише!

На этот раз в садок заходят сразу три кетины, за ними следует еще небольшая стайка рыб. Им становится тесно в садке, они мечутся в поисках выхода, тычутся между кольями, пытаются подкапывать грунт.

— Хватит, ловить надо, — говорит Гоша. — Кричи девчатам, чтобы шли за кетой.

Ловко орудуя сачком, он начинает выхватывать из садка одну рыбину за другой. Серебряный блеск чешуи, каскады брызг. Вскоре в лодке трепыхается горка рыбы. Не дожидаясь, пока лодка причалит к берегу, Верка и Васена почти по пояс входят в воду и торопливо тащат лодку к берегу. Удивительно удачно спаровались в труде Верка и Васена. Кажется, никто в бригаде не работает так энергично, как эти две разнохарактерные девушки. С тех пор как началась закладка икры, которая требует четкой и слаженной работы, девушки делали все бегом. Вот и сейчас, быстро покидав рыбу в носилки, они почти бегом направились к инкубаторам, находившимся метрах в ста пятидесяти. Кета очень, как говорят, «квелая» рыба: она быстро засыпает, вынутая из воды. А ведь в цехе нужно определить — созрела ли она. Если нет, ее опускают в небольшой садок возле инкубатора, где она «дозревает». Но еще не было случая у Верки и Васены, чтобы они принесли снулую рыбину.