Пётр Столповский - Про Кешу, рядового Князя

— Подумаешь, — бормочет Князь.

Ему не по душе менторский тон Галки. Сплошное ругательство, а не письмо. Можно подумать, что ей приятно отчитывать всяких непутевых, которые дошли до такого нахальства, что пишут ей шутовские письма.

«…Представляю, с каким самозабвением ты врал! Даже не вспомнил, что мой отец военный, и я представляю себе солдатскую службу. Когда я показала отцу твое сочинение на вольную тему, он чуть со смеху не умер. Думаешь, я не догадываюсь, на каком ты счету у своего начальства? Ну, ладно, я не собираюсь тебя перевоспитывать. Что касается меня, то я живу нормально, чего и тебе желаю. Больше мне не пиши, не теряй времени. Все. Галя».

На пороге появляется Калинкин. Взглянув на злое Кешино лицо, он говорит:

— Князь, неужели полный отлуп?

— Что ты понимаешь в этом деле? — психует Кеша. — И вообще, чего ты ко мне привязался? Ты же клялся, что больше не подойдешь ко мне!

— Ничего, она тебе еще вправит мозги, — посмеивается Калинкин, не обращая внимания на злые Кешины слова.

— Да если хочешь знать, я ей случайно написал, ради хохмы! — кипятится Кеша.

— Заливай! Видели мы таких зайцев.

— Да?! — не на шутку заводится Князь. — А ты это видал?

Он быстро достает из нагрудного кармана Галкину фотографию и рвет ее на клочки.

— Ты что, с ума сошел? — кричит Калинкин. — Вот ненормальный! Хоть бы посмотреть дал.

— На, смотри! — Кеша ловко сует обрывки фотокарточки Калинкину за пазуху и уходит.

— Кеша, я ж не хотел, — оправдывается вдогонку Калинкин.

Он достает из-за пазухи обрывки и разглядывает самый крупный. На нем — глаз, половина носа и край локона. Заинтересовавшись, Калинкин составляет на скамейке клочки.

— Ненормальный, — ворчит он. — Такую красотку в расход пустил…

Кеша не чувствует никакого раскаяния. Зачем ему сержанты в юбках? С него хватит и одного. Другое дело — Женя. У нее папочка тоже военный, но сама она в сержанты не собирается. Уж она не станет строить из себя черт знает что в золоченой рамке.

Кешины мысли полностью переключаются на Женю, а Галка словно бы остается на другом берегу, куда Кеша больше не поплывет. Одна беда: Женя, наверно, и не вспоминает о каком-то там князе Иннокентии. Увидеться бы с ней. Он уже не будет олухом царя небесного, он знает теперь, о чем с ней говорить.

«А если ей написать? — осеняет Кешу. — На школу. Это мысль! Без трепа, конечно, написать, тут же совсем другой случай…»

Кеша идет в Ленинскую комнату, садится за стол и начинает царапать письмо. Но нужные слова никак не хотят выползать из головы. До чего же трудно выкладывать на бумагу то, что гнездится у тебя в душе!.. Начало никак не выходит. Кеша комкает лист за листом и рассовывает их по карманам — боится забыть на потеху ребятам.

Наконец Кеше удается выразить свои чувства более-менее сносно. Поставив точку, он только тут замечает, что в другом углу сидит Калинкин и тоже катает письмо.

— Я же говорил, что напишешь ей, заяц, — ехидно замечает Калинкин. — Все вы такие.

— Да не ей написал, балда! Другой.

— Ничего себе, Дон Жуан! Одну в расход пустил, второй письма шлет, а в поселке школьницу про запас держит. Надо тебя еще раз на собрание выволочь — за сердцеедство.

— Выволакивай, — самодовольно отвечает Князь, заклеивая конверт. Ему не хочется разочаровывать Калинкина, пусть думает, как ему нравится. — Сходим на почту?

— У нас есть куда письма опускать.

— Парни говорят, из нашего ящика стали редко вынимать. У старшины отпросимся и смотаемся. Рядом ведь.

— Ладно, только сам будешь отпрашиваться.

Кеша стучится в двери каптерки.

— Войдите!

Кеша знает, чем пронять папу Тура. Он переступает порог и так звонко щелкает каблуками сапог, что аж пяткам становится больно. Тур до страсти любит этот звук. Лихо взяв под козырек, Кеша отчеканивает:

— Товарищ старшина, разрешите обратиться!

Калинкин, который маячит в дверях каптерки, качает головой: вот это выправка! Откуда что и взялось. Кешина выправка и старшине по душе. Он даже сам невольно становится во фрунт.

— Обращайтесь!

Тут Кеша делает вид, что ему совестно своей просьбы. Он даже косится на дверь — не уйти ли, дескать.

— Ну-ну, в чем дело, Киселев?

— Понимаете, товарищ старшина, письмо матери написал и целую неделю в кармане носил.

— Что, опустить забыли?

Князь делает вид, что ему невозможно хочется провалиться сквозь пол каптерки.

— Нехорошо получается, — корит Тур. — Мать одна, ее нельзя забывать. Она у вас немолодая, наверно?

— Немолодая. Болеет.

— Ну вот! Ох, дети, дети… Так что же от меня нужно?

— Товарищ старшина, чтобы скорее дошло, нужно на почту отнести. Можно, мы с Калинкиным смотаемся?

— А что, Калинкин тоже забыл опустить письмо?

— Да вот, вместе писали и вместе до сих пор носим.

— Еще один примерный сынок! Не стыдно вам обоим?

Калинкину остается только хлопать глазами. Не трепач ли этот Князь? Съездить бы ему по шее, чтоб не клеветал на порядочных людей…

— Ну, что ж с вами делать, — разрешает Тур. — Только чтоб одна нога здесь, другая там, ясно?

— Так точно!

Почта недалеко — от казармы видна. Она возглавляет улицу офицерских домов.

— Когда ты дурака перестанешь валять? — злится Калинкин. — Кто тебя просил за меня врать?

— Ты сам не умеешь, я и решил тебе удружить.

— Спасибо, удружил. Не понимаю, зачем я с тобой все время связываюсь? От тебя, кроме вреда, ничего не бывает.

Во дворе крайнего офицерского дома Кеша замечает девушку, которая развешивает на веревке белье. Не Женя ли это? Сегодня суббота, могла приехать на выходной.

Ослепнуть Князю на оба глаза, если это не она! И фигура ее, и движения, и прическа!

— А правда, Миша, чего ты за мной увязался? — спрашивает вдруг Кеша. — Как хвостик, даже стыдно за тебя.

От такой неслыханной наглости Калинкин замирает на месте.

— Я — за тобой?! Да ты ж сам уговаривал меня!

— Такой ты и есть, — с презрением говорит Кеша. — Помани тебя пальчиком, ты и побежишь куда угодно.

— Да ты… Знаешь, кто ты есть после этого? Тьфу на тебя!

Калинкин круто поворачивается и шагает назад.

— Письмо хоть давай опущу!

— Обойдусь без трепачей!

Нехорошо, конечно, получилось, но что поделаешь, если это действительно княгиня Евгения. Не может же он к ней на пару с Калинкиным… А Калинкин парень отходчивый, он простит.

С замиранием сердца Кеша подходит к штакетнику. Женя не видит его. Покрасневшими от холода руками она развешивает белье. Движения рук совсем взрослые — плавные, изящные. Кеше кажется, что нужно долго тренироваться, чтобы так красиво развешивать белье. И вообще он считает все эти полотенца, наволочки и пододеяльники страшно счастливыми, потому что их развешивает Женя. Князь, возможно, жалеет, что его не прополоскали вместе с этим бельем, не выжали и не развешивают сейчас на веревке.