Александр Грачёв - Сторожка у Буруканских перекатов [Повесть]

— Ну, угощайте свежей икоркой, — распорядился Кондаков, доставая из кармана бутылку и ставя ее на опрокинутый вверх дном пустой бочонок, принесенный сутулым из лодки.

Скоро на бочонке появились алюминиевая миска, доверху наполненная икрой, краюха хлеба, ложки и две кружки. Для себя Кондаков достал из кармана стакан. Он сам разливал водку.

— Ну, что ж, за хороший улов, — сказал он, поднимая стакан.

— С богом, Трофим Андреевич, — заюлил сутулый. — За нашу с вами старую дружбу.

Закусывали икрой, черпая ее полными ложками.

Первым нарушил молчание бородатый.

— Там у вас не слышно про эту бригаду… шайка-лейка? — спросил он Кондакова.

— Я уже говорил Андрею Федотовичу, — отвечал Кондаков, — чтобы днем не показывались пока на речке. Колчановская фифа приехала на стан, так что они со дня на день могут появиться тут. Переходите на ночной лов. И вообще побыстрее свертывайтесь: там, вверху, могут заметить, что рыбы мало…

— Так мы же для себя еще ничего не поймали! — с затаенной обидой воскликнул бородатый. — Пока что на вас только работали…

— Ты, борода, не проливай тут крокодиловых слез, — со смехом, но властно заметил Кондаков. — Креста, видать, на тебе совсем нет. Уж я знаю, сколько вы поймали. Самому тоже надо совесть иметь. Можно сказать, наживаешься, а благодаря кому? И еще плачешься!

— Да я ничего, — поспешно сдался бородатый. — Я вообче…

Когда бутылка и миска были опорожнены, Кондаков грузно поднялся.

— Ну, где там мои бочата? — спросил он, сыто выпячивая живот, и эффектно щелкнул портсигаром, достав из него папиросу.

— Вы пока посидите, посидите, Трофим Андреевич, — лебезил сутулый, суетливо направляясь к бочонкам. — Мы их сами постаскаем. Степаныч, бери тот, а я этот. А потом откатим брюшки.

Кондаков снова уселся на чурбан, сладко потягивая папиросу.

Ребята лежали, как на иголках. Гоша и Толпыга порывались либо угнать лодки и этим лишить Кондакова возможности попасть на катер, либо просто выйти к костру и, как предлагал Гоша, объявить всем, что они арестованы. Только Владик оставался спокойным и молча грозил другим кулаком: «Перестаньте!» Но едва браконьеры ушли от костра, он приказал:

— Пошли!

Они легко перепрыгнули через ручей и предстали перед озадаченным рыбинспектором.

— Здравствуйте, — спокойно сказал Владик.

— Здравствуйте, — нехотя процедил Кондаков. Он старался казаться равнодушным, но в подпухших его глазах читался страх. — Что скажете, друзья? — спросил он, с огромным усилием овладевая собой.

— Скажем то, чтобы вы, гражданин Кондаков, завтра же сдали на рыбозавод икру и брюшки, которые хотели присвоить, — ровным ледяным голосом сказал Владик.

— A-а, шпионите, сопляки! — с негодованием рыкнул Кондаков. — Сидели подслушивали?!

— Ошибаетесь, не шпионили, а ловили браконьеров, в том числе и таких титулованных, как вы.

— Пошли вон отсюда, негодяи, иначе я перестреляю вас! — взревел Кондаков, хватаясь за правый карман дождевика. — Я вам покажу, как устраивать слежки за рыбинспекторами!

Но никто из ребят даже с места не тронулся, хотя Гоша почувствовал, что у него дрожат колени.

— Всех не перестреляете, — проговорил Владик. — Нас охраняет вся бригада.

Кондаков вдруг захохотал с деланной веселостью.

— Фу ты, да я же пошутил, ребята. Думаю, дай-ка проверю, струсят мои орлы-общественники или нет. Молодцы! Объявляю вам благодарность, завтра отмечу в приказе по району.

Ребята широко открытыми от недоумения глазами смотрели на перевоплощение Кондакова. А тот продолжал:

— Колчанов тоже здесь, в засаде?

— Да, он на берегу, — соврал Владик.

— Молодец! — воскликнул Кондаков. — Недаром я его натаскивал столько лет. Ну, что ж, мне пора. — Он поднял руку и посмотрел на часы. — Половина второго.

— Прошу вас немного задержаться, — как ни в чем не бывало сказал Владик. — Вы подпишете акт о расхищении всенародной собственности — наших природных богатств.

— Э-э, тут уж вы превышаете ваши полномочия, ребята, — весело возразил Кондаков. — Когда на месте задержания браконьеров находится сам главный районный инспектор рыбвода, инспекторам-общественникам делать нечего, он сам в состоянии управиться.

На шум из кустов выбрались браконьеры. Они угрюмо смотрели на невесть откуда взявшихся ребят.

— Браконьеров поймали не вы, а я, — продолжал между тем Кондаков, — и я волен поступать с ними так, как того требует закон.

Владик достал из кармана ученическую тетрадь, примостился у костра и, не обращая внимания на Кондакова, сел писать акт. Вместо Владика вступил в разговор Толпыга.

— А разве закон требует, чтобы вы брали калым с браконьеров? — спросил он мрачно.

— Калым? — изумился Кондаков. — Я вижу, ты совсем рехнулся, Толпыгин. Я изъял продукцию у браконьеров! Понятно тебе? — повысил он голос.

— Зачем же вы обманываете? — не выдержал Гоша. — Мы же все слышали и видели.

Между тем Владик написал акт. Так как браконьеры отказались назвать свои фамилии, Владик записал те имена, которыми они называли друг друга.

— Прочтите и подпишите, — сказал Владик, протягивая тетрадь Кондакову.

Тот долго читал написанное, вымученно усмехнулся, потом спокойно разорвал тетрадь пополам и бросил в огонь.

— Вот так, понятно? — спокойно резюмировал он.

Владик так же спокойно сказал:

— Ну что ж, завтра будем объясняться в райкоме партии. Пошли, ребята.

Они скрылись в лесу, не сказав на прощанье ни одного слова. Только под елью, где они остановились, Владик возбужденно прошептал;

— Скорее на моторку и в село, за милицией. Браконьеры без винтов не уйдут никуда.

Через полчаса они уже мчались на своей лодочке вниз по течению темного Бурукана, оглашая ночную тишину ровным жужжанием мотора.

А тем временем на Чогоре произошло событие, которому немало подивились бы ребята из бригады, а еще больше, наверное, сам Колчанов, будь все они здесь: попутным катером сюда приехала Надя Пронина.

Сторож рыбацкого стана Савелий Никитич, в единственном числе встретивший гостью, конечно, не был особенно удивлен — мало ли кто приезжает на биологический пункт! Он сообщил, что все на Бурукане, отдал Прониной ключи от домика под утесом, помог ей донести два чемодана, а сам занялся своими делами — ремонтом бригадной конюшни. Что касается гостьи, то она вошла в колчановскую комнату, упала на раскладушку и разрыдалась. Нет, это не были слезы горечи. Это были слезы радости, облегчающие душу после стольких страданий, оставшихся позади.

Решение вернуться на Чогор зародилось у Нади Прониной еще в тот трудный день, когда она так нелепо покидала его. Окончательно созрело это решение в Хабаровске. Там и решился вопрос: подводная энтомофауна озера Чогор, как и Бурукана, — «неразрезанный том творений природы», как сказал бы Николай Николаевич Сафьянов. Поэтому потребовалось только одно слово Прониной, чтобы тотчас же в институте согласились послать на Чогор энтомолога.